*Сент-Луис: клуб "Сны инкуба"*

Это была теплая весенняя ночь, одна из тех немногих, что подарила Принцу Сент-Луиса ту редкую возможность остаться наедине с собственными мыслями вдали от праздной суеты, что плясала на улицах вампирского квартала каждую ночь. Потоки туристов, выступления, финансовые вопросы, костюмы, издержки, затраты, выделение средств на незапланированные расходы... все это в конечном итоге меркло перед тем, что было вампиру по-настоящему важно. И ему требовалось время... Время и место, чтобы привести в порядок свои мысли. Чтобы привести в порядок свои собственные чувства. Они играли всеми красками, и устраивали внутри целую бурю эмоций, которую вампир так не хотел усмирять. Было странно, но он уже давно не поддавался таким ощущениям... Душа, томящаяся веками в немертвом красивом теле, уже давно должна была очерстветь и поддаться той самой человеческой заразе, что свойственна даже вампирам, - скуке. Все рано или поздно приедается, все рано или поздно становится скучным и не находит более прежнего трепетного отклика где-то глубоко внутри. Но вампир шел наперекор самому себе. Постоянно приводя в движение собственные интересы, он раскручивал колесо, заставляя самого себя двигаться вместе с ним. Двигаться, чтобы жить, а не существовать. Двигаться, чтобы получить то, что в конечном итоге не удастся получить ни одной смертной и ни одной бессмертной душе.

Клуб "Сны инкуба" расположился ближе к окраинам города, на другом берегу величественной Миссури. Направленность шоу этого заведения была эксцентричной и мало кому приходилась по душе, но именно здесь Жан-Клод находил свой собственный своеобразный покой. Он никогда не выступал здесь, на сцене никогда не проводились шоу с его участием, но каждый артист выполнял свою работу безупречно, опасаясь подвести своего Мастера. Его не дергали и не отвлекали, и Жан-Клод позволил себе вольность лечь на небольшой кожаный диван в своем кабинете. В помещении горела лиim одна настольная лампочка, порождающая причудливые тени на стена. А вампир совершенно раслабленно согнул одну ногу в колене, а кисти руки позволил безучастно свисать с широкого сидения и касаться длинными пальцами идеально чистого паркета. И все же его приятно взволнованное состояние омрачалось тяжестью минувших событий... приводя закон равновесных сил в движение. Всегда существовала вторая сторона медали, всегда существовало то, чем ни в коем случае нельзя пренебрегать.

Он любил свою дочь. И, вернув ее в Сент-Луис однажды, он негласно пообещал защищать ее... Но уже в который раз Принц был так близок к тому, чтобы потерять ее. Опять. Он боялся этого и жгуче ненавидел тех, кто раз за разом пытался забрать ее у него. Они ведь никогда не оставят ее в покое... Они никогда не оставят в покое и его. Если он уже наконец не сделает что-нибудь, не придумает, как же все-таки обезопасить себя от не знающих меры созданий. Мысли углубились в дни, давно минувшие, пытаясь найти ответы на не заданные вопросы, найти решения всего этого водоворота напастей, что с каждым годом, с каждым месяцем лишь множились, не давая вздохнуть. И потому так неожиданно возникшее давящее метафизикой ощущение заставило мужчину замереть на месте и широко распахнуть синие глаза. Перед взором расширялся искусной работы потолок, но вовсе не его сейчас видел Принц. Его внутреннее зрение, что охватывало всю территорию его владений, судорожно пыталось фокусироваться на появившемся в его поле Мастере вампиров. Но он не мог увидеть его лица, не мог идентифицировать личность по одному лишь всплеску метафизики где-то на окраинах города. Он мог лишь указать примерное местоположение. "Это снова происходит..." - единственная отчетливая мысль в водовороте других прочих и не самых радужных. Жан-Клод не знал сколько времени пролежал так, отслеживая передвижения новоприбывшего вампира. И делал это скорее неосознанно, словно бы одной силой мысли желал заставить чужака испариться, исчезнуть с его территории и не приносить еще больших проблем в его город.

И даже звук мобильного телефона, тихий-тихий, но вполне улавливаемый вампирским слухом, не смог отвлечь вампира от столь яркого желания избавиться... Но все же кисть руки устало шевельнулась и поднялась кверху, к груди, а после - ко внутреннему карману пиджака. Как бы то ни было, в плане ответственности Жан-Клод был слишком щепетилен. Ни один звонок никогда не оставался без внимания, и вампир усталым жестом надавил на кнопку прослушивания входящего голосового сообщения.

Он мог ожидать кого-то угодно или каких угодно новостей, но чего он точно не ожидал услышать, так это голос Ашера. Несомненно, тембр и интонации принадлежали ему, и Жан-Клод с удивлением для самого себя обнаружил, что где-то под ребрами встрепенулось тянущее чувство облегчения. Как же все-таки этот вампир умел выбирать подходящие моменты. Этого было не отнять у давнего друга Принца города. И инкуб невольно усмехнулся, понимая, что незваный гость на его территории ему уже очень давно знаком. Наверно, было бы крайне самонадеянно заявлять, что Жан-Клод всегда знал, что Ашер обязательно вернется. И подсознательно инкуб ждал этого момента. Терпеливо и безучастно, давая золотоволосому вампиру право выбора, давая тому возможность разобраться. Или в себе, или же с самим собой. И вот этот момент настал - Ашер переступил порог Сент-Луиса, и Принц не нашел ни единой причины отказывать ему во встрече.

Гордость? Нет... Самолюбие, обида или ненависть? Тоже нет... Как бы Ашер не пытался, у него не получалось вызывать в инкубе все эти пагубные чувства. Единственное, пожалуй, чего ему все же удалось добиться, - это усталости, что тонким шлейфом следовала за своим хозяином. Но Принц, однако, двигался сейчас к нему навстречу. Сидя на заднем сидении мерседеса бизнес-класса, Жан-Клод то и дело раскрывал телефон и пробегался взглядом по напечатанному на экране адресу. Он уже давным-давно запомнил его, выучил наизусть, даже не прилагая к этому особых усилий... Он просто все пытался представить - что же в этот раз движет его давним другом. Какой эмоцией сегодня тот его наградит.

*Сент-Луис: окраины*

Машина остановилась метрах в двадцати от указанного адреса. Выбранное место было трагически увлекательным. Полуразрушенные и заброшенные вереницы домов и жизней привели инкуба к заветной цели. Задняя дверь бесшумно отворилась, и на тротуар ступила знакомая стройная фигура во всем черном. Прохладный ветер, несмотря на весьма теплую ночь, трепал полы черной ткани легкого плаща, сшитого только для того, чтобы еще сильнее подчеркивать все достоинства. Точно так же он касался и коротких волос инкуба, к которым Жан-Клод еще и сам не до конца успел привыкнуть. Чуть волнистые пряди спадали на лоб и кончиками ласкали точеные скулы, уши, кончик носа от хаотичных порывов ветра... и, конечно же, мелькали перед глазами, но это ничуть не мешало Жан-Клоду видеть. Стоять в отдалении, заложив руки в карманы тонкого плаща, и наблюдать за сидящим на ступенях Ашером. Он приехал, откликнулся на его зов, но теперь, словно бы, не собирался говорить и слова. Его внимательный взгляд перетекал с окружающих пейзажей, что выбрал Ашер, на самою видную персону среди них. Он оценил костюм Мастера львов, оценил его выбор, и где-то на подсознании зазвенела мысль, что такие перемены уже к лучшему.

Жан-Клод был осторожен. Он всегда был осторожен... особенно со своими давним другом. Ему пришлось пройти огонь, лед и медные трубы, чтобы вернуть былое доверие Ашера, скрасить его уже много лет терзающую сердце боль утраты. И не только горячо любимой Джулианны. В то злополучное время, в объятиях религиозных фанатиков он лишился практически всего. Силы, что дарила ему метками связанная с ним женщина, друга, что оказался слишком далеко для возможности помочь и... завидной красоты, благодаря которой Ашер всегда был предметом желаний не только смертных женщин, но и видавших видов вампиров всех возрастов и гендерных принадлежностей. О его внешности ходили небывалые слухи, и каждый в тайне мечтал хотя бы одним глазком коснуться всего этого великолепия. И Ашер знал это. Знал, что от его красоты захватывает дух, а сознание неосознанно начинает генерировать всевозможные фантазии. Определенно, эффект этих фантазий у везунчиков, которым повезло попасть в объятия золотоволосого вампира, закреплялся столь же неординарной его способностью, как и сам вампир. Но... Ашеру завидовали в равной степени так же, как и желали. Жан-Клод всегда знал это, хоть никогда и не был одним из тех завистников. Он неоднократно замечал эти опасные огоньки в глазах искусных льстецов и обманщиков, в глазах вампиров, умеющих прятать ото всех любые свои эмоции. Кроме этой. Зависть - страшная сила, толкающая не только людей, но и бессмертных на подлые поступки. Она пронырливым червяком сидела где-то в подсознании и медленно, но верно точила его своими зловредными идеями, сравнениями, желаниями быть лучше...

И когда с Ашером случилось несчастье... эти злые рты заговорили, выплевывая наружу весь копившийся десятилетиями яд. Теперь-то они могли самоутвердиться на славу, могли распушиться свои "павлиньи" хвосты. При дворе Белль Морт Жан-Клод наслушался всякого. Своими глазами увидел, как прежде лебезящие вампиры превратились в падальшиков, готовых добивать выбранную жертву до последнего ее издыхания. Принц не мог винить Ашера во всех тех изменениях, что с ним произошли. Злой рок не делает человека лучше, а уж тем более вампира. И каждый раз что-то в его сердце ломалось, и он снова и снова впускал Мастера львов в свою жизнь. Точно так же он пришел и в этот раз, неосознанно и не раздумывая. Как бы сильно мужчина не уставал от странного поведения своего давнего друга, как бы сильно тот на него не злился и не обвинял в грехах смертных... Жан-Клод все равно принимал его. Правильно то было или нет - не ему судить. И ни кому-то другому. Но каждый раз что-то где-то глубоко на подкорке опасливо ожидало того переменного момента, когда путь назад навсегда закроется. Когда уже окончательно завершится их совместная история. И вот сейчас, стоя на пустынной улице, Принц напряженно ждал, понимая, что знание ускользает от него, утекает, как песок сквозь пальцы. И с ужасом осознавал, что совершенно не знает стоящего перед ним вампира.

- ...не смотря на все слухи, которые до меня доходили, ты вовсе не так плохо выглядишь, как ожидалось.

Жан-Клод хмыкнул. Что-то определенно забавное скрывалось в этой фразе. За столько лет существования в этом мире и при дворе Белль Морт, нынешний Принц Сент-Луиса научился выглядеть прекрасно, даже находясь на предсмертном одре.

- А вот со старым другом я бы побеседовал. Без лишних условностей и расшаркиваний... Если же он сам этого захочет.

И вот тут Жан-Клода ожидало то, к чему он, как выяснилось, оказался совершенно не готов. Все тело незримо напряглось, и мужчина поймал себя на том, что все его внимание сконцентрировалось на лице Ашера. На его совершенном. Чистом. Лице. Он несколько секунд неотрывно смотрел на гладкую щеку, где прежде красовались уродливые шрамы, и не верил собственным глазам. На мгновение подумалось, что, возможно, все это лишь иллюзия, уловка разыгравшегося воображения, что нарисовало картинку, опираясь на только что встревоженные воспоминания. Или же... Жан-Клод сузил глаза, словно бы теперь и вовсе не доверяя увиденному. Он был вампиром, он встречал разных персонажей в своей жизни, среди которых были такие, как Эветт, способные выворачивать мозги наизнанку, заставлять верить в то, чего в действительности и не существует вовсе.

Это была намеренная провокационная демонстрация красивого, как когда-то прежде, лица. Уверенный жест, откинувший прядь волос и давший инкубу возможность увидеть все то, что прежде было скрыто. Как же давно Жан-Клод не видел столь простых и привлекающих внимание движений золотоволосого вампира. Как будто бы он никогда и не владел ими прежде. Но он владел. И Жан-Клод хорошо помнил это. Помнил, но уже так давно отвык...

- Он не возражает, - наконец очнувшись от непротяженного ступора, ответил вампир, говоря о себе в третьем лице, словно бы поддержав начатую Ашером игру. - ...Я не возражаю, - чуть склонив голову набок, он выверенным небрежным жестом смахнул с глаз темные пряди чуть вьющихся волос. У Жан-Клода внезапно появилось столько вопросов, но он медлил, осторожничал и как обычно выжидал наилучший момент. - Почему именно это место? - после недолгой паузы поинтересовался он, оглядывая совершенно пустынный и даже в какой-то мере заброшенный район. - Подальше от любопытных глаз?

Искренняя мягкая улыбка тронула уста Принца. Его всегда забавляло то, как Ашер реагировал на его присутствие. Как раньше, так и сейчас. Разумеется, многое в этих реакциях изменилось, претерпело какие-то совсем уже закостенелые метаморфозы, но... многое до сих пор осталось прежним и таким знакомым. Чем-то сейчас взгляд этого золотоволосого вампира швырнул его на многие века назад, в прошлое, в день их той самой первой и роковой встречи. Жан-Клод чуть повернул голову вбок, не отводя взгляда от своего давнего друга, будто бы тем самым мог лучше его расслышать, увидеть и понять. Был ли Ашер тогда таким же как сейчас? Был ли сейчас таким же как тогда? Или это лишь неосознанные желания самого Принца, разум которого уже несколько раз перепахал память и добавил туда какие-то несуществующие ранее моменты.

– Если я позвал тебя на закрытый показ, то это совсем не значит, что я готовлю всеобщую премьеру.

- Возможно, стоило бы. Только представь их изменившиеся и, непременно, вытянувшиеся от удивления лица, - он хмыкнул, говоря про каких-то безликих "них", но Ашеру и не нужно было напоминать имена. Он и сам их прекрасно знал. Разумеется, то была лишь тонкая струна юмора, которую Жан-Клод не постеснялся задеть, но, все же, он не ударил по ней слишком сильно... так, чтобы неприятный звук плетью хлестнул по ушам, сознанию и самолюбию. Впрочем, Принц и не желал задевать нутро Ашера. Только не сейчас. Только не здесь и не так.

– Присядем? Это не кресла твоего кабинета, но с другой стороны, твой плащ испортить невозможно.

Все же, инкуб оказался прав. Ашер был неисправим. Ничто не могло унять его умения и желания острить. Ни шрамам не удалось выкорчевать этот бриллиантовый навык, ни их отсутствию. Принц лишь покачал головой. Не было смысла вступать в полемику и доказывать кому бы то ни было что бы то ни было. Жан-Клод, кажется, уже давным-давно вырос из этого возраста. Закостенел, заржавел и совершенно остыл ко мнению окружающих. Возможно, даже таких некогда близких окружающих, как Ашер. Впрочем, любой навык и любое умение должно было пройти проверку. Со всех сторон и со всеми присущими интонациями. Возможно, именно для этого золотоволосый вампир и появился здесь именно сейчас - сделать Принца Сент-Луиса еще более устойчивым ко... всему.

- Предстал передо мной во всей свой красе ты явно не для того, чтобы обсудить мой гардероб, верно, mon Ange? - его губы вновь тронула улыбка, но теперь в ней явно читались лукавые оттенки. Он опустился на верхнюю ступеньку повидавшего виды крыльца, даже не озаботившись тем, что на нем может быть пыль и грязь. - Что же вновь привело тебя в Сент-Луис? Очевидно, нечто крайне важное, раз ты даже решил обратиться ко... мне? - не было смысла более вуалировать слова. Инкуб увидел Ашера, желающего быть честным и выражать свои мысли, потому и счел как минимум справедливым то, что и ему теперь не придется заменять одни слова другими для более возвышенного и высокопарного общения. К тому же оба вампира прекрасно знали, что последнее их расставание вышло не самым дружелюбным и наполненным недопониманиями и обидами. Отсюда и закономерные вопросы. Возможно, в прошлые разы стоило быть проще и расставить все точки над i. Но, утерянного не вернешь, можно лишь сделать выводы и предпринять меры относительно будущего.

Манерность Ашера вызвала на устах Принца лишь легкую отеческую улыбку, словно бы перед ним вдруг появился не удивительно прекрасный шестисотлетний вампир, а самый обычный мальчик, решивший удивить или же наоборот - разочаровать своего родителя. Однако вот легкое, но крайне досадное ощущение какого-то неуместного при столь неожиданной и желанной встрече сарказма никак не покидало Принца города. И он пока еще не решил, что делать с этим ощущением. И стоит ли вообще что-то делать.

- Я наслышан, что скучать тебе не приходится, но все же решил предложить тебе еще три незабываемых приключения: одного вампира убить, одного возродить и помочь выкрутиться третьему.

Говоря по правде, вампиру сейчас было совсем не до игр и загадок, пусть даже интересных или хоть в какой-то мере интригующих. Поэтому черная бровь инкуба непроизвольно изогнулась в недоуменном удивлении. Все выражение лица мужчины явно свидетельствовало о том, что решать ребусы и предаваться шарадам он в данный конкретный момент времени был совершенно не готов. Как бы собеседнику не хотелось обратного.

- О, ты знаешь всех трех. Одного, кстати, даже весьма и весьма хорошо, но думаю, он тоже способен тебя удивить, - и как будто бы эта фраза все поясняла. Но нет, и вампир, сохраняя выражение лица намеренно недоуменным, внимательно смотрел на своего давнего друга. Он просил за каких-то трех вампиров, очень явно на что-то намекая. Но, зная Ашера... разве бы он стал просить Жан-Клода за кого-то другого, помимо самого себя? Эта догадка заставила инкуба задуматься, и недоумение на его лице стало не таким ярким. Но, все же, совсем не исчезло. Слишком поэтические и завуалированные речи всегда доставляли мужчине некоторый дискомфорт, от подобных игр он уже давным-давно устал и воспринимать их мог, разве что, от членов Совета или их подчиненных. Как, впрочем, его всегда резало по ушам обращение "Жан". Складывалось ощущение, что Ашер намеренно коверкает его имя. И если данный вывод был верный, то у Принца города где-то на подкорке созрел вполне закономерный вопрос - чего на самом деле золотоволосый вампир пытается добиться?

И все же, наверно, более всего остального его позабавила фраза о вампире, что нуждается в убежище. Фраза, прозвучавшая не как просьба и даже не как вероятная возможность,.. а как требование. У Ашера словно бы не оставалось ни единого сомнения в том, что Жан-Клод сделает все по первому же его требованию. Словно бы он может просто так явиться в город и диктовать свои условия. Или же... француз уже слишком сильно отвык от общения с Ашером? И у него на этот счет было совсем иное мнение. А упоминание Присциллы в контексте о самом Принце Сент-Луиса и вовсе возымело какой-то сюрреалистический и совсем нереальный эффект. Какие-то сведения о румынской Принцессе, коими обладал Ашер, теперь что играли главную роль в попытке шантажировать инкуба? Недоумение на лице Жан-Клода вновь заиграло новыми красками. Причем красками какими-то мрачными и не особо эмоциональными. Француз действительно ожидал чего-то иного, возможно даже, - чего-то большего, но наткнулся на те же самые грабли, на которые наступал, судя по всему, уже несколько сотен лет подряд и все никак не мог остановиться.

- Я ушел, Жан, но не отступился, - наверное, вот это должно было объяснить все вышеперечисленное, как и внезапно сменившийся тон. Но почему-то сейчас Принцу Сент-Луиса было совсем не до шуток. Он приехал на встречу со своим давним другом на окраины города, чтобы придти к какому-то мирному согласию, к какому-то взаимопониманию, но ожидание, как известно, противоречит реальности. И это вампира несколько разочаровало.

- Я не нуждаюсь в дополнительных приключениях, mon Ange, - после недолго паузы мягко проговорил вампир, - как ты и сам верно подметил, скучать мне не приходится, и проблемы стерегут меня буквально на каждом шагу, - он перевел взгляд на ночную и совсем ничем не подсвеченную дорогу. Он будто бы подбирал правильные слова, но на самом деле мысль уже давным-давно оформилась. Но вампир медлил. Все же озвучивать ее он не хотел. Не хотел портить и так еле живые отношения, но... Они столько раз утаивали друг от друга что-то. Столько раз попадали из-за этого в ситуации, которых и врагу не пожелаешь, поэтому внезапно раскрывшаяся честность встала на свой законный пьедестал. Пусть только на это мимолетное мгновение.

- Я хочу конкретики, Ашер. Все твои слова создают в моем сознании какой-то неприятный насмешливый образ. Образ требующий, играющий, вымогающий и так явно намекающий на шантаж, что выводы напрашиваются сами собой. И выводы эти не безобидны, - его взгляд стал до скрежета в зубах серьезным. Теперь эти двое действительно стояли на краю жизни и смерти. Одно неверное слово - и все. Давняя дружба с невероятным количеством совместных воспоминаний полетит в бездонную пропасть. - Я готов откликнуться на просьбу, но я буду равнодушен к требованию. Буду искренне благодарен за предоставленную информацию, но проигнорирую неприятное "если ты мне не поможешь, я ничего тебе не скажу".

Ветер теребил черные волосы, но никоим образом не освежал или остужал мысли. А они кипели и бушевали в голове инкуба. Пожалуй, ему бы надо уже свыкнуться с постоянными разочарованиями, что так часто встречаются на его шестисотлетнем пути, но сегодняшнему он отчаянно противился. Не хотел он расставаться с Ашером, не хотел снова оказаться причиной его недовольства, злости, агрессии, ненависти... Но через себя в который раз переступать он был просто морально не готов. Как там говорил Хъюго? "Я уже слишком стар для всего этого дерьма". Так вот Жан-Клод уже был действительно слишком стар.

- Я не расположен к шуткам, загадкам или играм. Сюда меня привело вовсе не желание кокетничать или блистать остроумием. Если ты действительно не отступился, то будь честен со мной. Скажи все, как есть, без красивых и высокопарных фраз, без надуманной патетики. Притворство мне уже так давно давно опостылело...

Принц наблюдал за Ашером, пожалуй, даже со слишком чрезвычайным усердием, стараясь уловить любую мелочь, способную заставить инкуба передумать, заставить его взять свои слова назад и принять дорогого друга с распростертыми объятиями, но... Почему-то всегда в их общении появлялось это самое злополучное "но". Услышав голос Ашера в своем мобильном, в сознании Жан-Клода появилась надежда, теплый огонек, готовый от любого мельчайшего дуновения исчезнуть...  и олицетворяющий собой благоразумие Ашера. Благоразумие их обоих, встретившихся вот здесь, на окраинах города подле ничем не примечательного старого и полуразрушенного дома. Была едва уловимая и от того спрятанная на задворках сознания надежда на то, что они все же смогут договориться. Раньше же это у них получалось! Или же буфером всех этих бесконечных истерик и недопонимания была Джулианна? Может быть лишь она скрашивала одним лишь своим существованием, одной лишь своей любовью такое дикое различие характера Жан-Клода и Ашера? Только был ли смысл думать об этом сейчас, когда с каждым новым сказанным словом взгляд Ашера претерпевал все большие и большие метаморфозы. Кажется, золотоволосый вампир и Жан-Клод говорили на разных языках, хотя прекрасно понимали назначение каждого из слов. Но истинный их смысл все время незаметно ускользал. Жан-Клод признавался себе сейчас в том, что действительно... он действительно боялся, что зацепившись, как это обычно бывало, за что-то мелкое, но всколыхнувшее в его душе бурю, Ашер предпочтет воплощать все опасения Жан-Клода в жизнь. И надежда, так трепетно хранимая где-то глубоко внутри, исчезнет, а теплый огонек закует в свои морозные и снежные тиски ненавидящий взгляд Ашера.

- Не могу... - мысли растворились где-то в ночной тиши. Он все еще сидел рядом с Ашером и ждал... Он смотрел точно перед собой на черные деревья, на асфальтовый блеск растрескавшейся дороги... и почему-то все еще не уходил. Мастер львов говорил, а Жан-Клод судорожно собирал все те хрупкие воспоминания о былых днях в единый образ. Он все же обратил свой взор на дневник, который Ашер вынул из шуршащего и нарушающего тишину пакета. "Ты вел дневник?" - удивление практически отразилось на идеальном лице, но Принц не произнес вопроса вслух. Возможно, его мир сейчас должен был перевернуться, и он должен был понять что-то важное... но разум так охотно выдернул из контекста слово "труп" и во всех подробностях, со всех сторон теперь принялся его рассматривать. Француз не отвечал, никак и не реагировал. Неужели, его здесь все еще держало прошлое? Неужели здесь его держал только лишь прошлый Ашер и светлая память о Джулианне? И зачитанные им строчки из дневника лишь стали тому прямым подтверждением. Ашер действительно умер еще тогда. И до Жан-Клода как будто бы только сейчас это дошло. Все, что представлял собой блондин после того ужасного инцидента, было лишь изуродованной маской, которая своими извращенными корнями продырявила того самого, настоящего золотоволосого вампира, которого Жан-Клод любил когда-то давно.

- Ты ведь и сам это чувствуешь, что Ашера, которого знал и любил, больше нет и никогда не будет?

И Принцу оставалось лишь кивнуть, соглашаясь с горькой правдой. Прошлого не воротишь, вампиров не заставишь вернуться назад и быть такими, коими они были прежде. На это не способен никто из ныне живущих... Но эти Слова... иногда Жан-Клоду казалось, что придумали их лишь для того, чтобы причинять близким людям боль. Ноющую, неприятную, но, увы, уже не такую колючую, как раньше. Время извратило их. Извратило их обоих, и каждый боялся потерять то самое ценное и запылившееся, что осталось от них настоящих, что было спрятано под множеством жестких и нелицеприятных масок.

– Мне видится, пока существует этот дневник, призрак того вампира будет преследовать нас. Я чувствую это, потому что твое недоверие, желание найти второе дно у моих слов колет внутри горечью обиды. Но я рад тому, что ты сказал, и не жалею о сказанном мной – теперь мне известна правда о твоем мнении обо мне.

- У меня нет обиды к тебе, mon Ange, - Жан-Клод счел нужным прояснить ситуацию. Но само построение фразы Ашера уже дало ему намек на то, что давний друг подменяет понятия, зачем-то проецирует свое поведение на инкуба. Это было странно, хотя возможно... француз опять что-то не так понял. Ох уж эти вампирские игры в Слова. Порой они слишком сильно отводят разговоры от самой сути этих разговоров. - И тем более не считаю тот... призрак разрушительным в наших и без того практически разрушенных отношениях, - он горько, но вполне искренне улыбнулся, однако фраза требовала продолжения. Инкуб не сказал самого важного, но...

- Прости, что оторвал тебя от забот, ради крупиц информации, что посчитал важной. И прости, что не могу сказать большего... Но не требуй от меня того, что заставит тебя сказать «да», что не оставит тебе выбора. Я этим путем идти не хочу.

- А каким путем ты хочешь идти? - спросил вампир, оборачиваясь к другу. В его глазах читалось участие. Инкуб действительно хотел знать, что предпочтет Ашер, какие планы роятся в его голове. Он обернулся к нему всем корпусом в надежде, что вампир поймет его слова правильно. - Прежнего Ашера я прекрасно помню, наверно, даже лучше, чем ты сам... а про тебя нового я не знаю ничего. Теперь ты - совершенно новая книга, в другой обложке, с чистыми и еще хрустящими страницами, которые только и ждут, чтобы перо коснулось их. Но если прежний переплет мне так хорошо знаком, и каждая страница открывается, каждая строчка отзывается какой-то эмоцией в моем сердце, то... на новом издании висит слишком опасный замок, - нет, Жан-Клод вовсе не боялся Ашера. Он боялся всего того, что может выплеснуться на него, стоит ему лишь одним глазком заглянуть под жесткую обложку. И до конца не был уверен, а нужно ли ему это вообще. Но самым интересным было даже не это... Слушая сейчас Ашера, инкуб вдруг неожиданно для себя увидел ситуацию с иной стороны. Увидел ее другими, более светлыми, чем у себя самого глазами.

- Так что же со всем этим мы будем делать? - и в спокойном бархатистом голосе вдруг промелькнули едва уловимые лукавые нотки.

В картинно-наигранном шуточном жесте "Сдаюсь, ты победил" Жан-Клод поднял ладони вверх и улыбнулся, и его лицо при этом озарилось едва заметной искоркой облегчения. На мгновение ему вдруг расхотелось быть страшным и опасным вампиром, контролирующим каждый свой шаг и каждое слово... решающим за других, что "хорошо", а что "плохо". Ему куда приятней сейчас было просто по-ребячески вскинуть руки и очутиться в родной Франции, в те самые удивительные времена, когда все было до умопомрачительного просто. Была только жизнь и смерть... и никаких промежуточных понятий. Никаких зловещих интриг и переживаний, длящихся столетиями. Как бы тогда повернулась его жизнь, не встреть его представительница линии крови Белль Морт? У него была бы жена... наверняка. Были бы дети, дети их детей и так далее. Обо всем этом можно было порассуждать в тесном дружеском кругу. Обо всем этом можно было пожалеть, оставшись наедине с собой, но Жан-Клод не жалел. Никогда. У него была тысяча жен... по самым скромным подсчетам. Ни одному мужчине на земле и не снилось подобное, и даже птенцы Белль Морт не могли бы похвастаться столь внушительным багажом опыта. У него была дочь. И пусть не родная... но стоила тысячи детей, а то и больше. Он воспитывал, был ее опорой, был для нее в буквальном смысле всем дольше, чем любой родитель. И разве подобное предосудительно называть счастьем?

- Не трогаю, не трогаю, - в голосе инкуба зазвенели лукавые нотки, поддерживаемые начатую Ашером игру. - В худшем - влю-бишь-ся. А я слишком стар для столь юных любовников, - а вот после этой фразы Принц рассмеялся.

- Лестно, что ты обо мне столь неординарного мнения. Шесть с половиной веков никак не отразились на замершей во времени и пространстве молодости. Это даже вызывает во мне бесконтрольное чувство ребяческой гордости, - настроение взяло отметку на деление выше, а быть может, даже на пару делений, но последующие слова Ашера вновь призвали Жан-Клода к серьезности. Они зацепили Принца города и удерживали его внимание так долго, пока золотоволосый вампир говорил. Француз не ожидал... действительно, он не ожидал от своего давнего друга таких внезапно нахлынувших откровений. Мастер львов вскочил на ноги, не найдя облегчения в одних лишь словах, и инкуб следил за ним, как загипнотизированный, увлеченный столь искренними эмоциями, которые от Ашера он не слышал многие и многие годы. Как завороженный, он смотрел в его закрытые глаза и пытался совладать со своими собственными чувствами. Откровения всегда подкупали, и Жан-Клод лучше других знал их такое столь примечательное свойство. Знал, но никак не пользовался этим знанием сейчас. Он пустил собственные чувства на самотек, позволяя им затопить всю ночную синеву его бессмертных и всепонимающих глаз. Но Ашер так не увидел их. Когда светло-голубые глаза вновь открылись - их встретил знакомый и рассудительный взгляд того, кто должен был решить эту задачу. Разгадать загадку и выдать правильный ответ. И пусть прочие вампиры сочли бы его решение проявлением слабости, возможностью бросить ему вызов и занять лакомый трон, но Жан-Клод более не желал отталкивать от себя людей, некогда бывших ему ближе собственной матери... даже если они сами делали все возможное для свершения обратного. Пожалуй, стоило бы счесть это проявлением человечности. И, в отличие ото всех других прочих немертвых, Жан-Клод гордился этим качеством.

- Я не жалею о том, что происходило между нами, mon Ange. То было самое яркое время в моей бессмертной и длящейся веками жизни. И оно навсегда останется в моей слишком хорошей для этого мира смертных памяти, - он медленно поднялся на ноги так, словно бы все это краткое время решал и думал, как ему стоит поступить. Полы его плаща приняли свое первоначальное положение, не оставив на ткани ни единой складки. Все было идеально... даже чересчур, но лишь с внешней стороны. Как и сказал Ашер - никому не следует без разрешения лезть под веками выверенную обложку. - Но ты прав... Прошло слишком много лет для того, чтобы кто-то из нас вознамерился измениться. Люди не меняются уже после тридцати, а нам... - он ухмыльнулся, - несколько больше, чем человеческие тридцать. Принятие друг друга, своих ярких и до пугающего мрачных сторон - это взвешенное и радостное для меня решение. Волнует лишь его реализация. Но, не попробовав - мы так и не узнаем результата, верно? - рука вампира вдруг пришла в движение и плавно поднялась. Ладонь мягко, но уверенно, совсем по-дружески опустилась на плечо того, чьи волосы даже в тусклом свете фар отливали золотом. Ашер более не прятался. Ни от себя, ни от всего окружающего мира. Он смотрел на Жан-Клода открыто, не стремясь скрыть свои эмоции и переживания за вуалью мягких волос. И Принц ответил ему тем же. - Сент-Луис - теперь твой дом. Ни тюрьма, ни пристанище, ни временный ночлег... а дом. И вопреки заученному вампирскому здравому смыслу я не стану настаивать на клятве крови. Мне хочется верить в искреннюю, а не навязанную кем-то силу братских уз.

Озарение... Своенравная муза, своим ярким и внезапным появлением способна наградить как ребенка, так и тысячелетнего вампира. Ей не важен возраст, не важен статус и жесткость характера. Но важно другое - отрезвляющим прикосновением она способна перевернуть такой, казалось, знакомый мир вампира с ног на голову. Привычная устойчивость покачнулась, выученная беспомощность вдруг нахлынула волной холодного замогильного дыхания... И, впившись взглядом в расплавленную плоть уже давно зарубцевавшихся шрамов на теле Ашера, Жан-Клод вдруг неожиданно осознал, что все это время... и даже сегодня, он делал что-то не так. Что-то не то. Он, который, как сам про себя думал, мог просчитать все до мелочей и предугадать каждый шаг своего оппонента, ошибся. И не просто оступился, а провалился в лабиринт собственных промахов, неизбежно тянувших следом и рождающих новое бесконечное количество упущений.

— Видишь? Они все ещё со мной. Я избавился пока лишь от тех, что были на лице. Срезал.

Он смотрел на эти шрамы... и не мог поверить. Он видел их сотни раз, он помнил каждый изгиб этих зверских увечий, но сейчас они, как в тот самый первый раз, заиграли новыми болезненными красками. О, как же он ошибался. Как же легко и просто он упустил саму суть всего произошедшего и происходящего сейчас... Возможно, уставший, возможно, действительно слишком заигравшийся в Принца, вампир и в эту безмолвную дикую ночь на отшибе города предпочел прикрыть свою собственную суть идеально выверенной веками маской. Так привычно и так приятно закрывающая его не менее идеальное лицо, она всегда брала на себя ответственную роль барьера, защищавшего как самого инкуба от внешнего мира, так и внешний мир от инкуба. Это очень удобно - ничего не чувствовать. Это крайне практично и так невероятно полезно в политических играх. Это затягивает, вызывает привыкание, как самый сильный и приятный наркотик, не желающий отпускать. Он проявлял искренность - несомненно. Но была ли эта искренность действительно искренней? В первую очередь для него самого...

И внезапно вся хваленая вампирская сдержанность начала душить своего обладателя... ощутилась тяжелым грузом за плечами, который даже двинуться по-настоящему не позволял все эти годы. Даже сейчас Ашер выглядел куда более живым, куда более настоящим, нежели черноволосый Принц города в не менее черном строгом плаще. И кто кого в этом случае действительно пытался спасти? Спустя столько лет его давний друг все-таки решился срезать свою приросшую к половине тела маску, калечащую жизнь, а сам Жан-Клод все еще сидит за своей - обманчиво красивой снаружи, но не менее страшной внутри. А ведь для этого ему даже не нужно терпеть боль, не нужно морить себя голодом и становиться уязвимым даже на какие-то мгновения. И что он сказал на это Ашеру? "Я не нуждаюсь в дополнительных приключениях"? "Я не расположен к шуткам, загадкам или играм"? Впору было глубоко вздохнуть и отшлифовать свое поведение... "Отшлифовать?" Все настолько должно быть идеальным? Для инкуба все настолько безнадежно?

- Если ты скажешь мне остановиться, начать питаться нормально и все отложить... Подумай ещё раз, готов ли ты сейчас взвалить ещё и это на свои плечи?

- Кто я такой, чтобы... - начал было вампир, но осекся, остановился, проговаривая мысленно окончание фразы. "Чтобы останавливать тебя? Чтобы принимать решение за тебя? Чтобы... что?". Все не то! На его лице проявилось совсем нетипичное выражение растерянности. Он отвел взгляд, чтобы найти нужные слова, но мысли разбегались подобно клубам пыли под ногами. Если убрать все учтивые дежурные фразы, то Жан-Клод, оказывается, просто не знал, как выразить все то, что сейчас происходило в его темной душе. А, может, просто не умел? Разучился...

- ...Цирк в твоем распоряжении, - неожиданно потерянный шаг назад, и беспокойный взгляд начал искать опору в деревяшках и мелких камнях на земле, но слова были не те, - ...я, мои волки в твоем распоря... - еще шаг назад, но опять не то! Инкуб запустил тонкие пальцы в волосы в попытке выключить все это - выключить эту высокопарность фраз и жестов. Внутри происходила самая настоящая борьба не на жизнь, а на смерть. Какой тогда смысл во всем этом, если не хватает самого важного - способности сказать о настоящих чувствах, о настоящей боли? Он остановился, перестал пятиться и наконец-то поднял глаза на все это время стоящего перед ним Ашера.

- Я хочу, чтобы ты остался. Здесь. Со мной... - кажется, слова и снова складывались не совсем в те предложения, но Жан-Клод старался. - Я хочу быть рядом, - он не отговаривал брата от задуманного. О нет, это было слишком важно для него, и, наверняка, слишком страшно, чтобы оставаться в одиночестве. Короткая пауза, подчеркнутая легким порывом ветра меж двух вампиров, и Жан-Клод добавил. - Прости меня... - за то, что было сейчас? За все произошедшее ранее?.. Но Принц не уточнил. Он лишь легким движением руки принялся расстегивать верхнюю пуговицу белой накрахмаленной рубашки, чуть приподнимая вверх подбородок. Его взгляд был все еще прикован к золотоволосому вампиру.

- Во благо бессмертной Плоти, - он продолжил начатую Ашером клятву, казавшуюся всего лишь обычным и искренним набором слов. Вторая пуговица поддалась напору пальцев, - и во имя священной Крови, - фразы складывались сами собой, будто вампиры играли в какую-то очень личную игру. Третья пуговица... - своей Силой, очищающей все прошлое и наполняющей будущее... - Жан-Клод отогнул воротник и картинным жестом взрезал кожу на своей шее заостренным ногтем мизинца. - Я клянусь защищать своего брата, Ашера, помогая ему во всем, - кровь тонкой струйкой сорвалась с краев узкой царапины и устремилась вниз, под вырез рубашки, окрасив белую ткань, а воздух вокруг наполнился едва ощутимой Силой Принца города. Жан-Клод, сам того не осознавая, изменил устоявшуюся клятву крови, но то было лишь игрой, способной наконец-то сблизить двух вампиров. Он хотел этого сейчас точно так же, как и много-иного лет тому назад.

Он не опускал подбородок, держал воротник рубашки отведенным в сторону и призывающим взглядом смотрел на Ашера. Он действительно желал поделиться с ним своей Кровью во имя примирения. Своей Силой - хотя бы для тех испытаний, что золотоволосому вампиру еще придется пережить.

Тогда, много веков назад, они так хорошо знали друг друга. Настолько самоотверженно и, возможно, слепо доверяли, но никогда не сомневались. Они покинули двор Белль Морт! Вместе. Сейчас же эта история кажется чем-то совершенно невероятным - легендой, сказкой, вампирской байкой... Но то была их настоящая жизнь. И теперь герои той сказки стояли друг напротив друга в разительно другом месте, в других нарядах, в другом времени... Прошедшие сквозь века, они, возможно, утратили то самое ценное, что некогда свело их вместе -  их самих. Прячась за своими умело выстроенными щитами, каждый из них проживал столетия, отдаляясь все сильнее от той позабытой точки возникновения их родства. Родства и единения душ. Может быть, и вправду говорят, что бессмертные лишены человеческого духа, способного кочевать и перерождаться? И от того утрачиваются все ценности, оставляя внутри лишь Тьму, способную выбирать лишь практичное выживание в угоду жизни? Да, быть может... Но лишь от того, что чувства бессмертных накалены до предела. И далеко не каждый способен совладать с ними. Гнев приобретает размеры Уробороса, любовь способна низвергнуть Афродиту, а ненависть дает карт-бланш на умывание всего мира его же кровью. Но, как способные окрылять, эмоции так же гротескно способны уничтожить, заставить закрыться, спрятаться и оградиться от всего мира в черном замке собственной сущности. Балансировать на грани невероятно больно и сложно, как на острие шпаги, готовом в любой миг распороть опору и устойчивость. Одно неверное движение, один неверный шаг - и ты в бездне... безумия или одиночества.

Кровь обжигала кожу, сила туманила разум, но Жан-Клод неотрывно следил за светло-голубыми глазами своего давнего друга, словно бы сейчас лишь от него одного зависело их будущее. Впрочем, это было не так далеко от истины. Принца не беспокоило, как он мог выглядеть в глазах Ашера, его не беспокоили сомнения, которые могли родиться в его душе... он откинул прочь все мысли, навеянные прошлым, настоящим и возможным будущим. Все его нутро, вся его суть сейчас точно знала, что нужно делать, точно знала, к чему они вот-вот должны прийти. Но сам Жан-Клод не знал.

Волна странной эмоции сжала легкие ровно в тот миг, когда золото волос вампира встрепенулось от резкого и едва уловимого человеческому глазу движения. Пространство загустело, сжалось от навалившейся буйной метафизики и так давно позабытых объятий. Инкуб бы, наверняка, поразмыслил над этими странными и давно утерянными ощущениями, вспомнил бы о том, насколько в действительности давно все то происходило, но разум плыл под воздействием самого страшного в мире наркотика - метафизики. Она искала выход. Сознание отметало все лишнее и устремлялось к самоу важному - той самой точке единения, которая прежде там сильно искрила меж мальчиками Прекрасной Смерти. Метафизика снаружи, она так же сильно бурлила внутри, желая обрести свободу. Те слова, что произнесли вампиры в рамках какой-то межличностной кокетливой игры, отозвались резонансом в той магии, что всегда их окружала. Все связи между немертвыми города и их главным Мастером натянулись, напряглись подобно струнам под нетерпеливыми и требовательными пальцами. Метафизика так искала выход...

Он даже не понял, как он сдвинулись с места, синева затопила взор, и под закрытыми веками раскинулось звездное сумеречное небо. Происходило что-то до селе ему не ведомое, и если прежде он бы настороженно отнесся к чужим зубам на своей шее, то сейчас он буквально желал этого. Или так желала магия? Все было не важно. Облегчение наступило под неслышимый звук проникающих под кожу клыков, будто бы девственно чистая метафизика таким странным образом решила опробовать на себе секс. Пролившаяся кровь была схожа с оргазмом, но здесь не было места физике. Сердце заколотилось быстрее, разгоняя кровь и силу по телу... по телам, связанных кровью.

Глаза распахнулись, когда контакт прервался. И сложно было определить видит Жан-Клод перед собой что-то или нет, ведь вместо его глаз все еще бескрайней вселенной плескалась звездная синева. Она наблюдала за Ашером, внимательно следила, как поднимается его голова, как оголяется кожа на шее, натягивая связки и представляя взору бледные вены. Одного укуса было не достаточно - Жан-Клод знал это. Он видел все словно со стороны и знал в этот момент то, что ему знать совсем не положено. Это знание, непременно, уйдет и спрячется, но сейчас, имеющий связь еще и со всеми немертвыми Сент-Луиса, Принц ощутил касание неведомой ранее Силы. Возможно, именно так себя ощущали старые боги, получившие доступ к чему-то запретному. А, возможно... все было лишь игрой магии, позволившей инкубу ощутить сладкий аромат запретного плода с не менее сладкими обещаниями чего-то особенного.

И он послушал. Рука пришла в плавное движение, очнулась после векового сна и поплыла вверх. Пальцы обхватили шею, притягивая к себе ту самую половину для обретения истинно целого. Уста тронула почти ласковая улыбка, теперь уже наверняка знающая, что сейчас произойдет с золотоволосым вампиром. Но так было нужно, так было правильно, так было невыносимо приятно... - Amen... - и клыки Мастера города медленно погрузились в такую знакомую на ощупь кожу. И каждый невероятно длинный миллиметр вторжения был окутан той самой безграничной, бескрайней синевой движущейся под покровом неизбежности Вселенной, перетекающей из одного потомка Тьмы в другого.

Наверно, именно так чистые девы в черно-белых одеждах и представляют в своих самых постыдных фантазиях ангелов, медленно ступивших на бренную землю, спустившись с небес. Красивых до потери дыхания, статных, подобно королям, отрешенных, подобно готическим статуям собора, бессмертных, подобно единому Богу и... так погрязших во грехе. Возможно, каждая из них в неокрепшем полумраке каменной комнаты мечтала по особенному о встрече с одним из них при тусклом мерцании свечи. И внезапная робкая конвульсия маленького огонька, танцующего на горячем воске, вторила кульминации этих мечтаний.

Но о чем мечтают сами ангелы?.. Разве кому-то хватит сил и смелости задать такой простой и понятный вопрос? А нужно ли спрашивать? А можно ли? А стоит ли?.. Разве их преследует гнет человеческих страданий о несбывшихся желаниях? Разве их преследуют боль и сожаление? Разве эти греховные и о низвергнутые до неприемлемых чувства не обходят их стороной? О нет... И сейчас Жан-Клод, чувствуя вкус наполненной магией крови другого вампира, осознал всю дуальность их пролетающего меж времени и пространства мира. Он ощущал на языке и на губах Плоть и Кровь совершенно другого, но в то же время точно такого же существа, бывшего другом и серьезным врагом в его жизни, бывшего любовником и тем, кто так самоотверженно ненавидит... И даже сейчас вся физическая двойственность момента вдруг выстроилась в одну линию, наконец-то собрав бесчисленные осколки пережитого и сотворив что-то совершенно новое, никому из присутствующих ранее неведомое.

- Жан-Клод... - голос прозвучал неожиданно неестественно в тишине ночного занавеса. Но он отрезвил, заставил вырваться из плена затянувшихся размышлений. Мысли сфокусировались на собственном теле, во мгновение прекратив блуждать по бескрайней вселенной и искать бесконечность всех возможных дуальностей. Он прижимал с кебе Ашера, как еще одно сокровище, состоящее из тысячи эпитетов... и кажущегося сейчас одновременно и ребенком на руках и совершенно осознанным бессмертным существом, сделавшим свой собственный выбор. Ладонь так по родному легла на прижатую к плечу голову и огладила мягкий золотой шелк волос. Инкубу не нужно было отвечать, что он рядом, ведь он и так был здесь, слишком близко... и теперь уже слишком тесно связанным с тем, кого удерживал в объятиях. Что-то вернулось в его сердце, что-то неизменно осталось прежним, но третья часть этого единства была еще не освоена - как новый навык, новое знание, которое еще требует подтверждения действиями. Они приходили в себя так медленно и так одновременно быстро в объятиях друг друга, описать которые не представлялось возможным.

Принц осознавал себя в некоторой растерянности... Ему казалось, что он познал магию. Способности, метки - он освоил все. Но даже такие невероятно сильные и ни на что не похожие метафизический связи его, как Принца города, и остальных вампиров территории не походили на то, что произошло всего несколько мгновений назад. К большему невозможно было стремиться, большее вряд ли на его веку удалось бы познать... Возможно, что-то особенное и случилось бы, стань он членом Совета или Источником, но такого не бывать. Предел возможностей, как ему всегда казалось, уже почти достигнут, а тут... Жан-Клод посмотрел на Ашера каким-то совершенно новым взглядом. Что в действительности скрывалось за этими лукавыми огоньками, играющими сейчас в глазах цвета ледяных озер?

— Кажется, мы что-то натворили.

- Ничуть не кажется, - улыбнулся Принц, но улыбка медленно растаяла и перетекла в задумчивое выражение, словно бы вампир вдруг отвлекся от чего-то важного на что-то слышимое лишь ему одному. Он и правда прислушивался... только уже к собственным ощущениям. - Что-то изменилось, - он еще раз провел рукой по волосам Ашера уже намереваясь его отпустить, как пальцы вдруг замерли над золотистой гладью. Вампир неожиданно ощутил то, что никогда более в этой и последующих жизнях не хотел бы ощущать. Жар. Очень похожий на тот самый, что он испытал годом ранее, но, слава Богам, в значительно меньшей степени. И если тогда этот огонь пытался убить его, проверял на прочность сознание, плоть и кровь, то сейчас он воспринимался каким-то странно дружественным. - Чувствуешь? - инкуб быстро взял руку Ашера и вложил в нее свою. Ладонь была горячей, совершенно неестественной для вампира температуры. Но стоило ей прижаться к прохладной коже, как тепло пришло в движение и перетекло, растворилось в чужой руке. Брови Жан-Клода приподнялись, и он перевел удивленный взгляд на Ашера в немом вопросе.