Винсент мирно дремал в своем кресле, при этом не получая ровным счетом никаких сновидений. Он пребывал меж времени и пространства, потому что разум был все равно что выключенным, лишенным каких-то ни было мыслей и видений. Потому когда его разбудили легким прикосновением к руке, Винсент почувствовал себя крайне неуютно. Ему казалось, что он вот только-только заснул и прошло совсем немного времени. С этой нарколепсией внутренние часы, казалось, совсем отказались ходить нормально, биоритмы пошли по какой-то своей колее, совершенно не совпадая с реальными часами. Врач выдернулся из глубокого сна и попытался как-то собрать мысли и ощущения в кучу. И то и то выглядело, мягко говоря, неважно. «Ну и за что мне это безумие? Надо было отпроситься с работы и никто бы меня не побеспокоил. Я ведь на работе еще, никуда не переместился?» Осязание подсказало, что да, он был все еще в своем кресле, а зрение показало, что все еще в своем кабинете и рядом стоит какая-то медсестра. Сфокусировав на ней взгляд, он тут же пожалел об этом, ибо женщина, увидев, что доктор подает признаки сознательности, тут же начала что-то городить.
- К вам сейчас привезут пациента с многочисленными травмами, но вроде живого. Бог его знает, как он получил свои болячки на этот раз. Он будет в смотровой, которая двести десятая комната.
Пробурчав что-то запредельно невразумительное, Винсент прогнал медсестру жестом, словно отгоняя надоедливое насекомое. Из всего, что она наговорила, он понял, что кто-то есть в двести десятой смотровой. Женщина положила на стол распечатку личного дела и покинула его кабинет. «Надо было точно домой сваливать. Ну вот кому так захотелось травм получить на ночь глядя? Или стоп…» Винсент задумался, глянул на часы и мысленно выругался. Он думал, что сейчас глубокая ночь, а уже утро, оказывается, решило прибыть. Кроме как «ну черт побери», у норвежца не было никаких реакций.
- Вот же дрянь… - кое-как размяв конечности, врач взял в руки бумажки и проглядел их бегло. Как оказалось, некий Натаниэль Грейсон был здесь весьма и весьма частым клиентом для восемнадцатилетнего юноши. Винсент, конечно, понимал, что в подобном возрасте шило в заднем проходе, приобретает какие-то феноменальные особенности в области кручения, но всему есть предел. Должен же быть у человека некоторый инстинкт самосохранения, призывающий оберегать свою бренную оболочку. У герра Грейсона, похоже, данный инстинкт отсутствовал. «Где нормальные, вменяемые пациенты? Ах да, эти люди здоровы, сидят дома и понимают слово «профилактика». Жаль, приходится иметь дело вот с такими персонажами». На распечатке была пометка от руки, что возможно, пациент не до конца человек. Что, впрочем, толковой реакции у Винсента не вызвало. Ему было капитально все равно.
Поправив слегка одежду после подобного сна, Винсент пошел к смотровой. По пути завернул в комнату отдыха и заполучил себе кружку кофе, чтобы хоть немного проснуться. Попивая горьковатый напиток, который хоть немного бодрил, врач вошел в смотровую. Как оказалось, пациент бодрствовал и, похоже, был даже бодрее врача, который был бы не против прикорнуть где-нибудь еще на несколько часов.
- Бурно провели ночь, герр Грейсон? - зевая в кулак и прикрывая ногой за собой дверь, спросил врач, не особо заботясь о том, какое впечатление производит. Ну да, синяки под глазами просто кошмарные, но что поделать, жизнь тяжелая у него.

Винсент глядел довольно опытным взглядом врача на пациента, пытавшись прикинь объем работ. Который, как кажется, был довольно-таки приличным. Правда при вторичном взгляде, показалось, что все не так уж чудовищно. Если пациент в сознании и в состоянии поддерживать диалог, в травматологии обычно в этот момент уповают на оптимистичный вариант. Главное сделать все так, чтобы не было осложнений. Которые бывают крайне редко. Да и похоже, что смертельно опасного ничего не было.
Влив в себя громадную порцию кофе, Винсент по привычке первым делом пошел мыть руки. Привычка выработана, преодолев даже его природную рассеянность. Благо можно было занять свой мозг разговором, пока выполняет подобные функции. А то мало ли, вдруг заснул бы головой в раковине. В какой-то момент врач так зевнул, отворачивая голову в сторону, что даже задумался, а не заснет ли он прямо на приеме.
- Винсент Мортенссон. Норвежец, а не немец. Не суть, впрочем. Что касается того, что вы меня не видели… ну, я не единственный травматолог на всю больницу, - пожав плечами выдал доктор. Он решил не отмечать, что прибыл в Сент-Луис относительно недавно, всего пару лет назад, что для его тридцати пяти уже может считаться как «недавно». Да и к тому же он предпочитает проводить свободное время на одном месте, желательно в сидячем или в горизонтальном положении, а не шатаясь по больнице и заглядывая к чужим пациентам. Нечего мешать коллегам работать, они и так могут обратиться к нему за помощью и делают это с превеликим удовольствием, изматывая несчастного врача.
- Если это для вас не бурно, что же тогда вы так наш труд не уважаете, раз за разом приходя к нам. Или хотите, чтобы мы без работы не оставались? - с легкой улыбкой, в которой больше усталости, чем веселья спросил врач. Осуждать юное дарование за безбашенную жизнь он не стал. Если выживет, наверно потом остепенится. А сейчас все равно любые нравоучения оттолкнет небось. Потому, собственно, решил просто вылечить, а там уж разберутся.
Винсент надел перчатки и, подойдя к пациенту, начал проводить аккуратно пальпацию, следя за реакцией. Он уже видел, что юноша при движении руками был определенно чему-то не рад и потому в первую очередь начал искать переломы.
- Кашлять не хочется? Попробуйте подышать животом, будет ли больно. Ну и вообще, где в основном больно, опишите, герр Грейсон. Я, правда, вероятно все равно рентген сделаю, но вы здорово облегчите диагностику, описав ощущения максимально точно, - хмыкнув, Винсент оперся на койку, стараясь не заваливаться на бедного пациента и не захрапеть к чертовой матери. «А вообще, надо бы выпить еще кофе. Во всяком случае, я не вижу другого выхода.»

Что мог Винсент ответить на такое признание? Да ничего, по сути. «Да уж, необъяснима иногда душа человеческая. Ну, чтобы в больнице нравилось бывать в качестве пациента, это надо изрядно извернуться. Ладно, предлагать ему работать медбратом, вероятно, не стоит даже в шутку, вдруг согласится.» Винсент капитально так задумался по поводу того, что, по сути, лучше всего делать. На самом деле все довольно просто – надо спокойно разобраться что болит, после чего придумать, как все провернуть. На деле, наверно, главной проблемой была совершенно нечеловеческая природа пациента.
- Кашлять не хочется? Неплохо, - Винсент внимательно прислушивался к тому, как паренек дышал. В целом, вроде чисто, весьма вероятно легкие остались целы. Герру Грейсону очень даже повезло, ибо в таком случае оно все срастется, если только не чудить особо.
- Ну, одну минуту тогда, поглядим на порезы, - Винсент крайне аккуратно повернул паренька на бок, чтобы ребра практически не двигались. Естественно, санитары уже сделали некоторую часть работы – обработали и залепили порезы, чтобы остановить кровопотерю. Но судя по тому, что царапины были в основном на плечах и спине, ничего критически страшного не было. Только зашивать, возможно, придется.
- Ладно, в принципе более или менее понятно. Один крайне важный вопрос, герр Грейсон. Мне медсестра пометку сделала, что у вас не совсем человеческая природа. На то, что я вам помогу, это не влияет, но здесь есть вопрос средств, сами понимаете, многие медикаменты предназначены в основном для людей. Собственно вопрос: Кто вы по природе? - отойдя назад, Винсент подошел туда, где оставил кружку с кофе и вновь приложился с ней. На самом деле вопрос у него касался не только медикаментов, но еще и некоторых других вопросов. В частности того, что ему совершенно не хочется держать кучу времени оборотня в больнице. Мало ли, вдруг звериная природа неожиданно чудить начнет – на кой черт врачу это надо. Потому понимать, является ли его пациент каким-нибудь оборотнем, было крайне важно.

Винсент был в какой-то мере рад услышать подобное признание от герра Грейсона, который теперь считался оборотнем. В принципе касательно намерения лечить это действительно ничего не меняло. Норвежцу было категорически наплевать, кого лечить. Разве что методики разные. Правда, тоже все зависит от случая.
Однако некоторые вопросы все-таки беспокоили Винсента, когда дело касалось расы пациента. Во-первых, это отношение различных медсестер и других пациентов. Которое может вылиться в огромный ряд проблем самым глупым образом. Ко всему прочему здесь еще могут при каком-то неудобном случае появиться какие-то расисты, которые закатят тут скандал. Конечно, с точки зрения закона и порядочности врачей, которые будут лечить оборотней, не в чем упрекнуть. Однако вонь все равно поднимается, а она никому толком не нужна.
Потому Винсент молча прикидывал, раздумывая над тем, как поступить. С одной стороны, этот конкретный паренек ничем особо не лучше других. Да еще и в каком-то смысле хуже даже, так как есть шанс, что он все равно вернется к ним когда-нибудь еще. Но с другой стороны, Винсенту совершенно не хотелось организовывать для своей больницы потенциальный геморрой.
Прослушав молча замечание про то, какие средства ему следует использовать, Винсент хмыкнул, начисто проигнорировав все советы и рекомендации. Чисто по привычке он уже пропускал такие вещи мимо ушей. Вот здесь его высокомерие служило ему скорее на пользу, чем во вред. Количество ошибок, которые совершались врачами потому что они послушали советов пациентов заметно перевешивали количество ошибок, которые они совершили, проигнорировав их слова.
- Сейчас схожу за кофе, - кратко высказался врач, решив не отказывать пациенту в скромной просьбе. Заодно и свою чашку пополнить. Покинув помещение, он зубами лениво стянул перчатки и затолкал их в карман. Пока брел в комнату отдыха и обратно, он сомневался все еще, но потом решил, что поступит больше ради блага больницы, чем ради собственного комфорта. Еще успеет премию выклянчить и несколько бонусных выходных, если решит, что той немалой зарплаты не хватает ему для того, чтобы оправдывать все свои проблемы, на которые он идет.
Поставив одноразовый стаканчик с кофе недалеко от паренька, Винсент отпил из своей кружки и отставил ее на столик, чтобы точно не помешалась. После чего без лишних разговоров положил руку на плечо оборотню, пользуясь своим даром. Он словно передавал свои силы пациенту и при этом забирал себе его проблемы, вытягивая их. Пальцы, правда, в какой-то момент непроизвольно сжались, когда недуги начали проявляться уже на его собственном теле в виде чистой боли. Но Винсент терпел, продолжая заниматься подобным исцелением. Лишь когда он ощутил, что полностью закончил, что произошло только через несколько минут, норвежец разжал мертвенную хватку своих пальцев. Корпус весь горел огнем. «Возможно, растянется это дело на несколько часов. Ну и дрянь же это.»  Тяжело вздохнув, Винсент отошел, чуть шатаясь и прислонив пятую точку к столешнице, достал сигареты и закурил, наплевав на технику пожарной безопасности.  Если уж обезболивающее не помогало, то хоть курение иногда облегчает его муки.
- Dritt… - в сердцах высказался врач, переживая маленький ад, который на него внезапно нахлынул.

Боль была не самой сильной из тех, которые Винсент переживал за свою жизнь. Бывало и хуже. К тому же он испытывал нечто подобное существенно чаще других людей, потому в каком-то смысле у него была какого-то рода устойчивость. Не то, чтобы он воспринимал ее хуже, просто психологически он более стойко воспринимал подобные вещи. Там, где большинство людей думали что-то в духе «боже, как больно, сейчас помру», у него был «не самый лучший четверг». Вот и сейчас он весьма решительно, на границе с банальным упрямством терпел все эти страдания, стараясь даже пытаться сохранить остатки самообладания. Винсент даже выпрямился и оторвал пятую точку от столешницы. Корпус словно горел огнем, норвежец ясно чувствовал, как мышцы едва слушаются. «Ну, зато спать не так уж сильно хочется».
То, что высказал герр Грейсон, Винсента по меньшей мере позабавило. Не каждый спасенный его даром пациент начинает возмущаться. Да, благодарности он не всегда получает, иногда люди воспринимают такое чудо подозрительно или же как должное. Но вот как-то редко тут народ прямо-таки протестовал. Скорее наоборот, записывались к нему при следующей травме повторно и очень огорчались, когда норвежец просто делал все необходимые процедуры и перевязки, после чего без колебаний совести оставлял людей на стационаре. К подобной ситуации врач привык, спокойно рассчитывая свои силы. Вот и сейчас он не сделал ничего запредельного и знал, что непоправимого ущерба себе не нанес. Поболит и успокоится.
- Вы чем-то недовольны, герр Грейсон, хотели полежать немало дней в состоянии малой подвижности, а потом тратить время на лечебную физкультуру для реабилитации? Я правильно понял ваше возмущение? – негромко, но весьма и весьма живо заговорил врач, развеивая образ сонного растяпы. Винсент намеренно акцентировал внимание на самом оборотне, игнорируя себя и свои проблемы. Ему самому хотело немного выбить паренька из колеи, раз он так решил проявить свой весьма неоднозначный характер и потому Винсент задал себе установку держать приличный вид. Лишь во мрачном взгляде и плотно сжатых губах было какое-то отображение тех мук, которые он сейчас испытывал. А так в целом врач держался даже куда лучше, словно олицетворяя собой фразу «все, что нас не убивает, делает нас сильнее».

Доктор старательно игнорировал приступы боли, как бы она не вгрызалась в его бок и как бы не разливалась волнами по всей спине. В конце концов, если он будет обращать на них внимание, то тем самым в каком-то смысле делает их сильнее. А так могло получаться, что они постепенно меньше мучали его. Каждую секунду эти ощущения скатывались в тупое нытье всего тела. Особенно если не двигать корпусом. Вот Винсент и стоял прямо, в каком-то смысле не шевелясь.
- Обо мне беспокоились? Приятно это слышать. Разве что обрадую вас тем, что это в каком-то смысле напрасно – я недолго буду мучиться, да переживал я куда более ужасные вещи, - врач пригладил аккуратно свободной от сигареты рукой свои рыжие с проседью волосы, которые и так были зачесаны назад. Винсент все еще весьма и весьма живо помнил то, что произошло с ним десяток лет назад. Два месяца бесконечных мучений, агонии и безумного отчаяния, которое продолжалось по вине любви. По сравнению с этим, текущие его ощущения даже неприятными назвать язык не поворачивался.
Однако про боль Винсент про себя отметил, решив, что помимо нечеловеческой природы надо в карте отметить, что у герра Грейсона есть определенная тяга к мазохизму, раз ему боль нравится. Сейчас, конечно, это не является принципиальным и вообще ни на что не влияет, но с учетом того, с какой систематичностью молодой человек попадает в больницу с травмами, подобный факт может оказаться весьма и весьма важным для лечащего врача, которым может оказаться в том числе и сам Винсент. Подобные психологические аспекты, когда дело касается хоть чего-то, что связано с медицинскими делами, надо знать.
- Полагаю, ваша натура оборотня помогает вам лучше переживать боль и залечивать быстрее человека всякие травмы, не так ли? - Поинтересовался Винсент. «Дурдом. Небось еще если умеет залечивать раны сознательно, то не делал это из мазохистических побуждений. Вот почему подобные психологические казусы надо учитывать». 
- Осаждают немного. Хорошо хоть до откровенного безумия дело не доходит. Можно себе представить каких-нибудь обезумевших родственников умирающего человека, которые будут готовы на все ради надежды, чтобы человек дальше жил. Впрочем, стараюсь при использовании своего дара донести людям то, что я не всемогущ и что я делаю это не по мере возможности, а когда считаю разумным и целесообразным, - врач старался изъясняться достаточно ясно и четко. Сонливость отошла из-за боли на задний план. Докурив сигарету, Винсент отправил окурок в урну у выхода, и, подойдя к двери,  включил кондиционер через пульт на стене.
- Полагаю, здесь сидеть ни мне, ни вам, с практической точки зрения, незачем, - врач вышел в коридор, чувствуя, что из-за боли в корпусе его слегка шатает. Однако гордость и высокомерие заставляли его отказывать себе в слабостях, потому он держал осанку, хотя и в мыслях признавал, что надо бы отпроситься у администратора.

Рутина начала вновь вторгаться в жизнь Винсента, который только-только почувствовал себя бодрее обычного. Несмотря на то, что спина ныла со страшной силой, врач все равно чувствовал, что все вновь возвращается на круги своя. Опять усталость, которая окутывала все тело, лишая желания двигаться вообще как бы то ни было, соблазняла устроиться на ближайшей мягкой поверхности и подремать часок-другой. Винсент без малейшего стеснения зевнул, даже поленившись поднять кулак, чтобы прикрыть рот. Когда в голову пытались закрасться мысли о том, что же подумает молодой человек при виде такого бескультурья, то тут же наталкивались на стену равнодушия. В конце концов, он оказал герру Грейсону такую услугу, что мог бы с чистой совестью демонстрировать состояние своей ротовой полости. А отсутствие явной благодарности со стороны пациента - уже дело десятое.
- Ну, надеюсь, вам подобные безумства в голову не придут. Хотя, с учетом того, сколько оборотней в этом городе было у меня в пациентах, кому-то подобное безумство уже пришло в голову.
Норвежец утомленно вздохнул и пошел дальше по коридору. Мысль по поводу дома запала ему в голову, потому он свернул в сторону кабинета администратора, решив побеспокоить несчастную секретаршу. Кажется, она была к нему немного неравнодушной в основном из-за банального человеческого сострадания. Постучавшись, он заглянул вовнутрь. Удивительно, девушка была на месте, видимо только придя на работу.
- Аммм, тут небольшой вопрос.
-Мистер Мортенссон! У вас же смена закончилась, - секретарша глянула на часы, - три часа назад! Если вопрос несрочный, то не надо дожидаться, когда кто-то придет, напишите письмо. Что такое?
- Хммм, о как. Вопрос отпал. Я, кстати, там пациента вылечил. В смысле совсем, палата не нужна. Натаниэлем Грейсоном зовут, - с этими словами врач прикрыл за собой дверь, отметив для себя, что многие проблемы решаются, оказывается, весьма неожиданным путем.
- Вот и приблизительный ответ, пойду ли я домой.

Винсент был немного рад тому, что хотя бы данный конкретный оборотень не будет бегать в нему по случаю и без. Не то, чтобы врачу это было бы слишком хлопотно отшивать очередного пациента, который решит, что ради его персоны врачи будут класть свои жизни. В каком-то смысле врач играл в Бога и считал, что имеет на это право. В конце концов, он понимал, что иногда его организм может не выдерживать нагрузок и портиться от слишком рьяной помощи людям. А абсолютно игнорировать свою способность лечить людей нельзя было. Потому Винсент и принимал решения, которые по сути, мало в чьей компетенции. Высокомерие для него играло огромную роль. И если он считал, что имеет право отказать в помощи умирающему ребенку, если считает, что это непоправимо повредит его здоровью. Ведь если он будет здоровым и сильным как можно дольше, то тем больше людей он сможет спасти. Отказать в помощи одному, чтобы спасти на десяток больше в будущем.
Услышав герра Грейсона, Винсент ухмыльнулся. С таким же успехом можно меня вообще все время в палате держать из-за синдрома хронической усталости и нарколепсии. Дело хорошее. Вот только толку-то? Лучше буду дальше заниматься пациентами по мере возможности. Винсент похрустел шеей с видимым удовольствием, заставляя кровь резче течь по венам. Боль не особо беспокоила его, укутывая просто слабостью и тихим нытьем. Возможно, прогноз про несколько часов мучений был пессимистичным.
- Ну, они уже привыкли, что я шатаюсь, сплю на рабочем месте и вообще веду себя так, как будто сутками не спал. Вот только я такой по жизни и весьма редко выгляжу бодрым. Так что нет, не загребут меня в палату.
Помахав на автоматизме медсестре на ресепшне, Винсент пошел на выход, не заметив, каким взглядом его проводила девушка. Да и ему дела особого не было, дойдет до дома, покормит кошку и рухнет отсыпаться.
- А машина не нужна, я тут совсем рядом живу. Знал, куда работать пойду, когда квартиру покупал. А вам бы одежду поменять наверно, рубашка у вас… не особо чистая.
Врач не ощутил сам иронии сказанных слов, так как сам вышел из больницы в белом халате, забыв сменить его на куртку. Но, по крайней мере, знал, куда надо идти, все-таки не в первый раз, потому неторопливо побрел по улице просыпающегося города, зевая в кулак.

Винсент не стал рассуждать на тему того, что если человек при деньгах, то в принципе любые продавцы, официанты и многие другие люди, работающие в сфере услуг, обычно могут закрыть глаза на то, как выглядит человек. Главное чтобы не был как последний оборванец одет. Ну или если внешний вид ну совсем не привлекательный, обычно эти люди устраивают ускоренный сервис клиенту, чтобы поскорее покинул заведение или магазин, дабы не смущать других людей. Однако доктор решил, что если молодому человеку некомфортно себя тащить в магазин, то чего себя мучить. Собственно, по идее его не будут особо задерживать какие-нибудь полицейские, так что здесь все в основном завязано на его собственном комфорте.
Получив свою куртку на плечи, Винсент улыбнулся легкой, чуть печальной улыбкой, вполне нормально воспринимая эту немножко глупую ситуацию. Уже как-то разучился он смущаться от своей рассеянности, на которую ему часто указывали тем или иным способом его различные коллеги, знакомые. Уже столько раз подобные ситуации происходили, что Винсент их воспринимал как часть его жизни.
- Спасибо. Такое тоже у меня часто случается.
Норвежец задумался основательно, зачем может ему понадобиться оборотень с проблемами подросткового возраста. Как выяснилось – незачем. Как-то уже он находится в таком возрасте, что все проблемы кажутся чрезвычайно мелкими.
- Честно говоря, слабо представляю, чем вы можете мне помочь. Все-таки не настолько я сейчас обижен жизнью. Я понимаю, что вы хотите мне помочь из побуждений благодарности за ваше лечение… - Винсент задумался. Все-таки не хотелось забивать себе этим голову, но вдруг в голову пришла прекрасная мысль.
- Не воспринимайте мои слова как руководство к действию, но если при случае поступите так, как я скажу, будет здорово. Дело в том, что количество оборотней среди моих пациентов как-то… чересчур велико. Видимо меня заметили как врача, не задающего вопросов, держащего язык на замке и не обладающего предубеждениями. Да, в какой-то мере так и есть. Но если вдруг обо мне кто-то так отзываться будет из ваших… сородичей, я попрошу вас донести до него мысль, что это не повод меня часто беспокоить, как будто я вообще единственный такой врач на весь Сент-Луис. У меня немало и обычных пациентов.
Высказывая это на ходу, врач дошел до своего подъезда в квартиру.
- Вот собственно, и все. Я в принципе мог бы вас пригласить на чашку кофе или чая, но боюсь, что вы не будете довольны хозяином, который в какой-то момент может взять и уснуть безо всякого предупреждения. Не говоря уже о том, что у меня половина квартиры в шерсти моей кошки.

- Нарколепсия не делает человека хотящим спать. Она просто отправляет его в сон, даже если в этот момент человек шел по улице. Разве что знаю, что в моменты серьезной умственной активности шансов уснуть меньше. Так что недовольным я не буду, я просто заснуть могу. - решил уточнить врач, открывая дверь подъезда. Все-таки такие вещи уточнять надо. А то мало ли, вдруг шокирует гостя, захрапев, сидя за столом. Поднявшись всего на один этаж по лестнице, врач начал отпирать уже вторую дверь, пока, наконец, не открыл ее и не впустил незапланированного гостя в свой дом.
Квартира Винсента была довольно удивительным местом с учетом ее хозяина. Не неся никаких признаков того, что врач живет с кем-то еще, помимо кошки, это место нельзя было описать как «логово холостяка». А если еще учесть крайнюю рассеянность и невнимательность врача, порядок в квартире становился вообще поразительным. Впрочем, объяснялось это в основном тем, что Винсент не так уж и много проводил времени в квартире в бодрствующем состоянии. Чаще всего тут бодрствовала кошка, которая, в силу умеренности характера и крайней степенью лентяйства, серьезный беспорядок не производила. Обычная такая двухкомнатная квартира в достаточно светлых тонах без дверей внутри за исключением ванны и туалета. Спальня, что-то среднее между гостиной и кабинетом, кухня, все, как и в большинстве других квартир в этом городе.
Несмотря на довольно безликий интерьер и не обладающее какими-то невероятными особенностями убранство, это место все равно имело свой особый отпечаток. По этой квартире можно было довольно много понять о Винсенте, о его жизненной истории. Огромное количество памятных вещей, которые этот человек пронес с собой, нашли свои места в застекленных стеллажах, на стенах и полках, тумбочках, органично создавая образ обжитого места. Память о жене в виде нескольких фотографий, пары игрушек и шарфика, а также прозрачной шкатулки с двумя серебряными кольцами. Карьера врача в виде дипломов, лицензий, сертификатов и наград, а также большого количества подарков от коллег и благодарных пациентов. Немало черно-белых снимков его семьи, когда он был еще совсем мальчиком, а также несколько картин с пейзажами далекой Норвегии. И многие, многие другие вещи, которые Винсент накопил за треть века своей жизни, все они могли показать почти весь жизненный путь человека. Разве что пропущен момент, что когда-то норвежец выглядел как молодой парень лет двадцати пяти, а потом уже внезапно он стал выглядеть так, как будто отпраздновал пятидесятилетие.
Кошка поприветствовала хозяина, потеревшись об ногу, а затем пошла дальше по квартире по своим кошачьим делам, не придавая особого значения наличию гостя.
- Добро пожаловать, в каком-то смысле, - сказал врач, повесив куртку и халат на крючок и отправившись на кухню, чтобы запустить кофемашину. Все-таки она была наверно куда лучшим способом приготовления кофе, нежели автомат в больнице. А с учетом того, сколько Винсент пил кофе, покупка качественной техники для всего одного напитка была все-таки оправдывающей себя. Налив себе эспрессо, Винсент поставил пустую чашку рядом с машиной и сделал приглашающий жест Натаниэлю.
- Тут несколько вариантов, так что сориентируйтесь в настройках, что вам по душе.

Винсент задумался на тему того, есть ли у него еда. Почему-то, даже не заглядывая в холодильник, он знал, что там ничего толкового нет. Но даже решил на всякий случай открыть дверцу, заглянуть, чтобы увидеть недобитый пакет молока и пару банок кошачьей еды. По меньшей мере негусто. Впрочем, самого врача это редко когда беспокоило, он все равно немалую часть времени в доме дремал. Куда чаще он ел в столовой в больнице, которая ненамного дороже получалась, чем идея кушать дома. Не говоря уже о том, что Винсент очень не любил готовить ввиду своей рассеянности умеющий палить то, что по идее спалить невозможно. Например, вареную картошку. Потому лучше уж есть в больнице.
- Нет еды, к сожалению, - задумчиво закрывая дверцу холодильника, ответил Винсент, присаживаясь за стол. Правда довольно быстро начал ощущать себя довольно странно. Мышцы постепенно начали терять тонус, вновь вспыхнула боль в спине. Однако ощущения были в целом весьма и весьма знакомыми, хотя врач был им ну совсем не рад. В основном потому что это означает, что надо будет спать. А сейчас, похоже, тело получило каким-то образом сигнал, что сейчас все находится в относительно комфортной ситуации и потому можно позволить себе отдохнуть.
- К сожалению, вам лучше уйти, - сбивчиво проговорил Винсент, чувствуя себя все хуже и хуже. Мозг словно постепенно заполняла темнота, мысли, чувства и прочий ворох всего, что есть в голове у каждого человека. Да еще начала наваливаться такая волна усталости, что было крайне сложно ей сопротивляться. Норвежец терпел до последнего, но тут уже в какой-то момент сила воли просто не могла удержать его от падения. Винсент уронил голову на руку, которая лежала на столе и буквально за мгновение уснул, пальцы отпустили ручку стоящей рядом чашки кофе, к которой врач даже притронуться не успел.