Этот город определенно имел на него виды. Остро отточенные зубы. И еще черти что, с кокетливым бантиком на боку, иначе бы все не свелось к самой банальной из ситуаций, которая только и может быть сочиненной на этом свете. Кот убегающих от ополчившихся на него мышей. В смысле стервятников. Ладно-ладно, прибегнем к крайней форме толерантности и назовем внезапно возбудившихся папарацци гордым именем акул пера. После некоторых жизненных коллизий Доминик начал скептично относиться к любой шумихе вокруг своей персоны, а тут как на грех, вышел крупномасштабный обзор событий грядущего театрального сезона, в коем его возвращению уделили непозволительно много внимания. И, понеслась.
А он всего лишь решил заскочить в магазин и скоротать время, прежде чем забрать сына с занятий, не более того.  Возможно, чтобы присмотреть будущий подарок на день рождения – иначе, чем еще объяснить вежливое внимание взрослого к ассортименту магазина игрушек?  Такой век, такие времена, в которые шагу нельзя спокойно ступить, чтобы не ввязаться в очередную авантюру, захватившую его с головой.
А началось все с неприметной иномарки, привязавшейся к нему  на обратном пути с репетиции. Коллега подвезла на автомобиле, Доминик вышел и сделал два шага по мостовой, когда со всех сторон раздалась практически автоматная очередь. Отличающаяся только вспышками света
– Пару слов для нашего издания, мистер Бёмер, как вы можете прокомментировать ситуацию с вашим сыном? Доминик, посмотрите сюда, как вы оцениваете грядущую премьеру? Доминик? – ослепленный и не желающий распространяться ни на какие темы, особенно касающиеся Бастиана, верлев нырнул в первый попавшийся магазин, отсеченный от журналистов мрачно воздвигшейся стеной из подвида телохранителюс обыкновениус. Преграда вроде как надежная, но что-то подсказывало, что не на века.
Схватив на глазах ошалелой продавщицы нечто первое попавшееся со стойки, мужчины пригнулся и как можно неприметнее порскнул в сторону примерочных, влетев в приглянувшуюся с пылом изголодавшегося по общению ковбоя. В салун. Да и тот наверное поступал не в пример вежливее – распахнув кабинку безотчетным движением и не получив оттуда мгновенно залп из возмущенного визга, разогнавшийся беглец (крайне не вовремя, крайне не вовремя обернувшийся через плечо, дабы убедиться, что его никто не заметил)  сделал еще один шаг. И нашел ладонями то, что не прочь найти каждый уважающий себя мужчина. С учетом двойного «попадания» можно было смело вешать портрет на стену почета, ежели таковая хоть где-то имелась.
– А-э-э-эм… – высоко интеллектуально начал Доминик, оценив как выгодно смотрелись его пальцы на весьма соблазнительных округлостях, пусть и заточенных в непримиримые оковы бюстгалтера. Длины как раз хватило, чтобы не довольствоваться одним лишь гладким кружевом. Бёмер сглотнул, пытаясь сообразить после скольких секунд ожидания уже нее зазорно убрать свои клешни от смугловатой кожи, дабы не оскорбить поспешностью, а главное не унизить активным лапанием того (будь проклят не к месту просыпающийся хватательный рефлекс), что от века было манком, символом, эталоном … Для тех, кто не врывается в женскую примерочную, со средней длины женским же платьем глубокого темно-вишневого цвета на плече, во всяком случае. Хотя, тут надо было быть полным кретином, чтобы не оценить.
– Вот уж нет, милая, но поступим по-моему. Кстати привет и рад видеть, – смутно знакомая барышня была права, но как говорится, Доминик был правее. Щелчок щеколды, едва слышный шорох, и он вздернул девушку на критично мягкий пуфик, прижимая ту к стене и прижимаясь следом. Опасность быть застуканными кружила голову, но если быть достаточно тихими, то… глядишь и обойдется.
– Прости, но тогда бы и тебя распотрошили на британский флаг. Мы теперь в одной лодке. – прошептал верлев в чуть взъерошенную макушку, затаив дыхание, когда заслышал дробный топот западавшего авангарда.

Если честно, он ждал даже более экспрессивной реакции на све такое возмутительное вторжение, вплоть до того, что придется проситься назад и искать защиты у недавних гончих. А что? Приятного мало быть забитым по цвете лет вешалкой до смерти!  Ну да, возмущение было  довольно-таки справедливым, поскольку Доминик не был самым гениальным стратегом тысячелетия. И не вторым.  И не … еще черт знает какое числительное по порядку. Но ведь поначалу идея была прекрасна! Кто мог предугадать, что все обернется вот так, что оголодавшие до новостей репортеры будут вести себя как разбушевавшиеся бандерлоги, разве что не визжали и какашками не пулялись от восторга. Или от возмущения, у человекообразных обезьян так сложно разобраться в эмоциях, любой зоолог ногу сломит.
Так что пришлось в ответном умоляющем жесте заламывать брови и подло пользоваться чужой наработкой: увы, гении фауно-расизма не придумали такого выражения, как «котячьи» глаза. Придумать не придумали, а изображать приходилось? Бёмер уже на своем опыте знал, что там, где не справиться вполне себе состоявшийся мужчина, с образованием, статусом и волей к победе, можно смело пускать миниатюрную миловидную девицу. Возможно, даже не совсем одетую. И залп из снятой стружки будет такой, что все звезды почернеют от зависти, а фейерверк в честь четвертого июля всем покажется дешевой подделкой. Оставалось только нацепить очки и подтащить поближе бадейку с попкорном. Не зря же писал русский классик про дивных существ, способных вершить прекрасные в своей безжалостности дела с такой филигранностью, что даже свежее нанесенный лак не сотрется.
Волчица вернулась в тесную кубатуру примерочной буквально обдав томящегося в ней верльва волной праведного гнева. Такой, что даже кожу защипало, как будто шампанским плеснули.
– Элла, Элла, хватит, – примиряющее подняв руки, Доминик спрыгнул на пол, готовый в случае чего обороняться на самом деле. – Смотри, сколько между нами общего: я собой недоволен, ты мной недовольна, а там за дверями злые дяди, которые хотят меня обидеть. Pheny*, ты же не оставишь меня в беде, правда? – прибегнул к последнему, практически запрещенному оружию, произраставшему из детского «Ма-а-а-а,я так больше не буду!», взамен своих слов получив охапку из вещей. И опять-таки женских.
– А… – неуверенно начал оборотень, но в сухом остатке остался костюм, который с грехом пополам можно было назвать элегантным. Ровно на ту половину, которая была приглушенного антрацитового цвета. А все остальное, особенно строчки белой нитью и заглаженные стрелки, вызывали легкую оторопь. – А леопардового там нет? Все-все, молчу! Просто шляпа с фазаньим пером наводит на определенную мысль, но может добавим немного золоченных цепочек, нннэ? Штучек, так пять, для ровного счета – нет, он совершенно точно нарывался на трепку, так бесталанно комментируя каждое действие. Приходилось же расставаться с любимой кожаной курткой (черта с два акулы пера оную получат! Лучше он её съест, чем позволит раздербанить на лоты для аукциона), не говоря о том, что раздеваться при свидетеле ему было крайне непривычно. Актер все же не стриптизер, да и расстояние от него до благодарной публики измерялось в пальцах, а не в локтях.
И все же, Доминик улыбался, невольно вспоминая старого доброго Клопена – царь парижских бродяг много бы отдал за такие одежки, блестящие и вычурные.
– Un romano drom …** – протянул он, влезая в предложенную шкуру. – Хэй, и не будь такой критичной! Я могу, ну не знаю, сгорбиться!  И вообще ты собираешься отвлекать внимание чрезмерным его привлечением?

* сестренка
** путь цыган

– Тогда уж средней поджарки, пожалуйста. Буду на её антрекоте разбираться черная она в белое или белое в черное. Или просто упилась в гов… ядину, - вовремя осекся, одновременно осознавая где тут право, где низ. Костюм прошедший сначала через горнило скомканного вороха явно был оскорблен в самых лучших чувствах, поскольку настойчиво пытался ударить льва разрядом статического электричества, пока тот не догадался снять его с вешалки и высвободить заточенную внутри прозрачного пластикового чехла сорочку.
В общем, меняя окрас, Доминик так увлекся, что глубокомысленно прощелкал момент почти случившегося проникновения, если бы не его личный кудрявый цербер. А ведь произойди непоправимое было бы поздно мчаться следом за папарацци и требовать от него засветить пленку с уже засвеченным актерским неглиже. И полетят во все стороны сообщения, что модные пацаны предпочитают в этом сезоне труселя шортами с принтом в виде задорно пляшущих оленей.
– Мда, от судьбы не уйдешь, а вот от свадьбы сбежать можно, – обнявшись с безвольно обвисшим репортеришкой, Бёмер препроводил его на пуфик, да еще и повесил на ухо оторвавшуюся бирку с рекламой чудо-костюма, обещавшего своему хозяину незабвенные ощущения в виде не мнущегося, не пачкающегося и наверняка даже обладающего зачатками разума, на уровне амебы. Или инфузории. Подумал еще крепче и украсил спавшую крепким сном «елочку» багрово-алыми носками, расположив их на лысоватой макушке, как понурившиеся ушки спаниэля.
Хорошо еще что вовремя спохватился, а то бы влетел в тонкую гипсокартоновую стенку с напутственного посыла упругого девичьего задка. Про таких как Микаэлла нужно было говорить – шило трехметровое, при рождении выданное, за прожитые года не стерлось ни на миллиметр!
– Пфф, сладкая, не беси меня. – Доминик покорно позволил нарядить себя, как свадебную кобылу, в довесок еще и набросил на слишком открытые зоны плеч и декольте мисс Охи свою куртку, ни капли не стесняясь смешения классического и бунтарского стиля в совместном одеянии пары. – Если шоколадка, могу еще фольгой зуб залепить, что бы .. моя пташка была довольна! –  звучно поцеловав смуглую щечку, актер расхлябанно и довольно-таки грациозно подплыл к то краснеющей, то бледнеющей служительнице Гермеса, мысленно уже наверное раз пять нажавшей тревожную кнопку вызова полиции. Широкая наглая улыбка, как и ощипывающий взгляд, шустрым жуком проползший по затянутой в форму фигурке только подтверждал составленное ранее мнение. После таких посетителей обычно хотелось помыться, да еще эти нахальные, ехидные, кажущиеся почти черными глаза. Да, Доминику было почти стыдно…
– Хэ-хэй, красавица, – чуть хрипло произнес, доставая из кармана пухлый кошелек, – Рассчитай нас с моей яхонтовой, да побыстрее! – маслянистый взор неторопливо переехал с продавщицы на Микаэллу, кокетливо шевелившую пальчиком разложенные возле кассы мелочи.
Несчастному продавцу впору было пробоваться на роль хамелеона – еще никто на памяти оборотня так успешно не менял цвет кожного покрова почти по щелчку пальцев. Да и вращать глазами в разные стороны никому вроде как тоже не удавалось.
– С ва-а-ас…
– О, да ради бога, не оскверняйте мой слух такой прозой... – искоса глянув на сумму и подбавив на чай, ну или хотя бы на валерьянку, Доминик не глядя сунул пачку купюр в ладонь кассира.
Увесисто облапал ягодицу Эллы и тем самым направил её к выходу из магазина, с опасливым озарением понимая, что прямо сейчас шагает навстречу бурлящему морю фоторепортеров всех мастей, весьма голодных до новой порции с лихвой проперченных сплетен.

Нельзя выходить из роли даже на миллисекунду, даже если уверен, что зритель сейчас смотрит куда угодно, но не на тебя – первое правило, которое вызубривает всякий начинающий служитель Мельпомены и Талии. Никто не утверждает, что подобная истина станет незыблемым и неизменным условием, ведь на наш изменчивый век выпадают всякие случайности, но осторожность и предусмотрительность никто не отменял. И Фортуна по своей природе весьма вертлявая мадемуазель, всегда была и всегда будет, так что…
Нагрянувший на оборотней шквал был Доминику, как ни странно, прекрасно знаком, с одной лишь разницей, что его никогда прежде не ловили на попытке замаскироваться, на попытке сработавшей против заговорщиков, как ярко-алая тряпка, с размаху тыкнутая в морду огромного разъяренного быка. Раз прячутся – значит есть что скрывать, а значит… Скандалы, интриги, расследования.
Бёмер сверкнул мимолетной улыбкой и слегка пожал плечами, словно бы соглашаясь с тем, что его банальнейшим образом поймали, так сказать с поличным, но не успел подготовить Микаэллу к новому раунду игры. Репортеры кусали, кто бы спорил, пытаясь выцепить кусочек послаще, восторгаясь самой реакцией больше, чем добытой информацией, но ни один из них не имел злого умысла, прямого настроя навредить. Просто держать в тонусе, просто расплачиваться за чрезмерную наивность.
– Господа, – и все же актер был недоволен, в особенности тем, что их с Охой растащили в разные стороны. И тут один из особо рьяных акул не то толкнул, не то подсек стремительно шагавшей волчице ноги, так что она рухнула на асфальт, под аккомпанемент испуганно сочувствующих возгласов.  –  Проклятье,  – оттолкнув микрофон, верлев бросился на выручку, чувствуя запах пролившейся крови. Журналисты вроде как бросились исправлять оплошность коллеги, чем только спровоцировали, подлили масло в огонь. В раздавшемся вопле заключалось все отчаяние попавшегося в западню зверя, к которому невозможно было остаться равнодушным.
– Элла! – Доминик сгреб цыганку в объятия, крепко прижимая к себе, надеясь в случае чего удержать ту от неконтролируемого, защитного изменения. Зарылся лицом в растрепавшиеся волосы, не понимая, что же могло выбить девушку из колеи. Та мало что не дрожала, впав в искреннюю истерику, и цеплялась за верльва с силой, что ткань трещала под тонкими смуглыми пальцами.
– Тихо, малышка, тихо, – Бёмер успокаивающе погладил Мику по макушке, с трудом справляясь с инстинктивным желанием замурлыкать, чтобы отвлечь девушку от нахлынувшего ужаса. Древний рефлекс, нереализованный вот уже столько лет – сейчас было бы сложно объяснять Бастиану, почему папа иногда «говорит» как довольная киса. А вот когда мальчик был довольно-таки мал, Бёмеру удавалось прибегать к этой хитрости, чтобы убаюкать постреленка побыстрее.
– Мистер Бёмер и все же пару слов…
– И последующих извинений, я надеюсь. Вы понимаете, что только что обеспечили своему издательству иск за вторжение в частную жизнь? За нанесение ущерба? – грубо перебил острожные расспросы актер, одарив осмелившегося репортера ледяным взглядом. Количество микрофонов и камер резко уменьшилось, так что оставалось гадать, куда же их так расторопно засунули, а несчастный, на которого уставился оборотень, принялся виновато ковырять брусчатку носком ботинка. Как ребенок. Какие они все-таки дети. Злые и недальновидные дети.
Но стоять и дожидаться приезда доблестной, неподкупной полиции было неосмотрительной промашкой. Не стоило привлекать лишнего внимания к тому факту, что обидные, но не смертельные ссадины вскоре исчезнут сами собой. Сент-Луис знавал много чудес, но тыкать ими в лицо было верхом невоспитанности. Джентльмены так себя не ведут.
Подхватив не сопротивляющуюся Микаэллу на руки и с некоторым трудом совладав еще и с пакетами, Доминик поспешил величественно удалиться, предоставив соискателям Пулитцеровской премии самим разбираться со стражами закона и порядка, заклинателями резиновых дубинок и дрессировщиками наручников. Их-то с волчицей вины в произошедшем инциденте не было, а значит и взятки гладки.
Бёмер остановился только когда ступил на территорию небольшого сквера – свернул на достаточно уединенную дорожку и усадил Микаэллу на кованую лавку, с развязанными руками осматривая нанесенный ущерб. Смочил водой из купленной бутылки платок и приложил компресс к окровавленной щеке, заглядывая в остановившиеся, смотревшие куда-то мимо него глаза.
– Как ты, сестренка? – пускай они принадлежали к разным расам и вроде как должны соперничать, если уж не враждовать в открытую. Но по сути своей у них от века был один общий враг, пусть и не отличавшийся особыми силами. Разве что дьявольской изворотливостью и смекалкой, готовностью переступить через любое правило.
И что-то подсказывало, надсадно вопило, что Мика шокирована не столько произошедшей неприятностью, а чем-то совершенно иным, выползавшим из глубин памяти, как монстр из-под кровати. Неприметно, но неотвратимо. Каждую ночь.

– Все-все, гордая моя царевна, – Доминик послушно и нарочито отступил, убрал руки, предчувствуя, что стоит ему только надавить, как Микаэлла обнажит ряд острых зубок и вцепиться в него, прогрызая до кости. – Не будь такой суровой, ведь дело обстоит далеко не так плачевно, – актер улыбнулся и лукаво глянул на застывшую в размышлениях цыганку. – А то скажи, будто бы за вами, цирковыми, никто так не бегает, да кружевными труселями не размахивает? Нипочем не поверю, что вы не обласканы таким же жадным вниманием, что и мы, простые пленники сцены, так что остынь, волоокая. Это всего лишь неприятность, – верлев рухнул на лавку подле напряженной девицы и отпил из бутылки, стараясь собраться с мыслями и привести случившееся к какому-то общему знаменателю. Последствия, последствия, какие же его теперь ждут репрессии за всю фантасмагорию, учиненную ими меньше часа назад. Да что уж там, меньше получаса. Даже если каким-то чудом репортерам не удалось отснять материал, дабы перепродать его в таблоиды, что остановит их от словесного описания весьма пикантной ситуации. Тут тебе и погони, и переодевания, и спасения прекрасных дам не менее обходительными рыцарями.
Образчик оных дам сейчас грозно сопел, мысленно путешествуя по невероятным далям, пытаясь к тому же спрятаться в недра Никовской куртки. Для того больше бы подошел плащ, а то и обширный плед какой-нибудь чудовищной расцветки, ввергавшей оборотня в святотатственный ужас. Откуда, скажите милые сэры и дамы, откуда такое поветрие использовать в качестве принта (причем весьма натуралистического принта) виды шкур диких котов? Леопарды, тигры, гепарды.. что за фетишизм и избирательное навешивание клише? Чем хуже волчий мех? Или ... бобриный? Но при всех стараниях и сметливости, кем-кем, а фокусником Доминик не был. И доставать вещи из воздуха не умел.
– Хочешь, я кому-нибудь позвоню и тебя заберут домой? С твоими всяко будет легче, чем с подло подставившим гаджо, так, сестренка? – верлев достал телефон (между прочим из кармана своей же куртки) и осторожно коснулся напряженного плеча, для острастки чуть встряхнув замершую Оху. – Или лучше вызвать такси, м?