МИСТИКА, РАСЫ, ГОРОДСКОЕ ФЭНТЕЗИ, США РЕЙТИНГ: NC-21, СЕНТ-ЛУИС, 2018 ГОД
последние объявления

04.09 Летнее голосование - ЗДЕСЬ!

03.05 Апрельское голосование - ТЫК!

02.04 Голосование в честь открытия - ТЫК!

01.04 ПРОЕКТ ОТКРЫТ! Подарки в профиле ;)

14.03 МЫ СНОВА С ВАМИ!

Честно, сами от себя не ожидали, но рискнули попробовать. Что из этого получится - узнаем вместе с вами.

Сразу оговоримся, это «предперезапуск». Официально откроемся 1 апреля (нет, вовсе не шутка). Но уже сейчас можно регистрироваться, подавать анкету и даже играть.

Коротко об изменениях:
Три новые расы. Ладно, одна вне игры, но новая же!
Новая игровая организация - за её участников уже можно писать анкеты.
Сент-Луис и Восточный Сент-Луис - это теперь, как в реальности, 2 города.
Уже подготовили сразу 2 квеста.
И... вы видели наш дизайн?

В общем, возвращайтесь, обживайтесь, а мы пока продолжим наводить здесь лоск.

навигация по миру
ПЕРСОНАЖИ И ЭПИЗОД МЕСЯЦА
[11.05.17] Убить нельзя терпеть
Asher, Hugo Gandy, Julia Bruno

Дано: освежеванный вампир 1 шт., волк на страже 1 шт., красивая медсестра, знающая секрет или несколько. Это задачка со звездочкой: на рассвете все должны остаться живы.

Circus of the Damned

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



[17.04.11] Frustration

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

Время: вечер 17 апреля 2011 года (дата может быть скорректирована в связи с квестовой необходимостью)
Места: Набережная
Герои: Asher, Cesare Kampos Dias
Сценарий: Когда лев погрузился в пучину отчаяния, тот, кто ведает об отчаянии куда больше и умеет управляться со львами оказался рядом.

+1

2

Полнолуние было неделю назад. И чёрный лев внутри затих, не тревожа его своими звериными страстями. А, может быть, дело было в том, что находясь в состоянии жёсткой фрустрации, он по своей психике, и в том числе, по своей звериной части, как обухом двинул. Состояние, похожее на контузию после взрыва, завладело его душой. Всё, что происходило в последние полгода теперь ясно виделось хорошо вымощенной дорогой в ад.
Он стоял у воды и думал, потому, что большего ему не оставалось. Дело его жизни пошло ко дну, когда пришла невозможность работать дальше плечом к плечу с Диего. Он не мог бы попросить Диего покинуть этот проект, они двое были с самого начала в нём. Не мог сказать другу уходить, потому, что не имел права так поступать с ним. Но он так же понимал, что если уйдёт из группы сам, это будет означать конец "La Bestia". Осенью его брат пытался сделать так, что Рере убежит из своего бесценного проекта, сверкая пятками. У него был пунктик, насчёт которого Дестино круто проехался по нему и его друзьям. Однако тогда всё, казалось бы, обошлось. Но в итоге весной гром всё же грянул, та же причина, те же страхи, та же невозможность принять всё, как есть, но теперь дело было не в том, что делал или говорил брат. Теперь на передовой был сам Рере. Он не мог, не желал быть другим. В его сознании глубоко засела проблема гомофобии. А рядом всю дорогу был бисексуальный Диего. Принципы Рере гласили не лезть в личную жизнь друзей и не спать с мужиками, но это ничего, если друг живёт иначе. Только у его льва, у зверя не было принципов, и он не страдал такой же фигнёй, как человек, в теле которого поселился. И лев был совсем не прочь получить от Диего всё, что тот мог предложить. Только вот полнолуние отходило прочь, сознание животного не затмевало его разум так сильно, как было в первые несколько месяцев, и осознание того, что он натворил под действием новой химии крови, выедало душу Рере тупой ложкой до дна. Он не мог смотреть на Диего спокойно после событий на гастролях. Когда вся его группа, все его друзья узнали, что лев Рере думает насчёт друга Диего, что лев не парится так, как Рере. Потом было так невыносимо тошно смотреть людям в глаза. Они еле доиграли весь тур, стараясь вообще не пересекаться с Диего до выхода на сцену друг с другом. Когда тур кончился, и группа объявила отпуск на месяц или больше, Диего сорвался из Сент-Луиса куда-то. Рере не лез с вопросами. Он понимал, что совместное творчество окончено. Но то, что произошло на показе мод, второй за полгода акт массовой агрессии там, где они выступали, это было слишком для его психики. Это был как звоночек - "Эй, парень, прекращай! Ты не понимаешь сигналов?" Может, то всё была чистой воды глупость. Но Рере решил, что с выступлениями тоже в целом пора завязывать. А мыслить себя без этого было невыносимо.
Внутри полыхала ликантропия, соперничая по градусам с некромантией, бывшей от рождения. Лёд и пламя сходились и схватывались в метафизической драке внутри. Это подкашивало и выбивало из колеи здоровенным таким тараном. Он уж не понимал, что собой представляет. И его оболочку словно до краёв заполняло терпкое и тёмное отчаяние. Недвано пришедшая мысль, подкинутая Сантьяго в ссоре оказалась не так уж и дурна... Два дня назад он поговорил о своём желании распустить группу с Сантьяго, другом и продюсером в одном лице, начали не с того и не так, и в итоге поссорились. Уже двое суток от него не было вестей. И Рере сам не стремился нарушить тишину, вставшую меж ними стеной. Он решил, что на этом всё. Продюсер не хотел работать как попало, и его можно было понять, но Рере не успел объяснить, почему вообще работать вместе больше не вариант. Но уже было не важно. Эти тонкости ничего не меняли. Сантьяго пошутил тогда, грубо и издевательски "Какая трагедия!" - сказал он, "Не хватает только трупа!" - смеялся бывший приятель. К вечеру того же дня эта идея показалась мужчине заманчивой.

Он стоял и бездумно смотрел, как меняются блики на воде. На здании позади него было закреплено светящееся табло, дата, время и температура воздуха переключались туда-обратно.
"Надо же... этого же числа год назад я был на сцене в Мехико. Тогда было столько энергии в душе, столько волнения из зала в ответ, куда что делось?"
Он прикрыл глаза, про себя напевая "Гефсимань", вспоминая то время, что провёл под рампой, исполняя партию Христа. Как много для него значила тогда эта роль, сама возможность исполнять её, высокая честь быть выбранным для неё.
"А теперь на мне даже креста нет..."
Он открыл глаза и взял в пальцы кулон, что висел на шее. Кружок странного металла под пальцами был таким прохладным. Рере вспомнил, что эту вещицу подарил ему Сантьяго, вскоре после того, как он подхватил львиную ликантропию. Рука рванула вещицу прочь, маленькая застёжка не выдержала напора и порвалась, мужчина швырнул медальон на шнуре в тёмные воды. Даже всплеска не было слышно.
Вчера и позавчера он пытался напиться, чтобы хоть так раскачать и отвлечь себя. Но на него не действовал теперь алкоголь. А сегодня утром, зайдя в особняк, где в подвале хранилась часть его инструментов, он увидел халатно оставленный во время пересменки охраны пистолет. Так и стоял какое-то время посреди коридора без камер. Вокруг было белым-бело, только чёрный предмет лежал перед ним на столе. Рере был суеверен. Он принял это как знак. В конце концов, не в этом ли он нуждался? Ему было нужно успокоение. Тогда мужчина взял оружие с собой и вышел. Его не остановил никто. Никто не поинтересовался о пропаже. Значит, так и должно было быть? Выходило, что да. Он не оставил записки, не позвонил никому, кроме матери. В её голосе слышалась радость, но угасла, когда ей пришлось аккуратно намекнуть сыну, что ему лучше бы не навещать её дома с новой семьёй, а видеться на нейтральной территории, ведь он стал таким спонтанным... "Таким... львом". После этого звонка он просто сел за руль байка. А потом оказался на набережной, сколько-то часов спустя, он не следил за временем, просто вокруг стемнело.

Он очнулся, когда понял, что ноги несут его куда-то. Мужчина спустился по ступенькам, прилепившимся сбоку от скоса набережной, на последней, уже скользкой от воды, торчал швартовный столбик. Но на воде поблизости не было никого. Здесь казалось, что он выпал из паззла вечернего города. С набережной его было не увидеть.
"Насколько живучи оборотни?" - подумал Рере. И решение сделать всё так, чтобы тело упало в воду и его не успели спасти, показалось очень удачным. Он стоял и смотрел на "Беретту" в своей руке. Взять её в рот казалось каким-то унизительным жестом, внутренняя гомофобия подняла свою уродливую голову, делая ужасные намёки.
- Ненавижу... - пробормотал он, обращаясь к себе. Но "Беретта" была всё-таки приставлена к груди. У оборотня приподнялся уголок губ то ли в кривой усмешке, то ли в преддверии рыка. Он думал, что будет страшно. Но ноющая тупая боль в сердце застила собой всё небо для Рере, и в нём не осталось места страху, когда он нажал на курок. Цветок огня расцвёл в грудной клетке. Вязкое, багряное хлынуло из его рта, когда он навзничь рухнул в воду. С такой высоты всплеск не должен был даже отвлечь кого-то гуляющего рядом. Миссури сомкнулась над ним как чернила, непроглядная, тёмная. Сознание не торопилось угаснуть так сразу. И в нём навязчиво по кругу гоняла мелодия:
"Hoy la muerte me ha mostrado ya sus cartas"*. И больше не было ничего, только тьма и боль в груди.


*Сегодня смерть показала мне свои карты (исп.).

Отредактировано Cesare Kampos Dias (29.10.15 22:02:22)

+4

3

Гэйтвей остался где-то позади, вместе с раскинувшимся уже бьющим зеленью парком. Было время, когда говорили, что из Сент-Луиса дорога ведет только на запад. Да, тогда это была последняя остановка перед переходом из запада на восток. Но разве кого-то сейчас волновали такие мелочи кроме разве что Ашера, для которого весь город, как и вся Америка была диковинной загадкой? До этого месяца он прожил в Сент-Луисе без малого год, мгновенно оказавшись в  коктейле разных времен и культур. Он буквально ощущал, что в воздухе незримой нотой, у которой не хватает сил зазвучать, завис джаз, такой бесконтрольный, дикий и ненавистный вампиру.
И все-таки он вновь в этом городе. Снова идет вдоль набережной, кидая взгляды на пришвартованные частные катера, лодки и яхты, сияющие белизной в желтом свете фонарей и холодном блеске лунного света. Где-то тут стоял и "Cor Leonis".
Вампир как преступник тянулся на место преступления. Вот только на его совести было не убийство, нет, а подозрения в предательстве. Тогда инкуба безгранично это волновало, тогда он искал заботливых объятий и ободряющих слов, вспышки необузданной любви эхом возвращающейся к нему из прошлого. В его мыслях крутился вопрос - а мог бы он утонуть? Конечно, нет... Ему для жизни не нужен был воздух.
Толика зависти к смертным, что так легко и почти безболезненно могли прервать свой жизненный путь и разом избавиться от всех проблем, висела над головой Ашера как Дамоклов меч. В ту ночь ему казалось, что он потерял абсолютно все одним росчерком пера, или, вернее, вспышкой фотоаппарата. Погнался за двумя зайцами и не поймал ни одного... В буквальном смысле слова.
В прочем именно тут он окончательно решил перечеркнуть все на "до" и "после". И ведь не прогадал, пусть все омрачилось вначале осознанием побега, а следом и часами проведенными в руках сильнейших ужасов своих собратьев, но он смог распутать хитросплетения паутины своих чувств и обид, начиная по-новому учиться дышать, смотреть на мир и понимать сигналы. Важно было сделать первый шаг и  быть уверенными в том, что он правильный. А в исходившей от воды прохладе инкуб осознавал, что должен был тогда исчезнуть с горизонта Жан-Клода, выстраивая фундамент себя - не того бывшего влюбленного с выжженным болью сердцем, марионеткой для более сильных кукловодов, чем он сам, а себя прежнего, принимающего удары, осторожно и со всей ответственностью принимая то что ему отныне дано. Да, определенно не смотря на череду проблем, преследующих его из ночи в ночь с той встречи в театре Ороры, Ашер был более чем счастлив.
Мужчина никого не видел. Как никогда набережная выглядела пустующей. Каменные кладки, ступеньки, многообразие судов не давали чуткому зоркому взгляду уловить темную фигуру. Но шепоток отрекошеченный от поверхности спокойного темного зеркала, не давал усомниться, что он не был так одинок, как представлялось. Довольно любопытно, если учитывать, что на днях он оказался в похожей ситуации. Ожидаемого охотника, наперевес с бутылкой от стеклоочистителя, наполненной святой водой, к его удовольствию не оказалось. Вот только раскат выстрела, пронесшийся над водой, заставил Ашера пожалеть о вспышке облегчения.

Он слышит хлопок...
Выстрел?
Может ли это быть выстрел?
Non.
Нет. Нет. Нет... Чувство катастрофы.

Инкуб словно оказался в дурном сне. Плохое черно-белое кино с нелепыми сюжетами и легендой о Черном георгине. Вопреки разросшемуся в нем чувству безнадежности, Ашер не замирает, его тело, его разум, его сила - все требует жажды действия. Лишь бы не стоять на месте. Нет, он вовсе не был эталоном благородного альтруизма, да, что там, герой-спаситель из него выходил жалким, но все органы чувств обострились, он бросился на звук и увидел разлетающиеся во все стороны брызги.

Мир начинал рушиться, окрашиваясь в беспроглядную серость. Его заволакивал густой, липкий туман.

Вампир бросился в омут, не удосуживаясь задаться вопросом - что если это часть западни, продолжение нападений? К дьяволу! Темная стена сомкнулась вокруг него, мгновенно пропитывая одежду, словно пытаясь вампира утратить власть над собственным телом. Но воды Миссисипи были бессильны. Рывок, другой... И он представляет края родной Аквитании, зачем-то силясь вспомнить себя мальчишкой, но благо, подбираясь к цели, так некстати решившей застрелиться именно в ту ночь, когда Ашер был преисполнен любви к жизни.
Струйка крови из раны в груди тут же растворяется в реке, но доблестный спасатель теперь знает, что нужно быть куда быстрее и аккуратнее. Инкуб хватается за самоубийцу и... их выталкивает прочь из воды. Пожалуй, ярче появления героев только в современных кинопленках, но Ашер их не смотрел, как и не думал о том, что вновь может играть на публику, которой в прочем и не было. Но...
Ни запах крови, ни понимание того, что сердце бьется, что мужчина промахнулся, силясь застрелить себя (а может все же не так и пытался) Не уменьшают одного... Ашер его знал. Видел когда-то.
И уж точно помнил, что тогда чувствовал могильный холод и мощь некроманта, а не...
- Mon dieu!
... волну жара, настоящей жизни. И эту пьянящую власть, того и гляди вызывающую из глубин зверя. Его зверя. Его льва.
Не было трепетного возвращения на борт яхты, не было желания осматривать каждый ее закуток, убеждаясь, что с ней все в порядке и за чистотой в его отсутствие следили отменно. Вампир распахивал двери, не обращая на тяжесть своей безвольной ноши, и шел к каюте, служившей спальней.
- Боюсь, вам придется еще пожить, mon cher.
Теперь даже костлявые руки Смерти, не отберут у него того, что Ашер счел своим.

+3

4

*Яхта "Cor Leonis"*

История сделала первый шаг к повороту судьбы даже чуть раньше, чем вампир Ашер выбрал жизнь для погибающего незнакомца. Шансы появились в тот момент, когда Рере, сам того не зная, увеличил свой потенциал на выживание, выкинув медальон. Вещица, добытая одним из Арлекина для того, чтобы с новоиспечённым оборотнем было поменьше проблем, конечно, выполняла свои функции по сдерживанию зверя, когда Рере надевал её, или во всё время, кроме собственно одного дня перед полнолунием и самого зенита луны. Но она так же и не давала ему шанса развивать свой потенциал. Испанец и получал возможность не следить за львиным аппетитом во всех его проявлениях, нося медальон, о подавляющем значении которого не догадывался, и вместе с тем не занимался контролем своего зверя, потому, что тот обычно бывал подавлен, и контроль не так уж требовался. Но это было искусственной стеной между двумя частями сути оборотня. И когда её не стало, застрелившийся из пистолета с обычными, не посеребрёнными пулями, мужчина выписал себе счастливый билетик. Если бы не эта мелочь, возможности Ашера вернуть льва к жизни резко бы сократились. Он всё же не промазал мимо сердца. И сейчас его зверь внутри бился о кровавую завесу, чтобы вырвать шанс на жизнь. Человек был подвержен терзаниям, он был способен на суицид, когда ему казалось, что боль затмила мир, зверь такого не понимал, он вообще не видел проблемы там, где ощущал её Рере. И, может быть, мужчина не стал бы так близок к самоубийству и не решился на последний шаг, если бы не носил медальон, по-началу очень полезный, но так ограничивающий его звериное "я". Его мысли были бы чуть иными, его настроения - тоже. Да, возможно, он всё так же бы не оправился от ситуации на гастролях, так же не возобновил бы тёплых отношений в группе, когда при всех своих давних друзьях на одного из них он набросился с очевидным желанием сделать его своей самкой на эту ночь, озверев в край. Но по крайней мере, не стал бы накладывать руки на себя из-за этого. Что было бы, чего не было бы, гадать можно было бы бесконечно. Суть была одна. Медальона не стало. И всё то сдерживаемое полгода, животное и жадное до жизни рванулось к свету, которым внутренний зверь ощущал сейчас неведомого ему ещё вампира. Как ни иронично, но, да, Ашер стал солнцем и светом для гибнущего льва, при всей своей склонности к тьме.
Где-то посреди маршрута Ашера по яхте к каюте, которую он выбрал по каким-то его личным соображениям из прочих, мокрый до нитки оборотень-лев, истекающий из раны кровью на такие же мокрые одежды вампира, стал выкашливать воду, которой наглотался вдоволь, и начал дышать, но ещё не очнулся из тьмы, в которую рухнуло его сознание, ведшее жестокую и эффективную борьбу за жизнь тела.
Когда мужчина оказался на горизонтальной поверхности, он уже дышал без кашля водой и кровью, что бы ни было повреждено до этого, оно восстановилось. Но дыхание было лихорадочное и сбивчивое. И в сознание он не пришёл. Пуля из классических для людского оружия материалов отторгалась чудовищно живучим сердцем, которое восстанавливалось, хотя и испытывало кровопотери. Близость мастера львов и зов его силы заменял лучший допинг в мире, чтобы этот процесс завершался успехом. Повреждённое сердце силилось биться, превозмогая травму и заращивая её, пуля вышла из упрямой мышцы, но кожа сверху над ранением начала зарастать раньше, чем пуля вышла на поверхность кожи. В итоге сгусток свинца застрял в теле, поверх сердца. Едва ли это чувствовалось, как праздник. Тело оборотня горело, оно подрагивало в бурном фантастическом процессе регенерации. Всё то, что было так долго сдерживаемым, кипело энергией зверя. Когда сердце восстановило свою целостность, мужчина пришёл в себя. В этот момент его тело дёрнулось, мозг послал мышцам сигнал, требуя ответа. И оборотень рывком сел, схватившись рукой за то, что нашлось. А нашёлся вампир, вытаскивавший его из-за грани практически за его метафизическую гриву. Для того, чтобы регенерирующий и крайне озверелый мужчина перекинулся в льва, не хватало лишь слабого толчка от мастера-вампира. Но его пока не было, и Рере оставался в человеческой форме. Его мысли не выстраивались никак в ясную картину, они путались, насыщая сознание неясными вспышками картин прошлого. Его человеческие попытки сосредоточиться на происходящем перекрывались звериными инстинктами. И лев преобладал над ним сейчас даже в людской его форме, таков был эффект распрямившейся пружины силы, той, что сдерживалась артефактом Арлекина полгода двадцать четыре на семь за редким исключением размером в несколько дней за всё время его бытности верльвом.
Рере дышал часто-часто и смотрел сияющими львиными глазами в незнакомые льдисто-голубые глаза другого мужчины, судорожно хватаясь за него. Не так-то просто было сориентироваться, что происходит. Не так-то просто было тут же вспомнить свой поступок, те мысли и те настроения. Они словно остались по ту сторону выигранной борьбы. А то, что осталось, не испытывало тех страданий, чтобы так сразу о них думать. Он мог бы спросить, кто этот человек (человек же?) и что происходит. Но не задавал вопросов. Он держался за вампира так, словно тот был последней соломинкой для утопающего. А так и было. Но дело было в том, что касаться мастера-вампира оборотню было невероятно хорошо. Он понимал, что выбрался только что из какой-то ужасной, угнетающей, болезненной ситуации, и что вытянул его оттуда он, тот, которого так хорошо касаться, он был как берег райской земли для того, кто только что сбежал от армии ада.
Влажные тёмные волосы налипли на тело и лицо оборотня, и теперь расчерчивали его будто бы причудливым жутким гримом, львиные глаза сияли на человеческом лице внутренней силой, вызванной двумя обстоятельствами сразу. И если одно из них было внутренним, то второе - точно внешним, за это самое внешнее обстоятельство сидящий оборотень цеплялся и смотрел с непередаваемой смесью неузнавания и благодарности одновременно.
Это длилось несколько секунд. Вся эта сцена с момента пробуждения. И наконец-то пуля в районе солнечного сплетения напомнила о себе резкой и прошивающей болью, комочек свинца засел внутри не желал выбираться, плоть обросла вокруг. Это уж не говоря об обильном внутреннем кровотечении, которое ещё должно было перелопатиться организмом ликантропа. И вот тут только Рере отцепился от спасителя, прижав к груди кулак с рокочущим стоном, больше подходящим львиной глотке, чем людской. Он ощерился от боли и завалился обратно. С каждым более быстрым и упрямым ударом зажившее сердце касалось пули. Это было глубоко непонятно и вгоняло оборотня в панику. Его взгляд метнулся на спасителя, от которого так веяло раем.
- Что со мной? Эта боль ужасна! - прорычал мокрый и всё так же залитый своей кровью мужчина. Это было очень низким, рокочущим звуком зверя, то, что называлось бы у людей гроулом, рычанием, так люди не разговаривали. Осложнялось ситуация тем, что сказал он это в ситуации пикового волнения, и потому заговорил на родном испанском языке. Его дыхание снова начало сбиваться и учащаться, а взгляд стал совершенно диким. Оборотень сотрясался от боли, прижимая к груди кулаки и пытался сжаться, свернуться, чтобы боль ушла. Находиться рядом с крупным мужиком, к тому же и оборотнем, бьющимся от необъяснимой острой боли, было опасно. Ещё чего доброго, мог задеть. Он на силу остановился, замер, очень быстро дыша, нашёл Ашера взглядом, и в нём было до краёв мольбы о помощи. Ещё бы, с той стороны только что подарили кусочек спасения. Зверю требовалась помощь, и он обращался за ней туда же, откуда пришёл рай.

Отредактировано Cesare Kampos Dias (01.11.15 07:51:19)

+4

5

Должно быть, в такие моменты люди содрогаются от холода. Мокрая одежда прилипла к телу, со ставших непослушными волос капала вода, и вампир даже бы если захотел не смог бы спрятаться за привычной ширмой. Или все же бурлящий в крови адреналин брал верх? Первоначальное стремление к действию теперь выражалось полуминутным ступором. Что делать дальше? Были моменты, когда он выхаживал пострадавших вампиров, приводил их вновь к жизни, он сам был на пороге настоящей смерти, но... что делать сейчас? Всего месяц назад сумасшедшая поклонница выстрелила в Доминика, чудом не попав в сердце и Ашер не видя других вариантов, привязал верльва к себе, так крепко, так тесно, что теперь было сложно помыслить о дыхании вразнобой. Но это было состояние аффекта, толчок эмоций и страх вновь стать таким одиноким как прежде. А теперь?
Вид страдающего борющегося за жизнь мужчины, бросил инкуба на колени рядом с просторной кроватью. Надо было удержать его на месте, не дать двигаться, чтобы не тот не сделал себе хуже. Нужно было понять, как глубоко застряла пуля и как близко к трепыхающемуся органу. А воздух вокруг густел. Пронизывающий холод, неуютность окружающей устроенности сменились теплом, сухостью и каким-то щекотно-приятным осознанием, что он чувствует знакомые нотки. Похожие и в то же время уникальные, пока еще незнакомые, а оттого волнительные. Мускат пылал от напора, становился невыносимо громкой нотой в том множестве ароматов, едва не затмевая собой металлическую солоноватость крови. В прочем Ашера ее вид и запах волновали в последнюю очередь. А вот с трудом сдерживаемые слова, должные пробудить льва от спячки, подхлестываемые не видимым фейерверком беснующейся метафизики - другое дело.
Его тянуло. Его влекло.
Ашер мечтал дарить заботу. Защищать. И прикасаться, чувствуя, как по нему расползается твердая уверенность обещания "все будет хорошо". Ему так не хватало умиротворения. Остановиться и замереть. Непозволительная роскошь беспокойного апреля и нынешней ситуации.
Но рана заживала. Конечно. Способности исцеляться никто не отменял, Ашер вскочил с пола и с замиранием глядел в золотые всполохи глаз. Кошачьи глаза. Вампир так хотел, чтобы этот миг был особенным, словно бы боясь, потянулся к темным волосам, но был схвачен. Единственный оплот безопасности, единственное спасение. Когда на Ашера так смотрели, он готов был... забыть о поросшей эгоизмом душе. И он распалял желание мужчины бороться, исцелиться, давал слово, что будет всегда рядом, что всегда будет так спокойно. Сила клубилась. Слишком быстро, слишком для того, кто пострадал.
- Все будет...
Он не закончил фразу, что шептала сила.
Каюту сотряс рык, прошедшийся огненной волной вдоль позвоночника вампира. Нет! Чтобы не происходило, Ашер не позволит нелепой слабости взять верх. Он не отдаст никого и никому. Уж так было заведено. Вряд ли можно было сыскать более достойного для счастья человека. Инкуб пережил все муки Ада, так и не опустив руки, так и не перестав быть самим собой, так что теперь он возьмет все и всех, кто предназначен ему. Не то чтобы он верил в Судьбу и в Рок, но верил, что не случайно год назад он стал призывать львов, что не случайно именно сегодня спас мужчину.
Одним быстрым невидимым и текучим движением, Ашер оказался рядом с оборотнем, заключая лицо в ладони и требовательно заставляя взглянуть себе в глаза. Он сделает так, чтобы этот ядовитый вкус паники сошел на "нет" и снимет боль. Минутная передышка и вампир сделает все, что было в его силах - достанет треклятый шарик свинца из груди. Будет шептать слова наполненные силой. Да если надо он призовет зверя, Луну, звезды, да хоть самого Дьявола!
- Я здесь. Я рядом, mon cher, сейчас эта боль пройдет. Не двигайся. Прошу. Потерпи несколько мгновений, и ты забудешь о муках.
Казалось, время замерло, но это только видимость. Успокаивающие слова Ашера, льющиеся попеременно на английском и французском, паника верльва и дальнейшая возобновленная с двойным усердием деятельность не заняла ровным счетом и пяти минут. Еще был тихий поцелуй - едва ощутимое касание губ виска, скрепленное шепотом, в котором, не смотря на мягкость, чувствовался приказ:
- Не шевелись.

Когда он вернулся обратно в каюту, но походил скорее на Да Винчи впервые решившего провести вскрытие человека. К сожалению, он не был искусным врачом, что хуже - не был хирургом, в приделах досягаемости не наблюдалось скальпелей и прочих, поражающих своей чистотой, инструментов. Все что было - нож, бинты, теплая вода, чистая тряпка, о чудо (!) пинцет и... гипноз, что должен был послужить анестезией. Ашер не рискнул копаться в аптечке заботливо припасенной кем-то из его "людей".
В разводах крови на груди виднелся свежий круглый шрам. Не будь он оборотнем, то все выглядело бы куда прозаичнее - дыра с рваными краями, начиненная кровавым фаршем, с какими-то беленькими и синенькими жилками, с постоянно текущей оттуда кровью и еще чем-то непонятным… Зрелище не для слабонервных и найти среди всего этого месива кусочек металла размером с ноготь - задача не из легких. Да даже сейчас, когда Ашер выглядел невероятно собранным и спокойным, держа под крепким контролем ощущения верльва и разрезая кожу и плоть, лишь бы отыскать пулю, ему хотелось молиться и верить, что Бог услышит его, даже не смотря на то, что он был проклятым демоном в Его глазах. Кровь мешала искать крошечный шарик металла. Он промокал ее, готов был вылакать, если бы только ему это помогло, и как только рана стала более-менее осушена, засунул в раневой канал палец и, пытаясь нащупать твердое тело пули, поскольку рентгеновского снимка, как и зрения, у вампира нет и не предвиделось в ближайшее время.
Нашел...!
Дело оставалось за малым - раздвинуть края раны и добраться до пинцета и вытащить наружу, радуясь, черт побери, что мужчина сглупил, не вставив в обойму серебряные пули. Теперь не нужно было бояться заражения. Волноваться за то, что пациент вновь замечется по кровати, пачкая простыни.
Все кончилось. Почти все.
Ашер наложил на рану повязку. Пусть края затянутся. Хотелось верить, что Сэзаре хватит сил. О! Он вспомнил имя. И узнал привкус в крови. Не удержался, слизнув с пальцев, да так, чтобы ее владелец не заметил. Теперь уже по телу вампира пробежала волна опасного любопытства. Не уже ли такое возможно? Жизнь и смерть в одном создании?
- В следующий раз, прежде чем искупаться ставьте пистолет на предохранитель, - он попытался смыть в тазу чистой воды кровь с рук, но много толку в этом не оказалось. Ему нестерпимо хотелось в душ, но оставлять льва Ашер не торопился. Напротив, ему хотелось оказаться ближе. Сесть на край кровати и держать за руку.
Без скрытых подтекстов. Просто прикоснуться к огоньку жизни. И той манящей искре, что зазывала вампиров к некромантам.

+4

6

Он почувствовал  давление чужой сторонней воли. И всё его тело подчинилось приказу не шевелиться. Те минуты, что после пережил Ашер были куда более сложны и напряжённы, чем то время, что превратилось для Рере в неясный чёрный вихрь. Невозможно было недооценить влияние вампира на подчинённого ему верльва. Боль была колким далёким сгустком на краю сознания, гипноз творил чудеса. Анестетики не смогли бы совершить подобного длительного блага с организмом ликантропа.
Все медицинские манипуляции, что проделывал вампир с телом оборотня, оставались для последнего вполне выносимым процессом, он ощущал боль, но сквозь некую завесу, непреодолимую его волей. Слишком огромна была разница влияний его и мастера-вампира, призывавшего его вид, притом, что сам Рере даже не был альфой. Но когда пелену сдёрнули, время давления на сознание закончилось, и он услышал голос рядом:
- В следующий раз, прежде чем искупаться ставьте пистолет на предохранитель, -после них и вернулась боль, но кратким, хоть и резким уколом. Его было достаточно для стона боли, но она не была всепоглощающей, её вполне можно было терпеть, если не вскакивать с места.
Все резервы ресурсов оборотня ушли на заживление раны, и благо, что эти резервы имелись по тем или иным причинам. Но теперь та рана, что оставалась после манипуляций с пулей, должна была заживать на человеческом теле с куда менее впечатляющей скоростью. Раза в три быстрее, чем у человека, может, и больше, но не в несколько минут, уж точно не так. Всё могло бы переменить превращение в льва. Но сил на болезненную метаморфозу у Рере не оставалось. Всё, что он сейчас мог, это лежать и прислушиваться к ощущениям в раненом теле, а также вникать в то, что происходит вокруг. Но даже встать и уйти отсюда на своих двоих - вот об этом не шло и речи.
Удивительным образом оказывались связаны мышцы в теле, когда какая-то его часть болела. Рере повернул голову, чтобы увидеть того, кто был рядом, но и это отзывалось по центру груди занозистым уколом. Золото из его глаз уже ушло, теперь они были совершенно человеческими, в радужке типично-шоколадного испанского тона примешивались серые прожилки ближе к тёмному краю, словно немного стали посреди мадридского лета.
Он думал спросить, кто рядом с ним, но лицо показалось знакомым. Рере привык видеть лица, имена к которым не сразу мог вытянуть из недр памяти, его круг знакомств был катастрофически огромен, и он приспособился лишний раз не козырять тем, что запамятовал кого-то, потому вопрос "Кто Вы?" остался только в его сознании, в слух же он произнёс другое:
- Почему я тут? - голос был тих и немного хрипел, но о степени возвращающейся к мужчине адекватности говорило то, что он уже не рычал, и слова подбирались английские.
Его рука словно бы жила своей жизнью. Не смотря на болевой отзвук при движениях, она всё равно занялась поисками, и только обнаружив под пальцами кисть чужой руки, замерла. Неясное, но упрямое желание прикосновений не оставляло его. И Рере не смел пока об этом задумываться. Потому, что от касаний было хорошо. И по себе он знал, как только задумается, всё к чёрту испортит.

Отредактировано Cesare Kampos Dias (05.11.15 19:04:32)

+4

7

Он чувствовал себя странно в мокрой одежде, с потемневшим золотом волос, липнувших к коже, с окровавленными руками. Ашер был грязным и ко всему прочему тот незатихающий остов в глубине души (или той эфемерной субстанции, что с закатом возвращалось в мертвое тело) рождалось клокотание, голодное и хищное. Слизать разводы, попробовать, прежде чем почувствовать живой жар бегущей по венам или хотя бы из открытой раны на груди...
- Я услышал выстрел, - неоднозначно вампир повел плечом, сгоняя прочь темное видение, растворяя в закромах разума безумные желания. Ведь инкуб был сильнее первобытных потребностей, столь приземленных и мелочных. - Как раз подходил к яхте, чтобы взглянуть в каком она состоянии... а тут спущенный курок и Ваше падение в прохладные воды Миссисипи. Увы, не смог удержаться, чтобы не почувствовать себя героем.
Ашер подобрался ближе, осуществляя мечту - присаживаясь рядом, со всем участием разглядывая верльва, силясь, то ли не рассмеяться от радости, то ли не разлечься рядом. Тот словно почувствовав, заметался в поисках, и вампир помог себя отыскать. Бережно сжимая кисть и выводя на той ничего незначащие узоры большим пальцем. Так знакомо... Какой-то год назад он еще ничего не знал о связи мастера и призываемых им зверей, вернее о том благостном воздействии, что та дарует. Какой-то год назад он глядел на Падму с завистью и думал как же Мастер Зверей не ценит того что ему давала его кровь, но сейчас... сейчас Ашер его презирал - мелочный и жестокий, умеющий исключительно брать и забирать силой, не дающий ничего взамен кроме унижений и страданий. Извращенный жалкий выродок...! Инкуб же ценил столь щедрый дар. Любой его взгляд на оборотня-льва таил в себе отголоски благоговейного восхищения. И недюжинного любопытства. Он мог закрыть глаза и, в миг бы оказалось, что чувствует под пальцами не гладкую похолодевшую кожу, а лоснящуюся шерсть. Как мальчишку, впервые коснувшегося роскошного густого меха, Ашера тянуло закутаться в это тепло и ощущение, оказаться в объятиях и самому раствориться в искрящемся свете умиротворения. Он так бы и сделал, не знай, что причинит оборотню вреда больше чем пользы.
В прочем, бессознательно, скидывая все маски, забывая, что уже достаточно уязвлен перед открывшимся новым совершенством, его губы растягиваются в по-детски радостной улыбке.
- Мне показалось, что Вам бы не хотелось оказаться в больнице и открывать секрет. Возможно, я ошибся, но в тот момент идея принести Вас на "Cor Leonis" показалась мне здравой. Никогда не был врачом, но спасать жизни приходилось, - хвастовство? Если только отчасти. В любом случае его не пугала перспектива копаться в чьем-то теле. Ашер мог назвать с десяток вещей куда хуже, хотя на его взгляд физическая боль не шла ни в какие сравнения с душевной.
Он вновь уловил тихое навязчивое шелестение слов. Быть может это все просачивающийся в окно каюты свет. Его любопытство могло быть мгновенно удовлетворено - едва слышное заклинание, вспышка боли, белесые комки слизи - а страданиям лежащего на итак испорченных простынях мужчины придет конец. Ведь луна утешает всех, кто болен, - и людей, и диких животных. В сиянии луны есть безмятежность, в прикосновении ее лучей - спокойствие, умиротворяющее воздействие на ум и тело. Несколько слов и зверь вырвется наружу во всем своем великолепии.
В какой-то момент Ашер поймал себя на том, что рассуждает как коллекционер - какого окраса был лев оборотня? Нет, прочь! Он не такой как Она! Не такой. Со временем он это узнает и без столь радикальных мер. Терпение, ведь теперь у них было предостаточно часов и дней.
- Придется Вам еще пожить, mon lionceau, уж простите мне такую прихоть, но я не мог позволить Вам умереть. Чтобы в Вашей жизни не случилось... - пальцы Ашера сильнее в поддерживающем жесте сжали ладонь, когда он чуть наклонился к мужчине: - ... Вы теперь не одиноки.
Даже если теперь ему придется нарушать мирный договор с Кингстоном. Даже если придется сравнять Сент-Луис с землей и заставить замолчать навсегда застывшей в воздухе ноте джаза. Ашер давал в последнее время крайне много обещаний, но решительность их сдерживать крепла с каждым новым днем. Как воспоминания о кратком и недолгом знакомстве в прошлом. А еще назревал справедливый вопрос - как в одном человеке уживался могильный холод некромантии и жар оборотня? Не это ли сводило музыканта с ума.
О! Эврика! Он вспомнил имя мужчины, ведь буквально на днях он выступал на показе мод в выставочной галерее Герарта. Это чудное имя, такое короткое и смешное, оно крутилось в голове, до того как Ашер вспомнил, что читал газеты, а Доминик пересказывал выпуски дневных новостей, что по понятным причинам вампир посмотреть сам, увы, не мог.
Недавнее полнолуние. Нападение. Стресс. Диаметрально противоположные силы... что привело его к этому? Да, инкуб не решился не поинтересоваться:
- Не хотите рассказать, что сподвигло вас на столь отчаянную попытку самоубийства, мсье Диас?

+3

8

Слушая мужчину, который говорил о выстреле и реке, он вспоминал понемногу, что же с ним всё-таки произошло этим вечером. Но отзвука горчащего отчаяния не ощущал. Все картинки, всплывающие в памяти, были словно бы не про него. Если задуматься, то действия Ашера были на редкость героическими. Можно сказать, что Рере выжил чудом. И у чуда были льдисто-голубые глаза. Голос вампира звучал, и был словно лучшая музыка в мире. Тот, кто спас его, сиял для него золотом, даже без использования особой игры Ашера со светом. Для оборотня спаситель был лучшим созданием в мире на данный момент. И прикосновения к нему стали самым надёжным утешением. Хотя глаза Рере больше не горели золотым светом его внутреннего льва, он всё же был сейчас куда больше ликантропом, чем все последние полгода, исключая полнолуния. И верлев поддавался на магнетизм призывателя, чувствуя от этого нечто, сродни беспричинной радости, тепло в груди, ничего общего не имеющее с раной.
- ... Вы теперь не одиноки, - сказал спасший его мужчина, что прозвучало, как самые замечательные слова на свете. Конечно, его восприятие не было сейчас адекватным, но тем не менее, Рере было так хорошо, что он отказывался задуматься о том, как его блаженное желание касаться чужой руки должно выглядеть и восприниматься со стороны. Посторонних тут и не было, раз уж на то пошло.
- Не хотите рассказать, что сподвигло вас на столь отчаянную попытку самоубийства, мсье Диас?
Внезапно реальность доганала его, расслабленного и млеющего, так жёстко, словно он участвовал в краш-тесте вместо манекена, и это испытание было на психическую гибкость. Упоминание его фамилии выдернуло Рере из состояния звериного кайфа от близости с мастером-призывателем. Это сработало почти как пощёчина, отрезвляюще и резко. Его взгляд, дотоле почти впивавшийся в чужие черты, в моментном шоке скользнул в сторону от вампира, мужчина нахмурился, промаргиваясь озадаченно. "Что я творю? Какого чёрта я творю?! Почему я жив? Потому... потому, что он спас меня. Вынул из реки. Откачал. Вытащил пулю. Возился со мной, как с раненным животным... я мыслю сейчас потому, что он меня спас!"
- Я... я... - растерянно повторял он, собираясь с мыслями. Он попытался сесть на кровати, но укол боли уложил его обратно, заставив стиснуть зубы с глухим кратким стоном. Он кое-как повернулся на бок, опираясь на локоть, так как лежать навзничь ужасно не хотелось. Ощущать беспомощность не хотелось. Оставаться развалиной было противно.
Он стал больше собой-человеком, чем был последние минуты, и посмотрел новым взглядом на Ашера. В нём виделась ясность осознания чего-то великого. И благодарность. И растерянность. И смущение тем, что происходит, и какие заботы взял на себя чужой человек. А он пока не успел оценить всю глубину этого уникального дара. Ужасно разнообразный букет чувств в тёмном взгляде верльва.
- Спасибо за то, что Вы сделали. За все Ваши усилия. Это было... героизмом с Вашей стороны. Но я пока не могу понять, почему так... Я... это непросто объяснить. И, простите меня, но я не помню Вашего имени. Лицо мне знакомо, но я никак не могу вспомнить... даже этот вечер весь словно в пятнах мрака, - он не врал, скорее, пытался оправдаться. И даже сейчас, когда его сознание стало чуть более людским, чем мгновения назад, он всё равно ощущал с трудом преодолеваемое желание быть как можно ближе к этому человеку. "Человеку ли?"
Он задумался, как объяснить то, что он сделал? Хотя бы самому себе? Откровенность была бы излишней, если бы не странная химия момента. Ему не хотелось увиливать и ёрничать, не хотелось отмалчиваться и замыкаться. Он только что поймал себя на том, что держит мужчину за руку, и его кисть дрогнула, пытаясь разжаться, но началась внутренняя борьба, отпустить или нет, и его рука в нерешительности осталась, где была, но стала очень напряжённой.
Глядя на сцепку рук, он продолжил говорить. Только теперь его догоняли ощущения, кроме растерянности и боли, пришло и другое, например, то, что он промок до нитки, что все вещи на нём не только мокрые, но и холодные, что он лежит на мягкой кровати, и чем пахнет вокруг, и как звучит окружающий мир. Что-то тут было не так. "Точно... он ведь говорил о яхте. Мы на яхте?" Рере огляделся, судя по окошкам, это была каюта, в остальном можно было бы и ошибиться, помещение не было скромным.
- Я очень запутался. Это стало мучительно невыносимо. Всё испорчено. Ничего уже невозможно исправить. И я не знаю, как дальше жить с тем, что осталось. С тем, каков я. И каков теперь мой мир. То, что я сделал, то, почему я решил стрелять... Этот способ выглядел самым... лучшим. Лучшее, что могло бы остаться мне, - он напряжённо сглотнул, его сосредоточенные глаза блуждали по пространству каюты, словно выискивая что-то, но он всё же решился снова посмотреть на своего спасителя. - Мало кто отважился бы на то, что сделали Вы. Я должен быть благодарен Вам до конца моих дней.
И во фразе ощущалось недосказанное "но". Так и было. "Спасибо" было высказано, так как чисто по-человечески мужчина понимал, что так будет правильно, что он должен поблагодарить. Но ещё не понял, что дальше делать с полученным уникальным даром. "Но" состояло в том, что он должен был быть благодарен, но не чувствовал благодарности. Проблемы не отступили. Просто ему дали ещё один шанс жить дальше с тем, что есть. Исправлять было нечего. Нужно было начинать с чистого листа и порвать с прошлым. Но для такого шага Рере был не готов больше, чем для попытки суицида, как оказалось. Порвать с прошлым значило для него жить иначе,  и тем самым предать себя же ещё раз, обидеть кого-то. А если бы он ушёл так - застрелившись, кто был бы на него обижен за обрыв проекта, дела всей жизни, дружбы всей жизни?
Рассеянно глядя куда-то сквозь вампира, он проговорил вдруг негромко, со смесью тоски и растерянности:
- Я предал друзей. Всё, что мне было дорого, я разрушил. Возврата просто нет. Вот, что меня подвигло. Я отравил всё, к чему прикоснулся.
Он стиснул зубы, желваки заходили от напряжения под кожей, и руку Ашера сжали стальные пальцы верльва, который слишком хорошо и не ко времени глубоко осознал, что же произошло с ним сегодня и почему. Он поймал себя на этом и отдёрнул руку в сторону, понимая, что и сейчас может причинить вред. Тот, кто был героем, не заслужил быть им покалеченным. Рере на краткий миг скривился, понимая, что его череда разрушений ничерта не прекратилась.
- Простите меня, простите. Я просто не привык к тому, насколько силён стал.
Да, конечно, ещё очень рано было для исцеляющих бесед. Раны в душе всегда оказывались глубже телесных. Рере пытался покончить с собой сегодня, всего пару часов назад, а то и меньше. И, конечно, такие настроения не проходят так просто и быстро. Он не полез бы в петлю прямо сейчас. Но королём веселья за эту ночь точно бы не стал по мановению руки, даже такой прекрасной, как у Ашера.

Отредактировано Cesare Kampos Dias (09.11.15 05:54:11)

+3

9

- Не вставайте, - Ашер подался вперед, чутко реагируя на желание верльва подняться, едва останавливая себя в сантиметрах от многострадальной груди Сэзаре. Он уже причинил ему достаточно страданий. Пожалуй, на сегодня лимит был исчерпан, и стоило окружить мужчину той заботой, на которую вампир был способен.
Вполне возможно, что в этот момент, он готов был потакать прихотям, зачарованный откровением, что дарила связь. Ашер чувствовал всех своих львов, тянулся к ним, не позволяя себе переступить черту, и часто держал себя куда сдержаннее, чем сегодняшней ночью. В какой-то мере это походило на вспышку силы в Париже, в прочем в тот момент инкубом обуревало желание разгадать загадку удивительных ощущений и жажда свободы. Ведь сила давала больше власти, а власть уменьшала то давление, что исходило от Прекрасной смерти, а теперь... Теперь Ашер вполне был согласен играть по правилам. Соблазняя и обещая спокойствие и решение, если не всех, то большинства проблем. Что там... он предлагал семью. Но для начала время, чтобы собраться с мыслями.
- Ашер, просто Ашер, - благосклонно откликнулся инкуб, только сейчас умудрившись рассмотреть того, словно пелена первого удивления и восхищения сошла, схлынула вместе с адреналином и тревогой за жизнь Диаса. Когда-то рисунки на теле казались ему омерзительным осквернением лучшего из творений природы, тогда они были чем-то небывалым и редким, чудной диковиной, привезенный в Европу с Края Света. Теперь понемногу Ашер привыкал, но все равно, не понимал какой в том смысл? Со скрытым умыслом уродовать гладкую кожу… В любом случае вампир прекрасно осознавал, что татуировки, как и шрамы, дело личное, и чтобы задавать вопросы об их происхождении нужно очень хорошо знать человека. Но это не умоляло его желания прикоснуться, провести по замысловатым узорам на руках, разгадывая тайный смысл. - Это не героизм. Вряд ли мне что-то угрожало, когда я за вами нырял. Так что абсолютно не за что.
Мужчина вложил в улыбку как можно больше мягкой участливости. Не оставляя, естественно без внимания, как напряглась рука. Что ж Ашер мог понять многое, пусть в душе он все перевирал. Ему стоило давным-давно понять, что он не так и безобразен, как считал все это время, что он может нравиться другим и не отталкивать никого от себя, увы, эта правда давалась инкубу с большим трудом. Ему вновь захотелось оказаться как можно дальше, закутаться невесомые драпри теней и, возвращаясь к драматически мистическому образу, что вгрызся в многосотлетний мозг вампира. Скрыться. Обрасти стеной. Избавиться от навязчивого запаха и фантомного жжения на коже.
Ашера удерживала только ставшей мертвой хватка Сэзаре и опасение оставить того одного. Быть может мужчина, вновь попытает счастье покончить с жизнью?
Ему пришлось отвести взгляд. Предал друзей. Всё, что было дорого, разрушил. Отравил всё, к чему прикоснулся. Удивительные совпадения следовали друг за другом, вызывая у инкуба горькую усмешку. Ему ли не знать, как это ломает, как мучает, как сводит с ума? Но только Ашеру так и не хватило смелости перейти черту и избавить мир от самого себя. Что сложного встретить рассвет немертвому? Отыскать ярого охотника на вампиров или попросту явиться в дом Господен и позволить себя схватить? Ему было открыто столько путей для отступления, но инкуб всегда шел на попятную, когда, казалось бы, вся решительность собрана в кулак и стоит сделать первый шаг...
Вампир мотнул головой, стряхивая с себя столь реалистичный морок своей давней мечты. Еще было для чего жить, за что сражаться и, главное, ради кого. Сам Рок подкидывал ему все новые и новые препятствия, заставляя вновь любить мир, верить и представлять счастливые моменты. Рухнув в глубь своих личных переживаний, забыв о откровенничающем верльве, едва не встретившимся лицом к лицу со Смертью, Ашер не почувствовал тисков пальцев и вероятной боли, лишь толчок и разрушающую пустоту. Тепло резко схлынуло, сила прекратила мерцать всеми оттенками радуги, звенящая мелодия стихла. Но узел, что соединил две души все так, же остался на месте. Вот только... потянуться или нет? Заставить вернуть руку? Попросить? Или оставить все как есть? Дать Диасу осознать, что происходит. Тогда же он услышал попытку оправдаться и принести извинения. Инкуб еще не вырванный из воспоминаний, взглянул на ставшую свободной руку:
- Я не фарфоровый, mon lionceau, - повел он плечом, продолжая задумчиво разглядывать собственную бледную кожу в кровавых разводах, на столь же светлых простынях. Сохранность их не имела никакого значения. Хотя вампир начинал ловить себя на мысли, что что-то упускает: не успевшая прогреться за день речная вода, что пропитала обоих мужчин едва ли не до костей, кровь и запахи, состояние их одежды, способ знакомства... Он должен был избавить экстренного пациента от мокрых тряпок, поискать что-нибудь сухое и чистое... Что ж Ашер не подумал. К тому же было не до этого. - Одно крепкое рукопожатие мне руки не сломает. Так что вам не за что просить прощения.
Вежливость, вежливость... Куда де без нее? Глубокий вдох и до белизны голубые глаза, столь не уместные своим блеском, устремляются на верльва. Вопросов было много, где-то на периферии сознания Ашер улавливал то самое стремление сбежать  от серьезных разговоров и откровений с незнакомцем. Где-то еще оставалась неискоренимая крупица эгоизма. Нет, эгоцентризма.
- Вы слышали когда-нибудь фразу, что когда Бог закрывает перед вами дверь, где-то он открывает окно? Мсье Диас... сейчас вам кажется, что мир рушится под ногами, что все отвернулись, что нет выхода, и вы угодили в тупик, но поверьте... со временем все острые углы сотрутся, - будь на его мести кто-нибудь другой, Ашер бы провел рукой по бедру, скользя к колену, а может, оставил легкий поцелуй на виске, пытаясь поделиться тем спокойствием и не до конца окрепнувшей верой в хеппи энд. Вот только инкуб не знал, как воспримет это человек, устроившийся на подушках. Ашеру казалось, что ему еще предстоит объяснять уникальность связи между мастером и львом. - Вам нужна поддержка, которую нельзя упускать. Я свою едва не потерял.
Кто бы мог подумать, что именно он станет давать кому-то советы. С другой стороны... у Ашера был опыт как расправиться со всеми стадиями принятия горя. Так почему бы не рискнуть?
- Если вам не уютно признаваться... Могу сказать, что я так и не избавился от комплексов, что отравляют жизнь всем вокруг меня. Был даже момент, когда я пытался отомстить своему... другу.

+1

10

- Ашер, - повторил за спасителем оборотень, что-то знакомое было в звуке имени, то он не мог так сразу припомнить, что это имя он видел в прессе, когда прошлой осенью она обмусоливала происшествия рядом с цирком, которым управляли вампиры. Однако ж мысль засела на границе сознания и потихоньку трепыхалась, ища ответы, совпадения, что-то знакомое, ведь оно точно было.
- Вы слышали когда-нибудь фразу, что когда Бог закрывает перед вами дверь, где-то он открывает окно? Мсье Диас... сейчас вам кажется, что мир рушится под ногами, что все отвернулись, что нет выхода, и вы угодили в тупик, но поверьте... со временем все острые углы сотрутся, -проговорил вампир. И Рере в ответ послушно кивал и слушал его сосредоточенно, предельно серьёзно. Да уж, сейчас никому из них обоих было вовсе не до шуток. Но при этом, при всей напряжённости обсуждаемой темы ему было вовсе не так тяжко в на столько специфической ситуации при общении с едва знакомым мужчиной, на сколько могло бы быть. И в такой завораживающей близости с Ашером было не иначе, как что-то мистическое. Необъяснимое. По крайней мере, Рере сам не мог понять, откуда берётся вновь накатывающее спокойствие, хоть и размешанное с печалью в один коктейль, откуда желание слушать и говорить с ним, не выясняя, что дальше и когда он смог бы уйти. Эту ночь не хотелось завершать банальным отъездом утром к себе или в больницу. Ему сейчас не ясно, почему, но ужасно не хотелось рассвета. "Рассвета!" - вдруг промелькнула догадка. Он вспомнил, где слышал имя, где видел эти черты. Пресса постаралась на славу. Невозможно было вращаться в кругу столь близком к Принцу города и не засветиться в глянце. И Ашера не оставила участь быть публичным лицом Сент-Луиса. Просто Рере не был вампироманом и потому не узнал его мгновенно.
- Господи... - пробормотал он немного ошарашенно от своего открытия. При этом он ощутил, как мороз пошёл по коже, мурашки пробежали по спине и заставили едва заметно вздрогнуть. Его распахнутый взор вперился в лицо Ашера. Не в шрамах было дело. А в том, что до Рере наконец-то дошло, кто перед ним: - Вы же вампир! Вы вампир, который защищал "Цирк Проклятых" от костяных пауков в прошлом году... это было по всем каналам, на всех обложках... Ашер... точно. Ашер, - полушёпотом выдыхал он свои откровения. И если за этим, как могло показаться, таился некий негатив, то впечатление было обманчивым. Мужчина вдруг улыбнулся ему, его взгляд снова исполнился благодарности, но на сей раз куда более остро и ясно читаемой, чем прежде, без всяческих "Но" - Спасибо за это, Ашер. Вы тогда спасали целый город. Да Вы прямо профессиональный герой. А говорите, нет героизма... при такой стабильности спасений пора уже придумать себе супер-имя, - тихо с улыбкой хмыкнул он, совершенно беззлобно. На этой нелепой шутке вышло секундное напряжение от открытия, что он тет-а-тет с вампиром. Но такой герой, как спаситель города от чудовищ, не может быть ему опасен. Да и его самого он же только что спасал из тёмных вод ночной Миссисипи. "Мне встретился настоящий..."
- Ангел, - пробормотал он окончание своей мысли вслух.
Рере и не подозревал, как много вампиров было вокруг него, когда он бывал в доме ренфилда Лелио, одного из "Арлекина". Так что теперь у него было впечатлений выше крыши. Он встретил кровопийцу, но героя, дважды героя, как минимум, а как знать, что Ашер совершал до этого?
- Я в самом деле считаю Вас героем. И, наверное, мой счастливый случай, что сегодня на набережной были именно Вы, Ашер.
Не было в руке Сезаре уже никакого напряжения. И в глазах постепенно разгоралось то ласковое, доброе тепло, за которое его любили хорошо знавшие его люди. Он был с каждым мгновением всё дальше о пропасти и всё ближе к привычному, нормальному себе.
- Вы хотели, чтобы я в чём-то признался? Но мне казалось, что я всё уже объяснил. Я пока не представляю, как жить дальше. И казалось, что самый правильный ответ - никак. Но Вы в самом деле хотите... выслушать все мои причины, Ашер? - немного подозрительно проговорил он. - Понимаете, я привык жить в обществе, где на вопрос "как дела?" подробно отвечать не принято ни при каких обстоятельствах. Но теперь, понимая, что Вы родом из, должно быть, иных времён, я просто пытаюсь понять... что мне стоит сказать. А чем я просто незаслуженно займу Ваше внимание.
Его улыбка неуверенно дрогнула. Он, должно быть, реабилитировался сейчас в рекордные сроки. Этому очень способствовало спокойствие, порождаемое близостью к мастеру львов. Но Рере таких метафизических деталей не знал и не понимал, и, может быть, потому во много крат меньше парился, чем мог бы.

+2

11

Разные люди, разные судьбы, разные события – общим знаменателем был только Ашер и звучание его имени. Ему, похоже, входило в привычку спасать всех своих львов.
Мужчина улыбнулся открыто и обезоруживающе, позволяя мягкому располагающему сиянию добраться до глаз. Так должно быть улыбался библейский Змий, предлагая невинной и не изведавшей греха Еве вкусить заветный сочный плод. Так улыбались незнакомцы, когда считали своим долгом помочь ближнему своему. Так улыбались деловые партнеры, пытаясь произвести друг на друга положительное впечатление. Ашер же таким образом старался заглушить потребность провести по спутавшимся темным влажным волосам и шепотом убеждать мужчину, что отныне все будет иначе. Инкуб не допустит повторения истории, если Сэзаре примет его и поддастся тем желаниям, что вызывал призыв.
Момент отчасти испортил вскрик удивления. Забавно, что с людьми творит преддверие смерти. Вампиру всегда казалось, что между некромантом и Смертью с рождения заключается если не дружба, то крепкое пари и непременно чуют что перед ними немертвый. Особенно когда тот не скрывается, так же как и инкуб.
«Когда проходит узнаванья эйфория,
Нас могут ждать печальные открытья,
Но если сможем их принять и пережить,
То человек чужой становится родным…»

На долю секунды Ашер сбросил все маски и сверкнул клыками, не угрожая, но соглашаясь с наблюдательным заключением верльва. Ему довольно трудно удавалось скрывать истинную природу за ширмой человечности, казавшейся утраченной с первым глотком крови сотни лет назад, но вампир учился жить по правилам сперва где, такие как он, были добычей для беспробудных идиотов, убежденных, что они само зло, а теперь обладая статусом гражданина Соедиенных Штатов. (Право слово еще лет пятьдесят назад он и не подумал, что будет добросовестным налогоплательщиком и вызывать бурный интерес у молоденьких туристок). Порой играть было невыносимо, когда внутри начинались взрывы и ураганы. Сложно быть человеком, когда ты им не являешься, и в первую очередь тебя выдают глаза – у людей таких не бывало, прозрачные холодные голубые до белизны в темной окантовке. В прочем сегодня существовало столько способов изменить себя до неузнаваемости: линзы, парики, грим… и на десерт пластические хирурги. За одним таким Ашер наблюдал предельно пристально, никак не решаясь записаться на консультацию.
Словно обладая собственным разумом, кожа на шрамах натянулась, напоминая инкубу, как он открыт перед темным взглядом Диаса. Ашер поспешно опустил голову, обманчиво считая, что слипшиеся некогда тугие золотые пружинки скроют его уродство.
- …который защищал "Цирк Проклятых" от костяных пауков в прошлом году... это было по всем каналам, на всех обложках...
Ашер, честно говоря, готовился к другой реакции. Все встреченные на его пути некроманты, пусть и не обладающих штаммом ни одной из ликонтропий, не всплывали к нему с таким благодушием. Лично он читал в их глазах маниакальный блеск безумных ученых, которым хотелось его вскрыть и понять, как же он функционирует. Будучи предельно откровенным, Ашер смутился. И он, к сожалению, по привычки воспринял это в штыки. С лица сошла тень улыбки, взгляд ярких глаз затуманился недоверием, темно-золотые густые брови сошлись к переносице, а отвратительная вереница шрамов, сбегающая вниз по щеке и шее под застегнутый воротничок, забрызганной кровью и потерявший весь презентабельный вид от купания в Миссисипи рубашки, стала словно глубже. Верлев насмехался над ним? Тяжелый взгляд исподлобья, пробирал до удаленных уголков души, был встречен беззлобным смешком. И благодарностью. Ее Ашер научился различать в безумном хороводе ощущений.
- Да… там же были журналисты, - кивнул он сам себе, вспоминая упомянутых Сэзаре вечер. Как можно было забыть? Начало октября, безумная кутерьма и суета подготовки маскарада, окрасилась в мрачные тона, когда перед «Цирком проклятых» восстали мерзкие твари. Ашер не стал бросать обидное «их поднял ваш собрат», как видимо, потому что в данный момент чувствовал больше оборотня, скрытого внутри огромного кота с лоснящейся шерстью. Даже виденный когда-то подъем вампира, не ставил мужчину в одну гребенку с Кристофом. Инкубу в какой-то момент стало представляться, что все случившееся прошлой осенью – дурной сон. Дуэль Жан-Клода и Колберта. Его победа, повлекшая такие изменения и полную свободу от Белль Морт. Выпущенный серебряный арбалетный болт… Он попросту не мог позволить Принцу умереть. Не потому что это был долг его как правой руки и заместителя, не потому что он приносил клятву, а потому что любил Жан-Клода, до сих пор любил. И вместе с ним окончилось бы то важное, что Ашера поддерживало. Его Принц был напоминанием, которое теперь уже не приносило боли, больше чем щемящей сердце тоски по тому, что уже никогда не вернуть. Он не позволит никому его отобрать… Ни тогда, ни теперь. А оставлять в живых безумца…? Ашер был убежден, что это небезопасно и сумасбродно. К тому же оставлять столь близко от себя? Давать вечную жизнь, жажду при таком букете сил? Опасно.
Вампир схватил оборотня за обе руки, крепко их сжимая:
- Прекратите. S'il vous plaît… Я не ангел. Я не спаситель. В тот вечер перед «Цирком» я был не один, и мы защищали не город, а нам самих. Вынужденная необходимость, - однако, ему льстило внимание, льстили такие комплименты и восторженность в голосе. Хотелось ему быть именно что героем, но пока все его поступки казались ему эгоистичными и мелкими. Устоять было невозможно, особенно в тот миг, когда в его душе вновь зашевелилось змеиное гнездо его самовлюбленности. Выставить себя напоказ, оказаться лучше других, влюбить в себя весь мир… о, как ему не терпелось блистать! Его былому нарциссизму мог позавидовать и мифологический грек любивший лишь себя. – Необходимость и не более того. И защита перед попыткой мести.
Хотелось верить, что городу ничего не угрожало.
- И вряд ли этому городу, нужен такой герой как я, mon ami, - он почти хохотнул в голос на всплывшее в сознании «зовите меня Ашерон». – Но можете придумать мне псевдоним.
Мужчина выпустил руки Сэзаре, и уже более не задумываясь о последствиях, о реакциях на его прикосновения, провел по замысловатым узорам татуировок, соединенное в одно единое полотно на коже. Луна так высоко на небе, а неприрученный лев, как думалось инкубу, застыл в напряженном ожидании – что же сделает мастер – призовет или нет, дабы утолить свое любопытство?
- Я рос в том времени, где даже родственники не откровенничали друг с другом. Так что наши миры не так различаются. Но в это время куда больше прямоты, чем в тех, в которых я уже прожил, - спокойно отозвался он, усмиряя в душе пожар. Времени еще много, достаточно, так зачем торопить события? – До рассвета еще далеко, Сэзаре. Меня никто не потеряет, потому что знают, где я нахожусь. А мое внимание… полностью в вашем распоряжении. Говорят, что незнакомцам открываться проще, чем самым близким друзьям. Я чувствую, что вас терзают ваши переживания… Как давно вы стали львом? С этого все началось?

+1

12

Будучи шокированным и перекрытым какими только можно щитами совершенно автоматически, что было реакцией на внешние события, Рере прятал свою некромантию так глубоко внутри, за звериным жаром к тому же, что это имело последствие в виде того, что и собственную паранормальную чувствительность он тоже пригасил. Холод его магии не читался снаружи так же, как и не желал воспринимать внешний мир. Ему повезло, что вампир рядом был так добр и внимателен, впрочем, вопрос везения был риторическим, ибо человек этот, вернее оборотень, ничего не имел против своей кончины не так давно. До такой степени он был ко всему безразличен, что сам летел этим вечером навстречу смерти. Так какая ему была разница, является ли спаситель мертвецом или нет?
Похоже, на какое-то время вампир напрягся от того, что говорил Рере, но вскоре этот дискомфорт сошёл на нет. И он принял искреннее восхищение со стороны. Когда же Ашер заговорил о том, что терзает самого Рере, настала его пора хмуриться. Ведь разбираться в себе всегда непросто, а когда рана во всех смыслах так свежа, то это становится чрезвычайно болезненным занятием. И как будто бы выковыривая осколки и грязь не из раны плотской, а из раны в своей душе, он заговорил, подбирая слова и осторожничая на каждом шагу:
- Я стал оборотнем в середине прошлого октября. По случайности. Вернее, по злому умыслу, - он говорил, а в памяти всплывали события несколько месячной давности. Он как будто снова видел, как опускает глаза, а из его плеча торчит окровавленный металлический штырь, бывший когда-то микрофонной стойкой, на которою его тело оказалось нанизано, но почему-то тогда ему не было даже больно. Рядом что-то горело, кто-то корчился и как будто беззвучно кричал. Но просто Рере оглох на какое-то время. Перестал тогда воспринимать мир извне. То сказывался шок от травмы.
- Я лежал в реанимации после взрыва в клубе "Касл Рок". Это дело уже давно раскрыто. Тогда объединение, которое я бы назвал сектой, организовало взрыв, в результате которого многие оказались в больнице, а несколько людей даже погибли на месте или уже потом, в реанимации. В тот же вечер, когда мы с группой были госпитализированы, так как троим требовалась реанимация, в палату проникла якобы медсестра, которая таковой не являлась. Её руки превратились в львиные лапы и она попыталась распороть ими... меня. Моё тело. За то, что я просто выжил вов ремя взрыва, наверное. Но я успел тогда это заметить, миг её превращения. И просто упал с койки в сторону. Только её когти уже вошли мне между рёбер. Я соскользнул с когтей, падая, разрывая кожу, но, она не успела меня убить. Тогда охрана ворвалась в палату на шум, и нападавшую застрелили. На следующий же вечер было полнолуние. Никто толком не успел прийти в себя после взрыва в клубе и стрельбы в реанимации. А я взял и перекинулся в зверя. Если бы наш охранник не был оборотнем такого уровня опыта... наверное, я бы убил своих друзей. Но тогда, кажется,  - он силился вспомнить то, что его память упорно хоронила в своих глубинах за эти месяцы, - Кажется, у нас просто началась драка с белым тигром. Мы сцепились, прямо как инь и ян. И люди успели сбежать прочь. Когда ночь кончилась, когда я уже проснулся, очнулся человеком, с этим надо было как-то дальше жить. Идти в прайд было немыслимо. Не с тем, кто я, чем я живу. И мы приняли решение скрывать это, сколько будет возможно. Кое-как подстраивались несколько месяцев. Я прятался от мира, как только срок полнолуния приближался. Но потом, в марте, у нас был тур по США. И хотя мы не занимали расписание впритык к полнолунию, всё-таки один из концертов оказался поставленным чрезмерно близко к нему. Отменить было невозможно, всё-таки, это бизнес. Я... я напал на одно из наших. На своего друга. У всей группы на глазах я попытался... я... Это всё было... просто ужасно. Они все, те, кто дорог мне, увидели, что... что  я веду себя не так, как они привыкли за годы вместе, - он всё же тщательно избегал подробностей и грязных слов. "Напал" не равно "попытался изнасиловать". И вроде как звучит уже не так отвратительно, чтобы порываться снова найти пистолет в глубинах Миссури.
- Мы кое-как доиграли тур, почти не репетируя, не глядя друг другу в глаза. Меня сторонились. И я их очень понимал. Но в итоге теперь я и продюсер сговорились о том, что нашей общей карьере конец. Что ничего больше не будет. Группы не будет. Но я не знал, как говорить об этом с тем, на кого тогда напал. И что... что делать дальше, тоже не знал. Я стал лишним в деле своей жизни. Я больше не безопасен ни для друзей, ни для публики перед сценой, ни для семьи. Даже моя добрая, милая мать это понимает. Она опасается оставлять меня теперь в её новом доме рядом с её новой семьёй, раз я стал зверем. И её можно понять. А потом... то, что творилось внутри меня, та кипящая метафизика, это убивало не хуже пули, но мучительно долго. Я... я словно был раздираем той магией, что поселилась во мне. Это оказалось мучительно тяжело - быть собой и в то же время жить львом. И никому это было не нужно, в том числе мне самому.
Он замолчал. Перевёл до того блуждавший в каких-то неведомых далях взгляд на Ашера и спросил:
- Звучит нелепо, не так ли? Любое объяснение, должно быть, будет всегда недостаточно убедительно звучать.

+2

13

- Отнюдь.
Ашер не считал оправдания глупыми. Порой обстоятельства выстраивались против них всех и, как бы красиво не звучала фраза "что выбор есть всегда", зачастую его не было. Или был - из двух зол. Ему ли было не знать? Вампир ошибался на каждом своем шагу, был магнитом для неприятностей или, быть может, предзнаменованием грядущих бед, вобравший в себя десять казней египетских, когда фараон отказал освободить порабощённых сынов Израилевых. Порой он сам уставал от своих логических цепочек, но не признавался даже сам себе, вызывая в других - близких и дорогих - бессловесные приступы бешенства.
Пронзительный взгляд скользнул по залеченной наспех груди мужчины. Кровь, пропитавшая повязку, перестала сочиться из раны (поразительные способности заживлять травмы Ашера зачаровывали, даже когда дело касалось его собратьев... и, увы, не относилось к нему), но ее запах словно стал неотъемлемым компонентом воздуха, которым они оба дышали. Металлические нотки. Заманчивые и соблазнительные. Но первая вспышка голода, напомнившая, что полет отнял достаточно сил, пусть и не критично много, сошла на "нет".
- Признаться, я мало знаю том, как обращенные принимают зверя, с которым делят одно тело на двоих. Могу лишь догадываться насколько это трудоемкий и непростой процесс. И сравнить с тем, что каждый новообращенный вампир чувствует, пробуждаясь на закате первые годы своей новой жизни. Неконтролируемая жажда то же самое что жор, зудящее желание впиться кому-то в глотку, пропороть артерию... или вырвать кусок сырого мяса, - мужчина очень постарался, убрать из собственных глаз даже намек на то, что он прекрасно замечает массу возможностей взять то, что вампир уже считал своим. Вот только его моральный кодекс однозначно намекнул - ему доверились, вряд ли за такое стоит благодарить тем, как Ашер будет жадно облизывать пальцы. Что, слава богу, ранее прошло мимо глаз Сэзаре. - Ваша жизнь резко изменилась, без знакомства с "обратной" стороной. Хотя все события в нашей жизни наступают неожиданно, без письменного уведомления, но люди приспособлены к тому, чтобы подстраиваться под новые правила. Вам повезло, что рядом был оборотень, способный подавить звериные инстинкты.
Ашер пожал плечами, ничего особо не выражая этим жестом. Разве только крайнюю степень задумчивости и серьезности. Забавно. Сколько всего случилось в середине прошлого октября. В пору было вновь винить себя, но это значило бы что ему, пожалуй, нужно было возобновлять походы к психологу и вновь говорить-говорить-говорить до бесконечности, раскладывая и препарируя собственную личность. Еще это бы стерло тот налет безмятежного удовольствия, последовавшего после отъезда из Сент-Луиса все в том же проклятом октябре.
Это в городе были проблемы. Не в инкубе.
От краткого проблеска осознания (или новой порции утешения) Ашер хмыкнул, поспешно поднимаясь с кровати и подбираясь к тазу с порозовевшей водой. Кровь коричневой коркой запеклась на руках и с трудом отмывалась.
- То, что случилось во время... тура, - вампир просмаковал слово, катая звучание по языку, все еще привыкая к современным словам. - Говорит исключительно о том, что вас никто не учил быть тем, кем вы стали. Именно это делает вас опасным для окружающих - невежество. Если ваши друзья, действительно друзья, они примут вас обратно. Представьте какой страх они испытали, столкнувшись с тем, с чем не могут справиться? Сейчас вы для них - другой и чужой, потому что вы сами себя таким возомнили, иначе не стали бы пытаться умереть на этом причале.
Стоило признать, что вкус у Сэзаре был. По крайне мере на декорации. "Врата на Запад" отсюда смотрелись удивительно красиво. Инкуб оторвался от созерцания того, как его кожа вновь приобретает привычный оттенок. Посмотрел на верльва исключительно нетронутой половиной лица:
- Я не хотел вас обидеть, mon ami, - чистосердечно признался инкуб, искренне веря в собственные слова. Самую толику в Ашере пробудилась его любовь к игре чужими жизнями. Крохотное манипулирование, должное подтолкнуть Сэзаре на верный путь. Выбрать в скорости то, что вампир желает предложить. Не прайд, но семью, не подчинение, построенное на необходимости, а дружбу. Ашер всем им предлагал одно - заботу и право быть верными себе и ему. - Хочу быть честен и донеси одну простую мысль...
Вампир перехватил полотенце, насухо вытирая руки, направляясь обратно к кровати, но все же не опускаясь на нее.
- Вы справитесь, если позволите дать самому себе второй шанс, - тут Ашер позволил себе улыбнуться. На удивление обезоруживающе своей осторожной застенчивостью, - И позволить мне, помочь вам в этом.
Тут же оценивающе оглядел фронт работы.
- И начнем мы, пожалуй, с сухой одежды. Где-то тут должно что-то быть, уверен. Если хотите перекусить и восстановить силы, после сегодняшних приключений - я посмотрю, чем порадует нас борт "Cor Leonis", - вот тут инкуб действительно откровенно наслаждался звучанием, находя в этой встрече и названии яхты если не знак, то намек мироздания. - А за той дверью душ, если вы достаточно окрепли, мсье Диас.

+1

14

Пока Ашер отправился на поиски сухой одежды, надо полагать, что для них обоих, Сэзаре, давший положительный ответ насчёт того, что в состоянии справиться с походом в душ сейчас и сто раз поблагодаривший вампира за каждый его жест внимания, всё-таки добрался до указанной ему двери. В некоторых отелях ванные комнаты были меньше, чем душ на этой яхте, прилагающийся, очевидно, к каюте её хозяина. Её явно не обходила вниманием обслуга, и лежащий стопочкой полотенца с одинаковым символом на них наводили на мысль о том, что бы значила эта вензельная золотистая "А" на них? Первую букву имени владельца яхты, вышитую на заказ на каждом банном аксессуаре? Или просто заводской завиток от производителя?
Встать под тёплые струи воды оказалось испытанием века. Сначала просто согнуться, чтобы стянуть с себя сырые джинсы, с которых уже не капала вода, она вся впиталась в матрас в каюте, но всё ещё сухими их было не назвать. В карманах обнаружился телефон, залитый и отключенный на веки вечные, а также чудом не выпавшие ключи от авто. Он вспомнил, что когда был на набережной, при нём был ещё и пистолет, но тот теперь стал достоянием речного дна.
Рана в груди саднила, но Рере знал, что она останется с ним ненадолго. Однако постоянно ощущался дискомфорт и уколы боли буквально при каждом движении. Одно утешало - заражением это оборотню не грозило, хоть начни водой под повязку плескать. "А ведь вода в Миссури так себе... и всё это смешивалось с кровью... нда. Ну и хрень".
Под струями тёплой воды с помощью остервенело пахнущего мятой средства для душа он смывал со своей кожи кровь, стараясь всё же не замочить наложенную повязку. Это вышло так себе, но хотя бы не промокла насквозь, и то хорошо.
Когда Рере отдёрнул шторку душевой, то заметил, что на полочке рядом с дверью положены вещи, которых там не было, когда он заходил. Шум воды и общая разболтанность его состояния не дали ему услышать, как аккуратно отворялась дверь. Ашер это сделал или он подключил кого-то из непременной для такой яхты обслуги? Как знать.
Поразило то, что вампир прямо-таки профессионально угадал с размерами вещей. Футболка была слегка тесновата для его рук и плеч, натягивать её на торс с повязкой было тем ещё удовольствием, но он справился. И надеялся теперь, что на белом трикотаже не высветится вскоре кровавое пятно посреди груди.
Серебряный пирсинг сегодня саднил больше обычного. Но Рере не снимал украшения из упрямства. Мелькнула мысль, не является ли это упрямство частью его не готовности принять себя как оборотня? Так и было. Однако избавиться от привычки носить в себе металл он не желал.
Пахнувшие, вернее вонявшие рекой волосы тоже пришлось мыть, и теперь они, даже подсушенные, слипшимися тёмными завитками змеились по его плечам и спине, прилипая к футболке. Он выбрался в каюту уже одетый, относительно сухой и такой мятный, что непроизвольно глаза распахивались шире обычного. Обоняние оборотня выбор яхтенной прислуги не оценило. Но если ты вампир, аромат, должно быть, весьма тонкий.
- Спасибо Вам за спасение моей бренной шкуры, Ашер, - сказал он, когда снова встретился взглядом с вампиром, с тем его глазом, что не был занавешен волосами. Рере словно только что начал снова нормально воспринимать мир и успел удивиться, почему Ашер выглядит так, а потом память принесла картинку с той стороной лица, что высохший вампир теперь скрывал. За слипшимися и мокрыми прядями угадывались следы от страшных ожогов. "Он не зря так просто рассуждал о принятии сложных этапов в жизни, похоже, насмотрелся ужасов за свою", - подумал верлев. 
- Я, наверное, всегда буду удивляться, вспоминая эту ночь и Вашу самоотверженность, мир оказался добрее, раз в нём есть Вы.
Он всё ещё не понимал, что именно предлагает ему Ашер. Так просто въехать было мало вероятным в и без того сложной ситуации. И мотивы вампира были ему не ясны, потому ситуация не просматривалась чётко и до конца детально.
- Я был бы рад когда-нибудь увидеть Вас вновь. И если Вам понадобится помощь, хотел бы, чтобы Вы не забывали о том, что за ней всегда можете обратиться ко мне.
Его телефон теперь валялся бессмысленным и не работающим куском пластика в урне ванной комнаты, соседствовавшей с каютой. Свой номер Рере помнил, конечно, наизусть, но записать чужой ему было бы просто некуда, потому онп редложил:
- Может быть, Вы на всякий случай запишете себе мой номер? Телефон не пережил купания в реке, в отличие от меня Вашими трудами. Но я восстановлю номер на другом аппарате завтра же.

+1