Когда тишину подвала нарушили звуки шагов, Сорси напрягся, мысленно проклиная Бэлль Морт так, что если бы бог его услышал, то умирала бы она долго и изощренно, продолжить ночь так, как начался его вечер, он не желал всеми фибрами души. Но последовавший за ним характерный звук свалившегося тела дал понять, что кому-то еще досталось, а у него просто появился сосед. Хриплый смех на грани истерики и осознание, что тот еще жив, явственно давал понять, что парню досталось, но тот еще способен шутить. Сорси не осилил поднять голову, но говорить он мог:
- Рад за тебя.
Он по-прежнему висел, едва касаясь ногами пола, чтобы хоть немного облегчить свое состояние, Сорси старался не шевелиться. Его вечер начался у ног Бэлль Морт, а та в свою очередь вела разговор о боли и удовольствии с одним из гостей - Сержем Бекетовым. Русский рассказывал о том, что знает толк в боли, а Прекрасная Смерть лишь смеялась, говоря, что легко докажет самонадеянному neophytou, что тот еще только вступил на длинный путь познания всей силы и страсти боли. А когда русский, понизив голос, с легкой хрипотцой предложил мадемуазель показать ей, что русские за свои слова отвечают и он готов поставить все свое состояние, как доказательство, Бэлль Морт звонко рассмеялась и предложила полковнику условие - она покажет ему, какое можно испытать удовольствие от боли, даже не утруждая себя доведением жертвы до полусмерти, а лишь слушая его стоны и крики, и если дерзкий мальчишка испытает экстаз, то все бриллианты Парижа завтра же окажутся у ее ног, а сам Серж больше никогда не посмеет быть столь самонадеянным.
Сорси едва не с первых минут разговора Бэлль Морт с русским понял, что этот вечер окрасится для него в багрово-красный, ведь столь изощренное развлечение, когда главным будет звуки голоса, явно не пройдет без его участия. А когда холодные пальцы сжали в кулак его волосы, он лишь оскалился в безжалостной ухмылке, демонстрируя клыки. Будь проклят его дар, будь проклята эта сука с изощренными пытками ради потехи, будь прокляты русские, не знающие границ своей дерзости.
Ледяные пальцы отпустили волосы, но свободы от этого стало лишь меньше, появившийся из ниоткуда оборотень, ухватил его за плечо и вывел из зала, готовиться к развлечению. Каким оно будет Сорси не знал, но по опыту прошедших лет полагал, что эту ночь он вряд ли забудет, как помнит все, когда идеи развлечений рождала сама Бэлль. В подвале его уже ждал еще один оборотень, молчаливый, безжалостный, обожающий свою хозяйку огромный медведь. Сорси уже не раз встречался с ним и знал, что лучше не дерзить, этот громада не понимал шуток и совершенно не реагировал на сопротивление, стоило жертве освободиться, как тот просто снова возвращал ее в исходное положение, казалось это его даже не раздражало.
Сегодня его явно готовили к особо изысканному развлечению, одежду попросту сорвали, руки завели за спину, связав запястья и туго стянув локти, после чего веревку перекинули через кольцо на потолке и рывком вздернули вверх, вынуждая согнуться и встать на пальцы. Дыба она всегда дыба и Сорси часто бывал на ней, но в этот вечер одной дыбы оказалось мало. Звякнули цепи раз, другой, по спине больно ударило тяжестью металла, а в следующий миг все тело пронзило такой болью, что Сорси закричал - крюк на конце цепи вонзился ему под нижние ребра слева, а через мгновение второй сотворил то же самое справа. Звякнули цепи и новый крик вырвался из горла вампира, цепи натянулись и он повис в воздухе.
Двери открылись и вошел русский, его пригласили сесть в вычурное кресло и это были единственные слова, что произнес громадный оборотень, в дальнейшем все звуки, что наполняли освещенную пламенем свечей комнату, рождал только Сорси. У него даже мысли не было воспротивиться замыслу госпожи, ведь чем дольше останется неудовлетворенным русский, тем дольше продлиться его персональный ад, а потому все стоны и крики, что вырывались из его горла, были наполнены чарующими звуками, проникающими в сознание человека, касающимися его тела, вызывающими возбуждение и медленно, но неумолимо доводящие до экстаза.
Медведь казался скалой, он не проявлял ни малейших эмоций, словно машина двигался, низвергая Сорси в пучину невыносимой боли. Его габариты приводили в ужас всех, кто хоть раз пережил с ним встречу и первым же рывком оборотень разорвал вампира, воздух наполнился запахом крови, а медведь начал лишь яростнее вбиваться в тело своей жертвы. Размашистые движения раскачивали тело, крюки со скрипом терлись о ребра, а крики вампира, словно рожденные не болью, а изощренной лаской, обволакивали сознание русского.
Через, кажется, сотню лет, разорванные внутренности полыхнули от жара семени оборотня, Сорси дернулся, когда тот вышел из него, а потом раздался хриплый от возбуждения голос Бекетова, тот приказал оборотню уйти, а сам поднялся из кресла, оно едва слышно скрипнуло ножками по каменному полу. Шорох развязываемой веревки, и руки безвольно упали на спину, вызвал новый стон, Сорси остался висеть на крюках и от малейшего движения начинал раскачиваться. Бекетов ухватил его за волосы и поднял голову так, что у самого лица Сорси оказался стоящий колом член русского. Рука властно надавила на плечи и тело качнулось, напоминая теперь кровавую качель, стон сорвался с губ и коснулся члена, лаская плоть звуками, словно это был какой-то извращенный минет, но русскому и этого оказалось мало и тот резкими толчками начал раскачивать тело, все ускоряя темп, а потом обильно кончил на лицо Сорси, тяжело навалившись на висящее тело.
Когда его тело перестала сотрясать дрожь от оргазма, Бекетов оттолкнул от себя измученное тело, но теперь стоны больше не трогали его, они были наполнены лишь болью вампира, и покинул полутемный подвал. Сорси остался висеть, его никто больше не трогал, свечи таяли и вскоре он оказался в полной темноте. Как хорошо, что ему не нужно было дышать, можно было замереть и представить, что утро наступит через несколько мгновений, а значит смерть вычеркнет его из мира живых и боль покинет тело.
И вот его тишину нарушил кашель и смех. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять кому было адресовано обращение "сука", ведь только одна была способна вызывать такие ненависть и одновременно бессилие.
- И правда сука.

Отредактировано Sorci (29.11.15 23:28:25)

Темноту нарушил движущийся свет и Сорси прикрыл глаза, не то, чтобы свет мешал ему, просто банальная попытка отрицания происходящего, дескать я не вижу, значит всего этого и нет. Зачем ему это было нужно? Он и сам не знал, просто рассудок упорно не желал принимать то, что из него раз за разом делали игрушку для жестоких сексуальных утех, а он не мог противиться. Это было мерзко и противно, это было почти невыносимо, даже тогда, когда Бэлль Морт приходила в голову мысль устроить пытку наоборот, то сходящий с ума от изводящего тело удовольствия, Сорси все равно ощущал мерзость и старался как можно скорее забыть все. Раньше он мог прийти к Жан-Клоду и забыться у него, слушая глубокий мягкий голос, что наполнял его спокойствием, ощущая поддержку и очень часто просто получая помощь телу и душе. Только присутствие создателя все еще давало уверенность, что у него еще осталась душа. Но Жан-Клод покинул дворец несколько лет назад и жизнь превратилась в ад, беспросветный, как мрак подземелий, и бесконечный, как жизнь вампира.
Голос Кристофа походил на снег, что кружил вокруг, а потом ложился на кожу и не таял. Сорси уже не раз встречался с ним и каждая встреча знаменовалась красным одного из них, а сегодня они оба встретились по одну сторону их персональных баррикад. И сегодня не было нужны держать лицо, скалить зубы и нарываться на смерть, что всякий раз обходила его стороной. Простые и понятные слова, осознанная забота и помощь, все это было сейчас наполнено искренностью. Почему? Да кто же их знал, но в мире, где правила Прекрасная Смерть, искренность была не в чести, а потому ее испытывали зачастую просто назло, вопреки и даже во славу.
Прикосновения влажной ткани, терпкий аромат вина и толика сожаления, что нельзя напиться до потери памяти, Сорси позволил вытереть себе лицо, белые волосы обрамляли лицо раскрутившимися локонами, даже отдаленно теперь не напоминая аккуратную прическу, а потом криво, но все же улыбнулся:
- Ты все еще веришь в ангелов? С такими то зубами?
Улыбка превратилась в оскал, открыв клыки вампира.
- А вообще, представляешь себе такой рай? - вампир негромко рассмеялся. - У ангелочков перья из всех мест и, судя по картинам, у всех достоинство размером с котенка.
Пока Кристоф приводил себя в мало мальский порядок, Сорси прикинул, что с его помощью и правда будет быстрее, проще и менее болезненно освободиться. Он напряг локти и порвал удерживающие их веревки, а потом так же поступил и путами на запястьях. Вывернув руки, он ухватился за цепи и подтянулся, давая слабину, что позволит помощнику вынуть крюки.
- Первым просто вынь, желательно оба разом. Осилишь?

Отредактировано Sorci (05.12.15 18:29:32)

Когда крюки в последний раз скрипнули по его ребрам, Сорси лишь крепче сжал пальцы, вцепившись в цепи и только когда по телу потекла кровь, он позволил себе беззвучный стон облегчения. Не то, чтобы он смущался Кристофа, ведь тот не раз слышал его и стоны, и крики, являясь породителем их, но все же смолчал. А вот мольбы не было ни разу. И сейчас было так странно принимать от него помощь, о которой он все равно не просил. Не мог Сорси отказаться от пожалуй последнего, что еще осталось у него, от своей гордости. Только она давала силы выносить каждоночное кровавое веселье, именно она раз за разом заставляла открывать рот и потом расплачиваться за свои слова. Жан-Клод когда-то давно сказал ему: "Не верь и не проси" и Сорси с каждым годом своей несмерти все сильнее убеждался, что синеглазый создатель был как никогда прав. И сейчас Сорси не мог заставить себя произнести слова о помощи, но мог позволить помочь себе, не задумываясь о том, что чувствует при этом этот странный человек - удовольствие или отвращение.
Последний раз звякнули цепи, в том месте, где их сжимали пальцы вампира, метал оказался смят, как бумага. Сорси сделал пару шагов, поднял бутылку с вином и с наслаждением приложился к ней. Он почти не помнил уже, какой вкус у Бордо, позабыл, как оно пьянит, но аромат по-прежнему дарил свой букет и почувствовав его, вампир ухмыльнулся - у Белль Морт было отменное вино, даже если она сама его и не пила. Пара глотков принесли облегчение и иллюзию наполненности, что давала только кровь, наполняя желудок, третий был уже лишним, но Сорси упрямо его сделал, а потом протянул бутылку Кристофу, заломленной бровью безмолвно спрашивая будет ли он.
- Тебе бы лед приложить, а то ведь расцветешь всеми оттенками лилового.
На парня было жалко смотреть, хотя жалости он не вызывал, скорее сожаление и сочувствие, вот только Сорси не умел сожалеть, хотя мог посочувствовать. Если на нем самом раны затягивались на глазах, как минимум задница восстановилась еще когда он висел на крюках, и двигался он сейчас вполне сносно, а вот с ребрами пришлось потратить много больше сил, но помогло то, что ночь еще только началась, а Сорси перед балом выпил крови почти вдвое больше, чем обычно, озвученная программа на вечер располагала к предусмотрительности.
Мелькнула мысль, что из его одежды не осталось ничего, и пропала, тем более что там Кристоф не видел то, а потому вампир с заметным наслаждением устроился на диване, наплевав, что пачкает его кровью и, глядя на Кристофа, предложил:
- Могу обнять.
С его точки зрения вполне себе метод, ведь он холодный, как лед.

Было даже интересно угадает он или нет, то есть согласится Кристоф или откажется, ведь друзьями они не были, хотя и на врагов не претендовали, просто много раз встречались, когда в бальном зале, когда в пыточной, правда никогда вместе при этом не были, всегда по разные стороны. И вот впервые они отгребли свое и теперь гадали все ли на этом или ждать вторую часть Марлезонского балета.
Кристоф, не расставаясь с бутылкой, прошелся по комнате и презентовал нагому вампиру камзол, Сорси чуть вздернул бровь, насмешливо давая понять, что оценил степень смущения человека, хотя эта степень и стремилась к нулю. Набросив на себя камзол, Сорси прикрыл ноги и живот, а через мгновение поверх ткани на его бедро опустилась голова Кристофа. Темные волосы волной рассыпались по разные стороны и вампир невольно, погладил их, гладкая прохлада приятно ласкала ладонь. Они наверное неплохо смотрелись со стороны, напоминая двух уставших любовников, что наслаждаются покоем после бурной страсти. Темные волосы прекрасно обрамляли бледное лицо Кристофа, контрастируя с белыми, хотя и не такими длинными, как у человека, волосами Сорси. Длинные пряди, закрученные локонами, частично закрывали лицо вампира, а бледностью лица он даже превзошел своего собрата по "счастливой ночи".
Холодная ладонь накрыла рассеченную бровь, ощущая пульсацию в воспаленном месте, горячая кожа манила коснуться не рукой, а губами, а потом скользнуть ими ниже, ощутить как призывно бьется под ними артерия и пронзить ее острыми иглами, позволяя огненной жидкости наполнить рот, а потом ощутить как она разливается по собственному телу, наполняя его теплом и силой. Увы, чувство самосохранения было громче жажды крови, может потому что вампир не был сейчас голоден, а может потому что очень хорошо помнил руки другого вампира, что властвовал над Кристофом, руки, которые сломали его однажды едва ли не в ледяное крошево. Желания встретиться с ним по личному поводу не было, а потому Сорси позволил лишь голосу коснуться тела человека так, как могли бы касается губы. В интонациях и полутонах вампира появились звуки, которые проникали под кожу человека и растворялись там, принося облегчение и покой. Если еще пол часа назад его голос доставлял чувственное удовольствие, то сейчас он так же свободно успокаивал боль, покрывая тело звуками, как целительной вуалью.
- До рассвета еще далеко, но пока она не заскучает, о нас вряд ли вспомнят, она же предпочитает никого не обделить своим вниманием, а на балу сегодня не протолкнуться. Да и русские ее забавляют без чьей-либо помощи, я едва ли больше трех раз открыл рот.
В светлых голубых глазах блеснула ненависть, словно блеснул стилет, красивые черты лица хотя и остались бесстрастными, но даже в этой бесстрастности читалась затаенная злость, и только голос по-прежнему звучал успокоительным бальзамом.

Легко перебирая пряди волос Кристофа, делая это скорее неосознанно, Сорси лишь усмехнулся и неопределенно пожал плечами, предаваться мечтам он перестал очень давно. Какой в них смысл, если они все равно не сбываются? А мечтать о чем-то, что жаждалось кое-кому всесильному, он явно не собирался. Как по нему, так лучше не мечтать совсем, чем видеть, как твои мечты растаптывают в грязи. Грязи души, грязи сердец, в грязи помыслов и поступков.
- Такой большой мальчик, а все еще веришь в сказки.
Он слегка потрепал по волосам Кристофа, а потом вновь занялся длинными шелковистыми прядями, но делая это уже сознательно и не только даря удовольствие, но и получая его. Глядя на этого человека, сложно было сказать сколько ему лет, может быть двадцать, а может быть двести, а может и две тысячи, что толку гадать, и ведь не спросишь напрямую, особенно когда собеседник то являет собой вековую мудрость, то ведет себя, как безусый юнец.
- За последние три года никто не покинул этого места, если и были те, кто ушел, то либо в небытие, либо в ошейнике, а как Она вяжет удавки тебе ли не знать.
Не к месту и не ко времени сердце укололи воспоминания о Жан-Клоде, что вот уже три года, как покинул этот ад. Сорси не жалел, что синеглазого вампира больше здесь нет, желая ему свободы и ветра в волосах, и в то же время сожалел об этом каждую ночь, ведь больше не осталось никого, кто мог облегчить его существование в этом подлунном мире.
Протянув руку и чуть придерживая голову человека, Сорси взял бутылку вина и сделал еще один глоток, на этот раз совсем небольшой и больше символический, но все же мысленно салютуя Жан-Клоду, благодаря его за веру в себя, что его стараниями и заботой вознеслась на недосягаемую высоту, он знал, что все выдержит и все сможет, главное дать своей цели время, а уж этого добра у него целая вечность.
Вернув бутылку, он потянулся, распрямляя спину, потакая остаткам человеческих желаний, а потом убрал прядь волос, что щекотала живот, когда Кристоф поднял голову и взглянул на него снизу вверх.
- Да нечего тут особенного рассказывать, все примерно так же, как сейчас, только я был молод, свободен и беспечен. Я шутил потому, что не только моглось, но и хотелось, странствовал с бродячей труппой, они ставили презабавные сценки, а я охранял и защищал их, благо, что имя тогда мое еще что-то да значило. А потом ...
Сорси вновь вернулся в памяти к той ночи, когда тогда еще неизвестная ему красавица поразила его одновременно своей удивительной красотой и столь же удивительной плоскостью своего юмора.
- Труппа давала представление в замке, место показалось странным, но не более того, спесивые провинциальные дворяне всегда мнят о себе больше, чем вельможи из королевской свиты. В одном из замков мы и остановились, давали, как сейчас помню, "Греховную страсть", презабавнейший анекдот, а под хорошее вино так и вообще умирительно. Пока меняли декорации, я заполнял паузы шутками, одна из них не пришлась по вкусу ... и вот я шучу уже потому, что так желает Прекраснейшая Сука.
Душу грело лишь то, что Бэлль Морт вряд ли забыла его каламбур, а потому стоило смеяться дальше, ведь в каждом звуке его смеха она будет слышать насмешку над собой.
"Она была завита, как овца, и так же развита..."

- Где? Хм, да где я только не был.
Сорси и правда много поколесил по Европе, но труппа была небольшой и уж точно не настолько популярной, чтобы устраивать дорогостоящие переезды на другие континенты, они ограничивались Францией, Бельгией, добирались до Италии и один раз были в России, но после той поездки все поклялись, что больше никогда и ни за что туда не вернутся.
- Однажды мы были на родине наших нынешних, - вампир неопределенно мотнул головой, абстрактно показывая направление на больные залы, - гостей. Снег, лед, холод такой, что кровь стыла в жилах, они ходят в медвежьих шкурах и сами лицами напоминают медведей. Я даже думаю, что они и есть медведи, всю Россию населяют оборотни, люди там не могут выжить.
Чуть изменив позу, Сорси согнул одну ногу, а вторую поджал по себя, подтянул Кристофа чуть выше и положил руку ему поперек груди, теперь они больше не напоминали уставших любовников и более соответствовали необременительной беседе.
- Но больше всего мне понравилось в Индии. Огромные дворцы, где стены и потолки усыпаны драгоценными камнями, они сияют в лучах солнца словно сундуки с сокровищами. А ездят они верхом на слонах, поставив на них шелковый шатер. Махараджи поднимаются по лестницам, а молодые раджи соревнуются в ловкости и взбираются наверх по длинным носам слонов, они называются хоботами. Меня пригласили на охоту и мы поехали верхом на слонах охотится на тигров. Я никогда не видел таких огромных тигров, у них клыки такие огромные, что выступают почти на пол метра наружу и называются они саблезубые тигры. Только самые доблестные воины способны добыть такого зверя. Мы с молодым раджой добыли одного, это была огромная самка, а они более свирепы, чем самцы, особенно когда защищают котят. Вот их то мы и нашли потом, три котенка, клыки которых были с ладонь, острые, как бритвы, куда там вампирам с иглами. Весь камзол мне изрезали, пока довезли их, а потом подарили Великому Махарадже, сына он за подарок одарил новым дворцом, а меня провозгласил почетным гостем и больше мои ноги ни разу не коснулись земли, меня все время носили на руках с огромном шелковом шатре-носилках четыре огромных негра. Их кожа казалась антрацитовой и так блестела на солнце, а на ногах звенели золотые колокольчики, а сам шатер был расшит золотом и украшен огромными самоцветами, изумруды размером с куриное яйцо, рубины, сапфиры, алмазы. А жемчуг они вообще используют вместо песка, заполняя жемчужинами песочные часы.
Сорси никогда не был в Индии, он лишь слышал о ней, при том не более, чем любой другой житель Европы, но богатая фантазия рисовала именно такие картины, а разговорчивый вампир просто озвучивал их, добавляя особых ощущений своим голосом к тем краскам, что яркими мазками раскрашивали его рассказ.
- Жаль, что в Индии можно побывать лишь один раз в жизни. Зато в Мавритании мы были целых пять раз, но оставались там очень недолго. Слишком жарко, там такое горячее солнце, что люди просто поджариваются, как мясо на углях, и становятся черного цвета. Они все там черные и называются мавры. Наши красавицы так поразили их своей белизной и тонкостью, что мы едва не развязали там войну за право пригласить нас в свой дворец между двумя принцами. Но остаться на долго мы не могли, как только кожа начинала темнеть, мы сразу же возвращались в Европу, если сделать это вовремя, то через какое-то время кожа опять светлеет. Гастон, он был акробатом, влюбился в мавританку и решил остаться там, в наш последний приезд он встретил нас и мы узнали его лишь по тому, что говорил он на французском без акцента, а в остальном перед нами был мавр, у которого белыми остались только зубы и уголки глаз. У него родилась дочка и младенец тоже был черным, как ночь. На всех детях на одежде пришито много колокольчиков или золотых монеток, что звенят при малейшем движении, они делают так, чтобы в темноте слышать своих детей, ведь их совсем не видно, если те закрывают глаза и молчат.
Придумывая на ходу одну историю за другой, Сорси и сам отчасти им верил, ведь так приятно было представлять, что они сейчас на в ненавистном подвале, а путешествует по удивительным местам, видя чудеса света и купаясь в богатстве и роскоши.
- Пока мы путешествовали, я слышал о Великих Моголах, говорят, что они живут в далекой Поднебесной стране и летают на Драконах. Я хотел бы увидеть их и ощутить, как поднимается ввысь огромным дракон, унося меня в небо.