1. Полное имя на двух языках:
Léonie /Леони́
сценический псевдоним: Arlette / Арлéтт
     - Пол: Ж
     - Ориентация: гетеросексуальна

2. Возраст:
422
     - На сколько выглядит: 19-21
Спящая в ворохе простыней без грамма макияжа выглядит чуть моложе из-за некоторых детских черт в лице, проступающих в подобные безмятежные моменты.

3. Раса:
Вампир в ранге Мастера
     - Зверь: Белый Тигр

4. Группировка:
Странствующая одиночка. Прежде состояла в свите Морворен
     - Род деятельности: теневой совладелец парочки крупных европейских финансовых компаний, от которых и получает основной доход. Сама в этом непосредственно не участвует, всю работу за нее выполняют надежные ставленники, что позволяет ей заниматься тем, чем она хочет, не думая при этом, «выгорит или не выгорит» это дело. В последнее время занимается организацией выставок и продолжает играть в театре.

5. Внешность:
Густые, шелковистые, волосы цвета воронова крыла закручиваются локонами на концах, игриво касаясь точеной талии. Не любит сковывать их сложными прическами, так что преимущественно носит распущенными, даруя им свободу. Соболиные брови обрамляют большие миндалевидные глаза-изумруды в огранке из кружева длинных, смоляных ресниц. В зависимости от освещения и настроения обладательницы, цвет ее глаз варьируется от оттенка юной весенней листвы до темной хвои. Взгляд выразительный, зачастую проницательный и с темной усмешкой, но может быть совершенно любым, как и у любого живого существа он не ограничивается одним фиксированным выражением.
Классической формы нос, пухлые губы, нежные и чувственные, но легко складывающиеся в ухмылку, способную передать самую разнообразную палитру значений и эмоций. Лицо правильной овальной формы, с чуть более выраженными, как у сердца, мягкими линиями подбородка и скул.
Рост около 175 см(±). Тело стройное, подтянутое, не лишенное пикантных изгибов: полная, округлая грудь, осиная талия, мягкая линия бедер. Длинные стройные ножки. Фигурка изящная, а потому даже рядом с мужчиной своего роста всегда останется женственной. Молочного цвета кожа, мягкая и нежная, будто бархат.
В движении — воплощение грации, пластики и гибкости. Сказывается любовь к танцам, помноженная на прожитые годы и природные данные. Походка уверенная, красивая и вместе с тем плавная, мягко-крадущаяся, будто у кошки. Голос, глубокое, бархатное меццо-сопрано, богат интонациями. Умеет быть соблазнительной, манящей, игривой, обольстительной и очаровательной. Из-за частого применения сей манеры поведения в прошлом, это, можно сказать, стало частью ее натуры, пропитав собой легкость движений, тембр голоса и взгляд.
В одежде, как и во всем отличается исключительным вкусом и не терпит аляповатости. Из тканей особый трепет испытывает к шелку, бархату и кружеву. В одежде предпочитает не ограничиваться рамками одного стиля, следуя собственному вкусу и желаниям. Обожает кожу, но при этом не переносит мех, считая, что лучше чем на животных, он еще ни на ком не смотрелся.
Наиболее любимые цвета: иссиня-черный, бордо, бургунди, темный пурпур, красный (особенно холодная его палитра и цвета свежей крови), белый, темный изумрудный, золотой. Любимые камни: черный бриллиант, изумруд, рубин, сапфир, аметист (все исключительно насыщенных цветов), горный хрусталь. К последним двум особенно неравнодушна в необработанном виде.
     - Отличительные черты:
Легкий французский акцент, маленькая родинка за ушком и под грудью.

6. Характер:
Раз всюду театр — надо играть, потому как ничто не выглядит глупее и не раздражает сильнее, чем бездействующий зритель, случайно залезший на сцену.
Луи-Фердинанд Селин

Противоречивость. Это слово, пожалуй, характеризует ее натуру лучше других. Может потому, что та, кем родилась и та, кем стала, весьма отличны друг от друга. Уверенная в себе особа, привыкшая получать то, чего желает без всяких «но» и «если». Соответственно, не любит проигрывать, однако выйти из подобной ситуации сможет красиво и с достоинством (хотя и не без внутреннего сожаления). Настойчивая, решительная, но при этом гибкая: не будет биться об стену головой лишь из принципа и уступит, если поймет, что так будет лучше или же обернется выгодой для нее. Да и в принципе умеет оборачивать все к своей выгоде. Не склонна сколько-нибудь доверять окружающим или распахивать душу каждому встречному. Для того, чтобы добраться до ее истинных мыслей и мотивов, придется, как правило, глубоко и долго рыть. Избегает привязанностей, наученная в прошлом horreur, хотя и умело это маскирует. Даже несмотря на то, что контроль над силой обрела уже достаточно давно, в памяти свежи воспоминания о том, как сама того не желая, она становилась причиной первобытного ужаса в глазах ее любимых или дорогих ей существ. Будучи доминантной персоной в других также уважает силу, ценит индивидуальность.
Дерзкая, стервозная, острая на язычок и меткая на словцо, испытывает особую слабость к иронии и сарказму. Свободолюбивая. Из-за отсутствия страхов довольно часто может быть немного бесшабашной, с упоением идя на риск и смакуя его адреналиновый привкус, но за годы жизни научилась различать ту тонкую грань, переход за которую может обернуться точкой невозврата. Так что даже позволяя себя подобное, привыкла сохранять холодный рассудок, к которому прислушивается не меньше, чем к собственной интуиции. Но даже при том любит все «на грани». Умеет веселиться и любит это, хотя кто, впрочем, не любит? Смутить ее чем-либо довольно трудно. Привыкла к вниманию мужчин, хотя не ищет его нарочно. Впрочем, это вовсе не говорит о том, что они ей безразличны. О нет, что вы. Вовсе нет. Совсем нет.
По сути своей страстная и чувственная. Может быть искренне нежной и ласковой, но эту часть себя мало кому показывает. Полностью раскрыться сможет лишь в присутствии существа доминантнее себя при условии доверия к нему, иначе будет играть и наслаждаться этой игрой. Долговременное пребывание в окружении Морворен добавило ее характеру жесткости, расчетливости, некоторой холодности, отстраненности, беспристрастности и беспощадности в том, что касается пыток, убийств, отношений недружественного характера. А также в общем-то и этого безусловного умения играть и прикидываться кем угодно, выкручиваться и скрывать ненужное внутри. Ради собственного выживания пойдет на многое, если не на все.
Не испытывает особой потребности опекать кого-либо, защищать или покровительствовать, как и склонности к излишнему альтруизму. Если что-то подобное и случается, часто маскирует это под действие ради себя самой. Впрочем даже у стервоз есть чувства: если кто-либо становится для нее крайне близким, своим (и уже априори проверенным и заслуживающим доверия существом) никогда не предаст его, при необходимости будет защищать, помогать и пр. Привыкла быть одиночкой, и это ничуть ее не тяготит, но и в общении, как и просто в окружении других существ чувствует себя весьма комфортно.
Одинаково нейтрально относится ко всем расам, разве что немного недолюбливает вампиров линии Морт Д'Амур.
     - Темперамент: от природы ходит по тонкой грани между холериком и меланхоликом
     - Привычки: развлекаться дегустацией страхов окружающих ее персон (абсурдность некоторых весьма забавляет, так что открыв это для себя однажды, не «завязала» с этим до сих пор), красноречиво изгибать бровку, наблюдать-анализировать-подмечать, быть стервочкой, сарказм, ирония.
     - Интересы: искусство в самом широком значении этого слова и во всем его многообразии. Живопись, музыка, скульптура, ковка архитектура, литература, фотография, мода, танец, театр и тд. В этой сфере ее привлекает все. Весьма неравнодушна к разного рода холодному оружию, оно ее завораживает, особенно в действии и в умелых руках. Обожает цветы. В целом же увлекается время от времени всем, не видя смысла ограничивать сферу собственных интересов.
     - Фобии | Страхи: Единственный ее страх — однажды перенять на себя фобии всех своих жертв как в прошлом, так и в настоящем, испытав на себе все то, чему когда-либо подвергала других.

7. Биография:
Она родилась в Ангулеме в 1589 году, когда на улице только-только занимался март. Ее семья была крохотной, но счастливой, несмотря на непростую жизнь и невзгоды. Мать, Жаклин Маррэ и сводная старшая сестра, Мари-Анж. Отец Мари погиб, папашей же Леони была весьма известная в то время, а потому не желавшая знаться с мимолетной любовницей и ее отпрыском-бастардом,  персона -  Генрих Наваррский, он же Бурбон, он же Генрих IV Король Франции. И хотя мать старалась скрыть это, в семье из трех женщин, две из которых в ту пору были подростками, тайн в пылу ссор не оставалось. Жаклин выращивала и продавала цветы, чтобы прокормить своих дочерей. Однако места в ее прелестном саду хватало не только для них, но и для всевозможных трав, настоями и отварами из которых она лечила девочек и себя саму, когда было особенно тяжело переживать последствия очередных видений. Она была экстрасенсориком и имела весьма противоречивую репутацию ведуньи в своем родном и прилегающих к нему кварталах, распространяющуюся посредством шепотков наиболее болтливых девиц и обиженных кавалеров. Дар матери во многом и помогал, но обходился весьма дорого. И в конечном счете стоил ей потери обеих дочерей. Одним погожим осенним вечером, когда сумрак уже окутал землю серым саваном, на сестер напали в одном из узких переулков восточного Ангулема. Бандита нанял один из бывших клиентов Жаклин, посчитавший, что она просто не захотела ему помочь, хотя на самом деле она просто ничего не могла сделать для его маленьких сыновей. Тогда он решил, что это будет честно: дочери за сыновей.
Им оставалось дойти до дома меньше квартала, когда крупный мужчина с надвинутым на лицо капюшоном ошеломил их, наспех изрезав ножом. Девушек нашли не сразу, а когда привели к уже порядком встревоженной матери, бросившейся было на поиски, Мари-Анж еле дышала. И никакие травы, мази и перевязки не могли ни облегчить ей муки, ни спасти от смерти, так что Жаклин была вынуждена беспомощно наблюдать за тем, как ее дочка таяла прямо на ее руках, пока последний вздох не унес с собой огонек ее жизни. Ей было всего 22. Леони 19. И ей каким-то чудом повезло немного больше: рана была небольшой и явно не смертельной, так что приложив всевозможные усилия и заметив тень улучшения, мать всем сердцем надеялась на то, что сможет уберечь хотя бы ее... Надежда рухнула, когда спустя два дня дочь охватила лихорадка. Тогда она решилась на то, о чем никогда не смела бы и подумать: обратилась к вампиру, обосновавшемуся в то время в Ангулеме, дабы та обратила ее дочь и спасла от неотвратимого беспамятства смерти. Жаклин Маррэ заплатила за это жизнью. И плату эту приняла Морворен.
Однако сама Леони ничего не знает о своем прошлом, лежащем за чертой бессмертия и жажды крови. Человеческие годы жизни в памяти девушки напоминают смазанное полотно бездумно нанесенных красок бездарного и неумелого художника. О смертной части своего существования она не помнит ровным счетом ничего конкретного, кроме неясных образов, кажущихся знакомыми, но совершенно неузнаваемых голосов, эфемерных ощущений, лиц, предстающих скорее наваждением сна, чем реальностью. Вот все, что сохранила для нее человеческая память напополам с чувством сухой тоски, причину которой она не могла понять. А новая жизнь не внесла в это ни малейшей ясности.
Первое, что она увидела, пробудившись в вампирской своей ипостаси — неотмирно прекрасное лицо женщины, обрамленное серебристыми в свете луны волосами, будто нимбом. В тот миг она даже представить себе не могла, насколько аналогия с неизменным атрибутом святых далека от сути той, что сидела перед ней. Она никогда не знала ее прежде, однако глаза ее каким-то невероятным образом затягивали Леони, не давая возможности не то что пошевелиться, но даже подумать о чем-то ином. До сих пор она отчетливо помнит, как в тот момент была до абсурда уверена в том, что не сможет сделать и вздоха без участия Ее воли. Готовая ловить любое ее слово, следить за каждым движением и умереть по первой команде. Это ощущение было столь же ново, сколь странно, однако совсем не пугало. Пожалуй, это был первый и последний раз, когда новообращенная испытывала к своей создательнице это безотчетное доверие и спокойствие, еще не понимая и не осознавая, кем она стала благодаря прихоти белокурой.
Ее звали Морворен, и это имя вампир никогда не сможет забыть. Даже теперь ей трудно сказать наверняка, что пришло раньше и чего было больше: страха или жажды крови? Ее госпожа (как новенькой велено было называть белокурую) позаботилась о том, чтобы и того и другого хватило сполна. Первый год ее «жизни» прошел в омуте страха. Первобытного, самого сильного и самого сокрушительного чувства, из которого, казалось, вообще не было выхода. Она боялась всего. Голову полнили образы, ее собственные и, казалось, чужие, налетавшие извне. Все сливалось воедино: реальность сплеталась с игрой разумом и сознанием, хотя поначалу она даже в этом едва ли отдавала себе отчет. Шорох казался грохотом смерти, а тишина, затягивающей в свои щупальца бездной. Опасность мерещилась ей повсюду, неотступно следуя по пятам. Шли месяцы. С каждым новым ей становилось легче.  Все, что она помнит: кровь и страх. И облегчение, когда вставало солнце. Хотя, возможно, в этом и был один плюс — ей не приходилось думать о морали, когда она впивалась в очередную шею, забрасываемой к ней в комнаты пищи. Просто голод. Просто утолить. Сохраненный чудом рассудок был ее главным достижением. Лишь много позже она узнала, что это классическая забава Королевы Ужаса. Ею она сразу убивала двух зайцев: отсеивала слишком слабых и развеивала собственную скуку и голод. Определенного срока для новичков не было: все зависело от того, насколько вкусным был твой страх для Морворен, ее свиты и многочисленных прихвостней. Безумно долгие ночи ужаса для тебя оборачивались сытной и изысканной трапезой для них. Те, кто выживали, не теряя разум, отныне официально принадлежали ей или ее Мастерам, что впрочем было одним и тем же. Что касалось Леони, то ее она ни с кем не собиралась делить, и в том не было ни грамма теплоты или же оттенка материнских чувств. Ничего подобного. Скорее это было похоже на желание ребенка не отдавать другим свою новую любимую игрушку, с которой можно было делать все, что угодно.
Когда она, наконец, перестала быть кормежкой для horreur, с ней стали обращаться если не как с равной, то хотя бы как с живым самостоятельным существом и личностью. Свита, разумеется, не воспринимала ее всерьез, но и вреда причинить не смела. Всем прекрасно было известно отношение к ней их госпожи, а перечить Морворен не смел никто. А если и были такие когда-либо, то она помогала им стать окончательно мертвыми. Первое время Леони напоминала дикого котенка, загнанного в угол. Она шарахалась от Мастеров horreur, от остальных же просто предпочитала держаться как можно дальше. Пускай ей и удалось сохранить рассудок, но воспоминания все еще были слишком свежими, будто рваные раны, распускающиеся кровоточащим цветком.
Впрочем, постепенно, она освоилась, начиная разбираться в том, кто есть кто и что к чему. Два правила вывелись сами собой, и их она усвоила четко: 1) доверие здесь было не в почете, как и различные добродетели, 2) чтобы выжить, нужно было уметь играть. Последнее она освоила лучше любого выпускника академии театрального искусства и так, что правдивости ее игры позавидовал бы сам Станиславский. Она была еще слишком «зеленой» для того, чтобы поручать ей мало-мальски ответственные задания, а потому этот период для нее можно окрестить временем обучения. Чему, спросите вы? Да всему. Талантливых, умных, мудрых и начитанных вампиров с коллекцией прожитых жизней за спиной в окружении Морворен хватало с лихвой. Не то чтобы все они прямо-таки горели желанием одарять ее светом собственных знаний и умений, однако она умела грамотно подобрать ключик к каждому из них. Она учила языки, гуманитарные и точные науки, с особым упоением разбиралась во всем, что касалось искусства. Светскую часть ее обучения Морворен поощряла особенно, не без оснований рассчитывая использовать ее красоту вкупе с ними в высоких кругах. Менее воодушевленно при дворе восприняли внезапное желание «куколки» (неофицальное, но быстро закрепившееся за ней прозвище) научиться обращаться сначала с клинками, а затем и с метательными ножами. Однако брюнетка была настолько заворожена умением Декса исполнять «танец смерти» с холодным оружием, что это стало для нее некоторого рода идеей фикс. В общем, ей было чем занять первые десятилетия ночей бессмертной своей ипостаси помимо придворных причуд Свиты Морворен. Единственное, что не давало ей покоя — мысль о собственном прошлом. О его отсутствии в ее памяти, если точнее. Леони не знала о себе ничего. И никто при дворе не знал. Кроме, разумеется, Морворен. Однако она едва ли когда-нибудь была расположена делиться этим сакральным знанием, каждый раз выдумывая очередную «правдивую» историю ее прошлого. Девушка злилась, с каждой новой попыткой до последнего надеясь на то, что она признается в том, как все было на самом деле. Настойчивости и  неосмотрительному упорству брюнетки мог позавидовать любой самоубийца — оглядываясь сейчас назад, Леони отчетливо понимает, насколько близка была к последней капле терпения своей «госпожи». Во многом молодую вампирессу спасал тот факт, что все это весьма забавляло белокурую. Она получала удовольствие от беспомощности «куколки» в этом вопросе.
Однажды, перед самым рассветом, Морворен появилась на пороге ее комнат. Появившись бесшумно и оставшись незамеченной, она заставила Леони вздрогнуть от неожиданности. Оказавшись напротив, ее глаза затягивали ее, подавляя волю. И девушка люто ненавидела себя за эту слабость и невозможность противостоять им. Длинный тонкий пальчик приподнял ее подбородок, надавливая на кожу чуть сильнее, чем было необходимо. Будто бы ее внимание итак всецело не принадлежало госпоже.
- Ты моя, Леони. Моя. Только это и важно.
Тогда она впервые произнесла эту фразу, и ее голос напоминал мягкую сталь: вкрадчивый и непререкаемый одновременно. То, что произошло дальше, сделало случившееся и вовсе сюрреалистическим. Неспешно приблизившись, Морворен поцеловала ее в губы, легко, но будто печатью закрепляя собственную над ней власть. Тело Леони сковал холод и мерзкие щупальца страха. Отстранившись, Морворен исчезла, будто ее никогда здесь и не было, напоминая о себе лишь тихим, надменным смехом, рассеянным в пустоте. А затем встало солнце, и Леони в очередной раз умерла для мира живых.
Спустя полсотни лет «куколка» неожиданно обернулась Мастером к немалому неудовольствию большинства прихлебателей «холодной госпожи». Однако сама Морворен была крайне удовлетворена таким положением дел — ее маленькая протеже «росла» на глазах. От прежней зашуганной, импульсивной девчушки давно не осталось следа, собственное прошлое давным-давно стало ей безразлично, и она заставила считаться с собой даже самых высокомерных и маститых из Свиты. Несколько раз ее тайком пытались «убрать», однако судьба явно благоволила ей, и она каждый раз выкручивалась, находясь на волосок от гибели. Наверное, по-настоящему они пожалели о том, что не придушили ее в зародыше, когда по прошествии еще пятидесяти лет в ней проснулся horreur. С того самого момента ее положение при дворе Морворен уже никогда не было шатким. Только вот сама Леони тогда никак не могла высчитать: чего больше в свалившейся на нее способности — дара или бремени? То, за что сама она в глубине души ненавидела одаренных линии крови Морворен, теперь жило в ней самой. И не было никакой возможности избавиться от этого кроме смерти, а это никогда не входило в ее планы — она всегда хотела жить.
Самым отвратительным во всем этом было угнетающее чувство беспомощности, каждый раз когда horreur устраивал свистопляску без ее ведома  (что поначалу происходило практически всегда). Стоило этому специфическому голоду появиться хоть немного, как он брал вверх, полностью игнорируя всякие попытки себя контролировать, и ему было без разницы друг рядом или враг. Параллельно этому настало время постоянных метафизических тренировок, больше смахивающих на ментальные пытки. Целью всего этого было избавить Леони от ее собственных страхов от самых маленьких до фобий. Один из сильных Мастеров перенимал контроль над ее стихийным тогда horreur, выдавая по одному ее страхи, от самых крошечных и незначительных до фобий, погружая в них снова и снова. Иногда в этом участвовала и сама Морворен, но чаще она лишь наблюдала за всем этим с задумчивым холодным взглядом. Повторялось это до тех пор, пока она не преодолела их все, один за другим. Белокурая говорила, что это необходимо для того, чтобы она стала по-настоящему сильной, чтобы никто не смог направить ее же дар ей во зло. И чтобы сама она стала еще более похожей на «новое прочтение» Морворен. Последнее никогда не говорилось вслух, но всегда шло неотторгаемым контекстом, сквозя в полуулыбке и взгляде госпожи. Леони оказалась крайне способной — страхи поддавались один за другим, слетая с нее как ненужная шелуха. Спустя два крайне мрачных года она стала бесстрашной. Абсолютно.
Теперь все ее усилия были направлены на овладение horreur. Морворен часто брала ее с собой, подкидывая для питания мелких сошек, с азартом и самодовольством наблюдая за тем, как horreur Леони пожирал их, и как она сама с жадностью желала еще и еще, одурманенная чувством всепоглощающей власти и эйфории. Когда она разменяла две с половиной сотни лет контроль над horreur заметно подрос, хотя все еще был далек от идеала. Тем не менее белокурая посчитала, что она уже достаточно «выросла» для того, чтобы выполнять для нее взрослые поручения, а не просто забавляться, отправляя ее к людям и наблюдая за тем, как люди сначала тянулись к ее красоте, а затем кидались прочь с огромными от ужаса глазами, сжимались, умоляя прекратить... Хотя и в том, что она доверяла ей теперь, Морворен нравился прежний сценарий. Так для очередного существа она сначала была самым прекрасным видением, а потом самым ужасным кошмаром. Горьковато-сладкий вкус horreur кружил голову, часто побуждая брать больше, чем следовало, что приводило к потере контроля и срывам. Не так часто, как прежде, однако достаточно, чтобы изрядно портить Леони настроение. За них приходилось отвечать перед Морворен, реже перед кем-то из старших в ее свите. Необходимость оттачивать контроль над собственными эмоциями и чувствами стала очевидной. Особенно опасными из них были негативные. Для ее непрошеного дара они были сродни пороху, рассыпанному вокруг горящей спички: хватало крошечной частички, чтобы в воздух рвануло все. Точно таким и был ее последний «срыв». Это случилось во время пыток. Леони на тот момент уже сама заняла официальное место в близком кругу свиты своей создательницы и считалась одной из лучших ее «посланниц ужаса», научившись не только умело управлять даром, но и вести себя так, чтобы Морворен была абсолютно уверена в «искренней преданности» брюнетки только ей одной. Именно поэтому в ту ночь с пленными внизу осталась она и еще парочка вампиров, назначенных ей в помощники. Все шло хорошо, заключенные ломались один за другим, кроме одного. Самый последний, он казался сумасшедшим, а потому никак не хотел поддаваться. Она держалась изо всех сил, но в какой-то момент внутри нее будто щелкнул переключатель, гнев взорвался внутри, и horreur озверел, опьяненный сладким ароматом страха и отчаяния, пропитавшим каждый камень, каждый дюйм этой комнаты. Он рванул, срывая метафизические путы, которыми Леони так старательно удерживала его на нужном уровне, последние барьеры пали и он поглотил каждое живое существо в этой чертовой комнате, унося с собой и своего носителя. В то же мгновение, пьянящий удовольствием вкус чужого ужаса заполонил ее собственный разум. В памяти тут же всплыли воспоминания о прошлом, каждая ночь, каждый час. Ее собственных страхов не осталось — об этом в свое время основательно позаботилась Морворен — но тогда это было неважно. Здесь с лихвой хватало ужаса пленных и скрываемых страхов вампиров, приставленных к ней. Леони вновь была беспомощна. Чужой страх рвал на куски, кромсал, терзал, склоняя ее к агонии. Будто дьявольский замкнутый круг, он даже не собирался заканчиваться. Морворен нашла ее уже без сознания в окружении трупов, утопающих в крови.
С того момента глубоко внутри нее поселился один-единственный страх, что это все однажды повторится. Ее же Мастер опасалась лишь одного, что ее протеже непоправимо сломана. Однако все вышло с точностью наоборот: каким-то странным образом произошедшее помогло ей пойти по верному пути, ведущему к твердому контролю и гладкому использованию horreur.
Все вернулось на круги своя, будто ничего и не произошло. Леони продолжала всюду сопровождать Морворен, исполнять то, что она просила, безупречно играя отведенную ей роль, используя то благоволение, которая белокурая в результате оказывала ей как своей фаворитке. Самым ярким тому подтверждением была ее защита от солнца: спустя столько лет, она впервые смогла стоять под его лучами, не боясь тут же обратится в прах.
Но все же каждый новый год становился все тягостнее, и хотя привычка играть буквально въелась ей под кожу, внутри ей все больше хотелось свободы. Хотелось уйти. Оказаться настолько далеко от Морворен, насколько это было возможно. О побеге не могло быть и речи: Леони отчетливо осознавала, что  подручные белокурой достанут ее из-под земли. Морворен не простила бы подобной измены. Знала она также и то, что ее госпожа ненавидит быть кому-то обязанной. И именно на этом Леони и собиралась сыграть. Втеревшись в доверие к одному из Мастеров ее свиты, она подстроила покушение на нее, подставив в итоге того самого вампира и выставив его неумелым убийцей, а себя — спасителем в мерцающих доспехах. Риск был велик, но к ее счастью, это сработало, и Морворен впоследствии исполнила ее просьбу, добровольно отпустив «путешествовать», уверенная в том, что Леони всегда будет предана ей. На тот момент ей стукнуло 375 лет.
С тех пор она странствовала по миру, нигде не задерживаясь настолько, чтобы обосноваться. Европа, Азия, Америка, Австралия... Она объездила чертовски много самых различных мест. Так Леони привыкла быть одиночкой, привыкла ни от кого не зависеть и самостоятельно выпутываться из того, во что ввязывалась. Вместе с тем она нашла неплохой способ подкармливать horreur, не причиняя при этом ущерба и оставаясь незамеченной. Выступления в напряженных и щекочущих нервы театральных постановках имели небывалый успех и помогали поддерживать horreur сытым. Легитимизация вампиров не вызвала в ней особого восторга, так что она довольно долго подступалась к тому, чтобы вновь пересечь границу иной теперь Америки.

8. Цели и методы:
И дальше держатся от Морворен подальше, защищая свободу собственной жизни вопреки существованию в качестве ее вечной протеже.
Опробовать все плюсы и минусы «законной» жизни вампиров.

9. Навыки: 
Начнем с чисто женского: мастерски наносит макияж, творит шедевры на голове и в целом приводит себя в порядок. Продолжим всем подряд:
- знает английский, французский, испанский, итальянский, латынь.
- отлично водит авто и, как правило, на зашкаливающих скоростях, так как в ином случае вождение теряет для нее свою прелесть.
- отточенное до совершенства в прошлом владение холодным оружием двух видов: метательные ножи и наручные клинки. Сейчас также не пренебрегает тренировками с ними. Была заворожена ими единожды и с тех пор не поменяла своего отношения. Любит их за смертоносное изящество в движении. Огнестрельное оружие не приемлет совершенно, считая его пустым, бездушным и топорным, а также весьма облегчающим убийство, что в данном случае рассматривается как негативная характеристика и латентная трусость.
- прекрасно танцует, вкладывая в танец себя, свои чувства и душу, поет, играет на клавишных (щипковых, ударных и духовых) и в театре. Рисует исключительно в стол, только карандашом, углем или пастелью, ограничивая сферу собственных интересов здесь графикой.
- умеет контролировать собственные эмоции и чувства, не давая им перекрыть голос рассудка. Этому пришлось научиться, хотела она того или нет, иначе контроль над horreur становился непредсказуемым.
- в полной мере овладела искусством ношения «масок», как и игрой в принципе.
- весьма осведомлена в том, что касается пыток, но удовольствия от этого не получает и не возвращалась к этому с тех самых пор, как покинула свиту Морворен.
     - Способности: Помимо стандартного перечня любого сильного мастера-вампира, ее главной способностью является horreur — уникальный атрибут линии Морворен. С помощью этого дара она способна вызывать страх, ужас и панику в сердцах и сознании других, питаясь этими чувствами, будто самым изысканным блюдом. Крайне искусна в контроле и использовании этой части своей метафизики. Способна сопротивляться воздействию чужого horreur, вызывать и пожинать его плоды на расстоянии как от одного существа, так и от толпы. Может долгое время не утолять этот специфический голод без существенного ущерба для себя, если к тому вынуждают сложившиеся обстоятельства. Без необходимости к «воздержанию» не прибегает — это чертовски сильно треплет нервы, силу воли и самоконтроль. Действие ее horreur в своей узкой специфике тем не менее многогранно: она может как просто считывать страхи или вызвать те самые безотчетные мурашки, бегущие по коже предчувствием чего-то плохого, так и вытянуть на поверхность самые потаенные и сильные фобии жертвы, окуная в них с головой. Худших развязок в этом случае две: лучшая из которых — смерть (как правило и чаще всего у наиболее хрупких мира сего - людей), в противовес потере рассудка на почве параноидальных фобий.
Призывает белых тигров. В сравнении с horreur эту способность можно считать относительно новой, проявилась она около 200 лет тому назад. Однако слуги-зверя у нее не было ни разу. Впрочем, это не мешает ей держать рядом с собой трехмесячного тигренка белой масти по кличке Марсэль (имя получил за свой крайне воинственный нрав).
Защита от солнца. Одна из немногих, кого Морворен наградила этой способностью. Но находясь столь далеко от нее сейчас, не имеет возможности использовать ее в полной мере. Так под солнечными лучами horreur заметно слабеет, а жажда крови растет. Так что по сути основным преимуществом этого дара с учетом общей ситуации является лишь то, что она не обратится в горстку пепла, если кто-то особенно настойчивый ее туда выпихнет.

     - Слабости: Стандартные слабости вампиров кроме солнечного света. Связь с Морворен. Не знаю, насколько ли это слабость, однако она терпеть не может сей факт.

10. Имущество:
     - Личные вещи: карточки и/или наличные, мобильный
     - Оружие: набор метательных ножей с рукоятками в виде плетущейся розы, искусно сбалансированные для точных бросков и изогнутые наручные клинки, тонкие, с выгравированной на фухтеле у обуха надписью на лат.: Abyssus abyssum invocat. И то и другое выполнено на заказ у любимого ею мастера. Ни то, ни другое не носит с собой постоянно и редко берет с собой вообще, так как подобная необходимость не возникает. Однако эту крошечную часть своей коллекции холодного оружия возит с собой практически всегда из-за некоторой привязанности и желании выпустить пар на тренировке.
     - Собственность: Bugatti Veyron Pur Sang, гроб из цейлонского эбена, декорированный амарантом и черными бриллиантами, внутри оторочка из бархата цвета бургунди (для транспортировки днем) недвижимость в различных точках мира; в Сент-Луисе из недвижимости пока лишь только арендованный особняк, который планирует затем купить.
     
11. Планы на персонажа:
Конкретных задумок нет, лишь общее видение картины. В городе она предположительно появится с выставкой или ее может занести туда во время театральных гастролей. Возможны и другие варианты. Разумеется, освоится в игре. Открыта для самых разнообразных сюжетных линий: лавстори, романтика, интриги, хитросплетения судеб, экшен и тд. Надеюсь, раскрыть ее с разных граней и подарить полную жизнь, как персонажу. Она может стать частью поцелуя Жан-Клода или чем-то большим, возможно, знакома с кем-то из существующих персонажей (учитывая солидный возраст, кхм-кхм, но не будем об этом, она все же девушка)).

12. Знакомы ли с миром?
15 книг. Однако читались давно, так что помню не все.

13. Способ связи:
ЛС и ICQ в профиле.

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

Тема пробного поста: "Впечатления по приезду в первый город в Америке"

Когда темная гладь океана внизу сменилась огнями материка, Леони отчетливо поняла, что теперь пути назад уж точно нет. Кто бы мог подумать еще хотя бы год назад, что она по собственной воле сунется в землю обетованную узаконивания вампирского существования? В отличие от многих своих сородичей, брюнетка не разделяла общего воодушевления на этот счет, искренне наслаждаясь бессмертной жизнью без бюрократических рамок. Со всеми ее минусами и плюсами (последних, кстати, по ее мнению всегда было больше).
Чуть сощурив глаза, девушка задумчиво смотрела вниз. Почему Сент-Луис? Смешно, но она просто наобум запустила нож в карту, висящую на стене в ее апартаментах в Барселоне, и — вуаля! - лезвие вонзилось аккурат в черную точку «города курганов» штата Миссури. Во всяком случае, там ей еще не приходилось бывать. Да и как бы ее не тянуло обратно в любимый Нью-Орлеан, путь туда ей был по-прежнему заказан: тамошний Мастер Города наверняка все еще на нее «дулся», а тайные вылазки на, мягко говоря, не очень дружественную территорию явно не входили в ТОП-10 списка удачных идей. Что там, они и к ТОП-50 близко не подбирались.
Международный аэропорт Ламберт встретил ее искусственными огнями в самом начале ночи. На выходе уже дожидались две машины: одна, для того, чтобы отвезти ее вещи в особняк, другая же для того, чтобы доставить в город ее саму. Ловко подцепив у временного водителя ключи от ее любимой Pur Sang, девушка с наслаждением скользнула в кожаный салон. Улыбка отблеском замерла в уголках ее губ, и, вдавив педаль газа в пол, она направила авто на свою собственную экскурсию по улицам Сент-Луиса. Признаться честно, этот городок мало чем напоминал пропитанные историей и чувством города Европы, но было у него и свое очарование. Конечно, если закрыть глаза на Врата Запада, прославившие город, — сооружение столь же масштабное, сколь безликое и нелепое. Огни улиц бликами проносились по стальной поверхности Pur Sang, но в какой-то момент ей захотелось оказаться с улочками этого города один на один. Заглушив мотор, вампир припарковалась и вышла, сама не зная где, но не чуть не страдая от подобного «незнания». Было все еще не очень поздно, так что оживление полнило пространство вокруг: бесцельно бродящие в задумчивости одиночки,  воркующие парочки, шумные компании, спешащий домой работник среднего звена... Люди сновали вокруг как ни в чем не бывало, спокойно проглотив всеобщее и официально признание существ, с легкостью и смертоносной грацией способных навсегда погасить хрупкое пламя их жизней без намека на сожаление о содеянном. Хищники. Вампиры всегда были крайне искусными хищниками, но только теперь люди сами так охотно шли в их распростертые объятия за миром, сотканным из иллюзий. Даже забавно.
Леони и не заметила, как свернула в одну из малоосвещаемых и малолюдных аллей, коих полно во всех городах близ баров и клубов. Потертая кирпичная кладка нависала стенами с двух сторон, обрамляя ведущий неизвестно куда путь. Потеряться она не боялась, так что просто шла дальше.
Девушка почувствовала его еще раньше, чем услышала неровные шаги, а услышала неровные шаги раньше, чем он присвистнул у нее за спиной, купаясь в парах пропитавшего его тело алкоголя:
- Хээээй, детка! И куда эти роскошные и совсем беззащитные бедра направляются в этом безлюдном месте, а? - споткнувшись о какую-то банку, он чертыхнулся, а жестяной звук эхом отскочил от стен и тут же потух.
Ухмыльнувшись темноте, Леони остановилась, воодушевляя трущобного рыцаря на новые подвиги. Она услышала в его голосе широкую улыбку:
- Ну вот, это уже совсем другое дело. А ты сообразительная, детка.
Он приблизился, замедлив шаг в паре метров от нее. Брюнетка обернулась, игриво и будто бы робко улыбнувшись.
Новоиспеченный кавалер принял самую обольстительную свою позу самца, тщетно пытаясь излучать брутальность и непреодолимую сексуальность. Впрочем, сам он в них был безусловно уверен. Быстро облизнув нижнюю губу, он одной рукой уперся в стену около нее, сокращая расстояние до полуметра.
- Не бойся, красавица, я тебя не обижу... - развязно проворковал он себе под нос, наклоняясь к Леони, пьяный, веселый и чертовски самоуверенный. Жаль только, не умеет выбирать проулки. Кокетливо отведя взгляд, девушка положила ладонь на его плечо, двигаясь к шее и будто бы случайно сдвинув ворот рубашки в нужную сторону. Сальная улыбочка блеснула на его лице, он подался было ближе и ближе, как изумрудный плен ее глаз затянул его разум, подчиняя. Лицо мужчины в тот же момент будто разгладилось, и он готов был бы спокойно выстрелить себе в лоб, стоило ей попросить. Но ему повезло, отчасти. Своим внезапным и любопытным появлением он всего лишь взбудоражил ее голод. Два аккуратных клыка с легкостью вошли в тонкую кожу, выпуская наружу пульс и сладость жизни, растекающуюся по горлу божественным напитком. Жажда крови получала свое, и спящий внутри horreur вскинул свою любопытную голову. Даже утоленный сполна, этот специфический голод внутри всегда был чуток и жаден. И порой игрив. И в такие моменты, она не видела смысла ему отказывать. Будто метафизическим языком он скользнул по его коже, и она почувствовала, не разжимая хватки, как мужчина дернулся всем телом. Оо, как же такая реакция дразнила horreur, если бы он только знал...! Ослабив ментальный контроль, она позволила страху прогуляться внутри бедняги, забираясь в самые укромные уголки. Будто змея, он полз по нему, собирая тревогу и испуг подобно крошкам вкуснейшего блюда, парализуя не хуже иного яда, добавляя горьковато-восхитительные нотки сладкому вкусу крови. Она пила, и пил horreur, и этот симбиоз был самым удивительным из всех. Почувствовав как медленно спадает его пульс, Леони отстранилась, слизнув последние капельки крови у крошечных ранок. Едва ее руки отпустили его плечи, как тело наполовину одурманенного мужчины предало его, медленно сползая по стенке вниз. Мягко присев вслед за ним и заботливо поправив ворот, Леони прошептала с улыбкой сытой кошки на губах:
- Bonne nuit, bêta.
Вновь оказавшись на ногах, брюнетка, мягко покачивая бедрами под стук каблуков, ушла в ночь, растворившись в темноте очередного поворота.
«А может, этот город не так уж и плох...»

Отредактировано Leonie (07.02.15 23:38:43)