Рисовать вечность можно. Вопрос лишь в том, где эту самую вечность можно увидеть. Диана стояла перед холстом, держала в руках кисть. Причудливые жуткие расползались по поверхностям, двигались, словно живые, Словно за спиной Дианы в этот момент стояла забытая богами  тварь, сошедшая со страниц мэтра ужасов Лавкрафта. Однако Диана не оборачивалась, не пыталась выяснить, что за ад творится за ее спиной. Кисть все так же бегала по холсту, разрисовывая мелкие детали, штрих за штрихом, силуэт за силуэтом.
-Ты чужой страх, воспринятый мной, как предмет для изучения.
Однако никто не ответил на ее призыв. Голоса, звеневшие в ее голове, продолжали свою бессмысленную какофонию. Холод начал распространяться по телу откуда-то со спины, заставляя неприятно ежиться. Потом стало мокро и не особо приятно, словно она прикасалась к какому-то слизняку всем телом. 
Треск будильника был неприятным, даже раздражающим. Но он был достаточно громким, чтобы выдрать Диану из ее очередного кошмара. Кое-как, спросонья вырубив мерзкую звенящую тварь, девушка начала протирать глаза. А чего я так рано, собственно, поднялась? А, кажется там была какая-то договоренность, после которой я и завела будильник на эту дату. Сфокусировав взгляд, Диана взглянула на экран телефона, пытаясь понять, на кой черт она ставила будильник. А там светилось скопированное письмо от какой-то женщины. Которая приглашала ее на какую-то встречу. И чего это я? Что я там забыла? Диана чувствовала себя ни капли не радостной. Совершая в фоновом режиме какую-то гнусную пародию на утренний моцион большинства людей, девушка проглядывала в ленивом режиме содержимое своего гаджета, пытаясь вспомнить, на кой черт она кому-то дала один из своих почтовых адресов.
- Ты так дурно все это воспринимаешь, потому что не ценишь, не размышляешь. А представь, какой это шанс потренироваться в нормальном цивилизованном общении. Вряд ли ты прямо с ходу научишься располагать собеседников к себе. Но, наверно, ты сможешь подцепить что-то новое для себя.
- Например, триппер. - саркастически продолжила умозаключения Каина Диана. Настроение было в полном дерьме и она этого не собиралась скрывать от своего внутреннего голоса. Ее пессимизм никуда не девался и исчезать не собирался. Она вообще считала это все самым худшей частью ее деятельности в области рисования. Сам процесс воспроизведения каких-то увиденных сюжетов или каких-то особо удачных снимков был не так неприятен, как общение с покупателями.
Диана собрала большую неудобную сумку, в которой можно было сложить несколько своих картин, прихватила также на всякий случай распечатку письма и выбралась из квартиры. Вечер уже вовсю заявлял о себе, делая улицы более оживленным, и наполненными теми людьми, которые выбрались развлекаться, а не топали на работу. Впрочем, сейчас Диана не чувствовала атмосферы ночного города – возможность впитать ее исчезала при мысли о том, что сейчас ей предстоит сначала какой-то разговор, затем договор о передаче, а потом еще путь до дома, чтобы занести пустую сумку и лишь потом можно будет выбраться в ночь, полную гедонизма и зверств темной стороны человеческой натуры.
Прибыв на в пункт назначения, Диана поняла, что явно зря не выпила кофе и не покурила перед выходом. Заткнув сигарету за ухо, чтобы не забыть, девушка вошла внутрь и пошла сразу к посту охраны. Непонятному мужику в пиджаке она почти сразу протянула распечатку письма. Оглядываясь, Диана испытала приступ омерзения. Как это мерзко – делать все так чисто и аккуратно, словно блин, в больницу попадаешь. Нет бы сделать неформально, неряшливо. Чтобы хоть как-то вырываться из системы. Пакость. Девушка осознала, что раздумывает о чем-нибудь, похожем на поджог или массовое убийство, пока охранник выясняет с кем-то по телефону, пропустить ли странного посетителя или нет. Все, что угодно, лишь бы не было так скучно и тоскливо. Услышав номер кабинета и получив в руки какую-то пластиковую карточку, Диана спокойно пошла дальше, перекинув тяжелую сумку с картинами на другое плечо, прямо поверх лямки ее привычной сумки со всякими вещами. Добредя до нужного места, художница практически без стука вошла, будучи в достаточно мрачноватом и подавленном настроении.
-Добрый вечер - негромко выдала она неизвестной девушке за столом. То ли это была какая-то секретарша, то ли сама заказчица – Диане было невдомек и более того – не было никакой разницы. Мрачновато оглядывая помещение, девушка стояла в проходе и думала, сколько времени ей придется провести в этой омерзительной обстановке.

Однако долгих разговоров с сидящей за столом девушкой не вышло. В принципе, этому в каком-то смысле Диана была рада, если так можно назвать то, что у нее не появилось новых поводов для раздражения. Не потому что эта девица ей не понравилась. Просто потому что присесть можно было только на диванчики для ожидания какие-то. А сумка с картинами легче не становилась.
Ну, видимо, секретарша все-таки. Забавно, все-таки. Самый мерзкий, как мне кажется, признак того, что люди зажрались. Существование целой профессии, в которой люди просто выполняют всю грязную работу и стоят между своим начальством и всем остальным обществом. Еще ведь могло оказаться так, что человек, который стоит за этим созданием с красивым телом и пустоватой, вероятно, головой, решит, что общаться с художниками – ниже его достоинства. И продажа была бы ей, а не кому-то еще.
-Сейчас, скорее это дань статусу, а также тому, какой размах приобрела бюрократия и прочая ерунда, которая бы сделала работу любого начальника, если бы он занимался всем самостоятельно, невыносимой.
Однако все равно Диана была явно не в восторге от того, что происходило. Да, она пошла куда-то дальше вслед за секретаршей. С одной стороны, это означало, что она будет общаться с всего одним человеком. С другой стороны – вероятно она получит еще прорву негативных эмоций, общаясь с тем, кто владеет всем этим.
Попав вслед за девушкой в какой-то еще просторный кабинет, художница вгляделась в того, кто же владеет всем этим местом. Как оказалось – это была еще какая-то девушка. Диана ожидала увидеть кого-то пореспектабельней и повзрослее. Впрочем, подобное отношение не отразилось практически никак на физиономии. Ну ладно, пусть будет так. Может, наследство получила и вложилась в галерею. Или еще какие-то особенности были. Может, замуж вышла удачно. Да прорва вариантов. Девушка весьма равнодушно оглядывала новое помещение и поняла, что по стилю и антуражу оно не сильно отличалось от предыдущих. Тоже слишком мало творческого подхода было к антуражу. Не было чего-то, что дополняло образ, делало его многогранным, чем-то большим, чем просто место, где можно сидеть и принимать гостей. За приближением незнакомой девушки она практически не следила – понятие личного пространства в  физическом плане у Дианы было развито довольно слабо. Издержки гедонистического и ночного образа жизни, в котором после пары стаканов в клубе можно неожиданно обнаружить, как кто-то неведомый прижимается к телу с выражением похоти на лице.
- Диана, - одновременно поправила и таким неясным образом поприветствовала фотограф эту странноватую владелицу галереи. Свою собственную фамилию американка не любила. Слишком явное напоминание об отчиме. Который пусть и был великолепным художником, но тем не менее Диана не могла вспоминать о нем без употребления в мыслях солидного запаса нецензурных слов.
Пройдя совсем рядом с Леони, игнорируя личное пространство, девушка направилась к дивану, решив, что сидеть за столом на стуле – не для нее. Слишком уж официально. Громадную сумку она сняла с плеча и прислонила к журнальному столику. Все-таки формат А1 – жуткая штука. Другую же сумку она положила рядом с собой на подушку. Устроившись на диване в вполне расслабленной позе, Диана не торопилась продолжать разговор. Еще бы не было шепота в ее голове, можно было бы насладиться тишиной. Потому она бросила мимолетный взгляд на Леони и после этого продолжила молча сидеть, глядя в пустоту. Да уж. Возможно и не удастся продать эти картины. Все-таки они имеют другой стиль, отличный от местного антуража. Они аморальны и жестоки, как может показаться обычным людям. Слишком много элементов порчи, разрушения.  Потому что без этих элементов образы слишком идеальны.

Диана колебалась между двумя мыслями, не склоняясь ни к одной конкретно. Первая мысль утверждала, что пока разговор не начинался, все было достаточно хорошо. Во всяком случае, обычно разговор происходил не самым приятным образом. Ведь большинство собеседников затрагивали совершенно унылые и скучноватые темы. Это как «лучше молчать, авось за умного человека сойти получится».
Другая же точка зрения состояла в том, что постепенно проявлялась скука. Секунды текли совершенно неторопливо, даже неспешно. Даже появилась мысль побыстрее покончить с этим. Вытащить картины, либо продать их, либо получить пинок под зад, после чего уже идти домой, забыв это мероприятие, как страшный сон. А что потом? Я снова буду скитаться по городу, убивая время. Очень уж полезное дело. Так же ведь буду ныть о том, как скучно. Блин. Это омерзительно. Я противна даже самой себе. При таком мрачном выводе она отказалась от тактики «побыстрее все закончить». Если общая цель жизни – прожигание времени, то почему вот такое времяпрепровождение будет принципиально хуже всех остальных? Можно и посидеть. Можно и помолчать. Вдруг будет что-то интересное еще ко всему прочему.
Диана продолжала сидеть, думать, не торопясь разговаривать дальше с Леони. Мало ли что там думает эта владелица выставки о затянувшемся молчании, художнице было абсолютно наплевать. А вот когда усевшаяся рядом девушка предложила внезапно кофе или чай, Диана даже вышла из своего бесконечного цикла из мрачных мыслей и глянула на нее, приподняв одну бровь. Вежливость. Вот оно как. Обычно такие вещи мне не предлагают представители другого слоя общества. Они чаще пытаются сделать все, чтобы как можно быстрее избавиться от меня.
Впрочем, излишней скромностью Диана не страдала практически никогда. С чего бы вдруг она бы у нее вообще появилась с учетом того, что она живет далекой от современных норм жизнью. Когда обо всей это морали, вежливости и этикете девушка знала, но при этом не принимала их совершенно.
-Быть может, кофе, - ответила художница. Как пришла ассоциация с этим наркотическим напитком, так сразу в голове и начались соответствующие мысли, а в теле – нужная реакция. Оно словно ненавязчиво намекнуло о том, что Диана встала сегодня весьма рано, и потому желание спать еще не успело раствориться в часах бодрствования. Она зажмурилась на какое-то время и надавила пальцами на глазные яблоки, массируя их. Лишь через какое-то время она смогла вновь открыть их и вновь уставиться на владелицу галереи мрачноватым взглядом покрасневших глаз.
- Ну так… почему согласились? Вроде как было понятно из присланной работы, что я не рисую в современных жанрах. Даже в жанрах двадцатого века - решила хоть какой-то диалог начать девушка. Раз уж все равно тишины ей не видать, как собственных ушей. Но и правда – Диана выслала на почту этой секретарше один снимок своей работы. Чтобы дать хоть какое-то представление о том, какого типа картины были у художницы. Что там нет никаких эмоций. Никаких образов. Никаких фантазий и элементов нереальности. Каждая деталь была на своем месте, образовывая тот образ, который существует или существовал в этом мире. Улицы, здания, элементы природы, люди, разные события – все это было отражено на картинах. Потому к художественным течениям современности Диана совершенно не относилась.

Диана оставалась с совершенно безразличной физиономией, хотя где-то внутри себя она горестно усмехнулась от слов Леони. Дело было не в том, что владелица выставки сказала что-то неприятное или крайне забавное. В принципе все было вполне понятно, как бы придраться особо не к чему. Вероятно, собеседница даже не подозревала о том, какой эффект произвели ее слова. А вот у Дианы сразу появились мысли о том, как бездарно она провалила тему для разговора, ткнувшись совсем не в ту стезю, которая нужна была. Ибо что отвечать на подобные слова, было совершенно непонятно. Кроме «ну ладно» никаких мыслей не возникало. Прекрасно. План для разговора разрушен. Хотя, это по сути и планом-то не было. Просто тема, по которой я могла бы высказаться. Хотя кого я обманываю. Я бы там сказала бы только то, что я не передаю никаких эмоций через рисование, даже не пытаюсь доносить какие-либо мысли людям. Просто делаю так, чтобы было не скучно. Офигенно, это можно было бы растянуть, наверно, на две-три реплики. В общем, это победа. Теперь наверно однозначно доказано, что я полная бездарность по части коммуникации.
- Твои самоуничижения помогут делу? Если да, то пожалуйста, не стесняйся. А если нет – то почему бы тебе не попробовать выудить хоть что-то из того, что она говорит. Хоть развлечешься. Ну или, может, цену себе набить сможешь. Наше голодное чудище в квартире вряд ли будет радо, если мы вернемся без цента в кармане.
К счастью, все-таки принесли кофе. Можно было неспешно поразмышлять на тему того, что же говорит эта девушка, которая своим внешним видом была практически полной противоположностью Дианы. Все равно, пока ухватишься поудобнее за чашку, пока переждешь жар горячего напитка, пока сделаешь глоток – секунды будут тихо уходить. Художница даже умудрилась отметить пару фактов. Во-первых, когда подают напитки, обычно пьют оба человека, а не кто-то один. Во-вторых, до Дианы начало доходить то, что эта Леони – иностранка. Она-то акцентов толком не слышала никогда, ибо шепот превращал любой диалог в небольшое испытание. Требовалось вычленять нужные слова из бессмысленной какофонии, в этот момент не до того, что кто там тянет гласные или иначе произносит согласные. Лишь название для выставки, которое было, похоже, французским, намекало как-то на подобную сторону вопроса. Однако Диана, на самом деле, не особо серьезно вдавалась в подобные темы. В основном потому что считала, что в любой части света люди – полное дерьмо, независимо от культуры и особенностей языка.
По поводу того, что художница поднимала такие странные темы, Диана могла поспорить. В основном потому что просто любители подобных тем обычно на глаза не попадаются. Ну или делают свое творчество и прячут его куда подальше. А она вздумала зарабатывать на этом чуть больше денег и потому пропихивала реальные вещи, а не файлы по интернету в формате изображений.
- Тема у всех на виду. То, что ее мало кто затрагивает – может, потому что она мало кому интересна? Хотя, наверно от общества зависит - как обычно равнодушным тоном предположила Диана. Наркотический напиток еще не начал свое действие, а потому мысли передвигались крайне медленно, неторопливо. То, что она своей собственной репликой в каком-то смысле сбивает себе цену, ее совершенно не волновало. Протянув левую руку к сумке, она дернула собачку молнии, расстегивая ее, после чего сделала небрежный приглашающий жест, после чего вернулась к кофеину.

Весьма развернутый ответ Леони не помешал продолжать пить кофе. Эффект от этого наркотического напитка был необходим, словно воздух. Особенно с учетом уже порядком развившегося у Дианы привыкания, из-за чего, для того, чтобы как следует взбодриться, требуется все более серьезная доза. Впрочем, девушка все равно поглядывала на собеседницу, вглядываясь в лицо, пытаясь понять, что за мысли прячутся за этими черными локонами, что за идеи завуалированы в этих произнесенных словах.
О, какая. Бунтарка. Борец с системой. Прямо видно, сколько всего накопилось в этой голове. Либо она очень недурно скрывает свою социопатию, либо ей явно не двадцатка. То, что слова были очень знакомые, они находили отклик в душе девушки, не вызывало какое-то чувство единения. Не было какой-то великой радости для Дианы в том, чтобы найти единомышленника, при том не факт, что это была не показуха и не обман. Да, художница презирала и недолюбливала общество. Но при этом она еще и презирала и практически ненавидела себя. Так что с чего бы ей хорошо относиться к той, кто думает так же?
- И как же вы вписываетесь в такое ослепшее ужасное общество? Стали его частью, втихаря подумывая свои радикальные мысли, или же открыто бросаете ему вызов? - с чисто академическим интересом спросила Диана, чтобы просто поддержать разговор. Особого значения сам вопрос не имел – оба варианта казались девушке глупыми. Как, впрочем, и существование в принципе.
То, что Леони выудила какую-то картину, заставило хоть как-то оживиться художницу. Та глянула краем глаза на выуженный лист, чтобы понять, которое творение увидело свет божий. Узнав по кусочку увиденного, что же там изображено, Диана перевела взгляд на саму иностранку, пытаясь понять, что же за реакция была у критика на ее картину. Не то, чтобы она была зависима особо от чужого мнения. Просто хотелось как-нибудь развеять неопределенность. Вроде как нравится. По крайней мере, нет гримас отвращения. Ну, или каких-то особых эмоций. Хотя кто знает. Может от души посмеется и вышвырнет вон, а из картины сделает гигантский самолетик. Отведя взгляд, Диана пристроила руку на подлокотник, чтобы после этого пристроить на нее щеку. Она напоминала изможденного и обреченного узника, ожидающего конца своего заточения в виде окончательной гибели. Ну или скучающего правителя, разглядывающего свое царство. Не все ли едино. В голове постепенно воцарялось какое-то ощущение темноты, пустоты и мрака.
Вопрос Леони Диана чуть было не прослушала, слегка встрепенувшись и бросив на нее косой взгляд. – Может быть. Не помню, - довольно невнятно и как-то очень уж задумчиво ответила она, даже сама толком не понимая, почему. Видимо потому что ни один определенный и однозначный ответ не подходил. Сказать «Нет» ей велел разум, даже привычка в каком-то смысле. Ведь следовало, по-хорошему, поддерживать что-то похожее на маску приличия. Да и меньше проблем будет, если фотограф будет отрицать свою причастность к определенным снимкам. С законом не придется связываться. А сказать «да» хотелось из-за какого-то непонятного чувства. Нет, это не желание бахвалиться. Скорее усталость от лжи, от притворства. Потому Диана и не выбирала, какую же сторону в данном вопросе следует принять. Легче было просто сидеть тихо и мучить себя каким-либо ожиданием дальше,  с мрачным взглядом боли и безумия, направленным в пустоту. Скука – голодный демон Дианы, пожирающий ее изнутри с каждым мгновением и именно сейчас практически ничего не мешало его трапезе.

Есть что-то странное в сожительстве людей и вампиров. Просто так они не вызывают у Дианы ровным счетом никаких чувств. Никаких эмоций. Ей было абсолютно наплевать, сколько живет человек – тридцать лет или двести тридцать. Принципиально для нее это ничего не меняло. Диана даже часто умудрялась совершенно не обращать на подобные вещи внимания. Это, в принципе, не было чем-то особо выдающимся. Не было у вампиров, как ей казалось, чего-то такого, что было бы чем-то невероятным. В каком-то смысле люди могут добиваться всего этого и обычными силами. Просто для них это тяжелее. Впрочем, при рождении даже среди людей они все не равны и что-то дается одним и не дается другим. Кто-то купается в роскоши, получает прекрасное образование и потом управляет судьбами многих, а кто-то вынужден каждый день бороться за свою жизнь, превращаясь в тупое животное.
Однако сожительство с одним монстром привнесло хоть какие-то детали в образ жизни Дианы. Процесс  изучения чужих жизней ради развлечения пополнился пунктиком определения  видовой принадлежности той или иной жертвы. И вот сейчас художница попыталась рассмотреть именно с такой точки зрения собеседницу. Уж слишком странно себя ведет. Конечно, вариант с сумасшествием и просто клиническим уровнем подросткового максимализма нельзя исключать. Но стоит тесно познакомиться с одним вампиром и уже иногда появляются мыслишки, что тот или иной встреченный человек может оказаться ночным охотником.
- И сколько же лет назад была выбрана такая дорога? - словно походя задала свой вопрос Диана. На самом деле, он в каком-то смысле был важен для нее. Притом главным было не то, каким именно будет ответ. А именно то, что он вообще есть. Это тоже наркотик – зарываться все глубже и глубже в чужие жизни, ворошить детали, посвящать этому свое внимание, отвлекаясь от своих бессмысленных цикличных душевных терзаний.
Впрочем, какого-то особого поведения у Дианы не было. Допив кофе, она отставила чашку, после чего откинулась на спинку дивана, пристроив голову на подушке и после этого задумчиво поглядывая в потолок, пытаясь с очевидной безнадежностью разобраться в себе. Желания рассматривать свои полотна не было никакого. Для нее был важнее процесс рисования – это очень эффективный способ избавиться от скуки, посвятив все свое внимание картине и не замечая времени, пока силы не оставят ее, заставляя валиться изможденной на кровать с опухшими от усталости глазами. Потому сейчас она попыталась еще раз подумать по поводу того, какого черта она произнесла «может быть». Все-таки два противоположных варианта были слишком резкие и имели слишком сильный контраст в отношении. А взять на себя смелость выбора девушка не могла. Ведь если бы она была смелее и решительнее – вероятно, уже мертва была бы. Малодушие и инерция удерживали ее в этом мире в каком-то смысле. И они все также удерживали ее на пути полного морального разложения.
-Продавала уже кому-то. Не помню сколько раз. Вроде покупали пейзажи в основном. Мало кому нужна жестокость. У меня уже меняется соотношение в количестве тех и других картин. Они просто копятся - пожав плечами, спокойно ответила художница. Она рисовала не потому что ей были нужны деньги. И потому выбирала темы, не опираясь на их востребованность, а на то, что понравилось, что хотелось воплотить на полотне с помощью кисти и красок. Потому и картин со смертями и изнасилованием постепенно становилось больше – они не продавались. Диана уже не помнила, кому и когда были проданы ее картины. Помнила то, что когда-то она приносила  примерно поровну и таких и других. И тех, которые изображали просто воздействие человека на мир и тех, что отражали темную звериную сторону человеческой натуры в самом полном объеме. Однако постепенно мысли о том, что она продаст что-то, связанное с насилием и смертью таяли, отправляясь в небытие. Потому и бралась обычно всего одна картина. На всякий случай.