Он слышал лишь оглушительный стук собственного сердца, разрываемого непреодолимой жаждой причинить вред одному единственному существу в этом зале. Оно тяжело колотилось под ребрами, отдаваясь болью куда-то в глубины сознания, где все еще теплилась самая мелкая крупица здравого смысла - знания, что в этом мире сейчас что-то определенно идет не так. Это был огромный метафизический пузырь с одним единственным маршалом, оказавшимся внутри удушающего вакуума. Оборотни вокруг перестали существовать, смазались небрежным взмахом широкой кисти, оставившей после себя лишь перетекающие из одного оттенка в другой, из одного цвета в другой... водянистые разводы. Перестали существовать вычурный зал и Гость, так умело раздающий приказы, так смело решающий, кому стоит жить, а кому - нет.
Реакции казались заторможенными, будто бы ноги погрузились в вязкую глину, а на руках повисли тяжеленные гири. А возможно, они и были таковыми в действительности, но для маршала действительность сейчас была одна... та, что он видел сквозь радужные разводы этого пленившего его оглушительно спокойного кокона. Он все это время оставался наедине с ней... с этой неукротимой яростью, неистово желающей разрушить весь привычный распорядок жизни. И от внезапного толчка, от внезапного приближения жертвы, а потом резкого ее отдаления... необузданное чувство лишь сильнее раздулось воинственным пламенем. Температура вокруг накалилась, мужчину бросило в жар, колкий и едкий, приправленный какой-то нерациональной ненавистью. Да, Хъюго много кого ненавидел, часто его сознанием завладевала эта неоднозначная эмоция, но он всегда понимал причины ее возникновения. Всегда... но не сейчас.
А потом вдруг этот сковывающий разум пузырь лопнул с оглушительным треском, лишая маршала на какие-то считанные доли секунды ощущения равновесия и устойчивости. Все это время заложенные уши прострелило болью, как от резкого перепада давления, и вервольф скривился от неприятности ощущений. Мир наполнился красками и звуками, такими яркими и громкими, что на мгновение захотелось просто-напросто исчезнуть, дабы не выносить более эту скрипящую какофонию звуков. Но маршал потому и был маршалом, потому был и наемником, и зверем Зова принца города, что умел брать себя в руки в колоссально мизерное количество времени. Все органы чувств напряглись по одной лишь не озвученной команде: периферийное зрение засекло все то, до чего дотянулось; ориентация в пространстве тут же просигнализировала о произошедшей перестановке фигур на этом дьявольском шахматном поле; чутье волка указало на чье-то едва заметное передвижение где-то за спинами столпившихся гиен и отсутствующее дыхание Гостя за широкой федеральной спиной... Но при всем этом мракобесии светло-голубые глаза фокусировались на одном единственном предмете - его собственном оружии, направленном в его же собственную грудь.
Хъюго хватило каких-то мгновений, чтобы собрать разбросанный пазл воедино. Он практически не помнил то, как оказался посреди этого зала, и с трудом осознавал каким образом стоял теперь между Софией и Гостем, ведь шел сюда он следом за маячившим впереди женским силуэтом. Однако наверняка он знал лишь одно - Барон умеет ковыряться в мозгах окружающих, и делает это, как выяснилось, не слишком задумываясь о последствиях. Об этом ему говорила София в его спальной, и сейчас ему посчастливилось убедиться самому. Ганди хватило отведенного ему времени крайне быстро во всем разобраться. И удивленный, озадаченный, сбитый с толку взгляд, который он переводил с глаз дочери принца на ствол, зажатый в ее вытянутых руках... наконец-то прояснился, наполнился чем-то очень хорошо им обоим знакомым - вызовом.
- Стреляй, София. Он разорвет здесь всех.
"Да, София, стреляй", - у нее не было выбора. Выбора не было и у него, но он был готов к выстрелу. Сколько раз они с Роджером тренировались избегать прямых пуль, сколько частей тела было продырявлено в желании стать лучше, сильнее, быстрее... опаснее. И Хъюго стал. Холодный, расчетливый и чертовски внимательный взгляд маршала следил точно за дулом пистолета, готового в любую секунду дернуться в противоположную сторону и избежать трагического урона. Наемник должен был казаться удивленным, растерянным, потерянным в водовороте всех звуков и запахов. Часть его человеческой сущности по сути и была таковой - загнанной в угол, ошарашенной, но профессиональная составляющая все инстинктивно рассчитала сама.
Выстрел. Холодный, пустой, безразличный. Пуля. Стремительная, жадная, горячая. Тела монстров, таких разных и одинаковых одновременно, синхронно дернулись, словно репетировали это движение годами. Принцесса в одну сторону, а оборотень - в другую. Все-таки, она сопротивлялась! У них были все шансы остановить это безумие. Ганди чувствовал, как пуля пробила кожу, продырявила мышцы и просверлила кости плеча чуть выше локтя. Он знал, каково это, ощущения были уже не новы, как и знание того, что боль придет не сразу, и нужно пользоваться моментом. И тут София врезалась в него... очевидно, Хъюго все же был не так быстр, как ему казалось. Очевидно, он не уследил за тем, как ее хрупкое тело сорвалось с места и уже в следующее мгновение едва не сбило его с ног.
- Уходи отсюда! Скорее! - она спасала... его? Глаза оборотня расширились, цепляясь за синие бездонные океаны. Они заставляли его отступить. Но Хъюго Ганди никогда не отступает. Он всегда. Всегда идет до конца. Маршалу был чужд страх, его не пугала смерть, он мог вытерпеть и вынести любое испытание, даже завершившееся летальным исходом. Его не пугала боль, наемник был готов к ней, прекрасно зная, что любой перелом срастется, любая рана затянется и любой ожог сойдет на "нет"... рано или поздно, даже если в конечном итоге придется срезать его с живой зарубцевавшейся кожи.
О, несомненно, она была опасна. Дикая, отважная, стремительная... как та самая пуля, что прожгла его плечо. Только в отличие от некогда холодного металла, не было в дочери принца того пустого равнодушия. Скорее даже наоборот... слишком много эмоций! Тех, что Хъюго не ожидал увидеть сейчас. Да что уж там... он не ожидал увидеть их в принципе. В пору было вздернуть девчонку за плечи и как следует потрясти, но ее взгляд прибил наемника к чертовому паркету блядским молотом Тора.
- ...от таких взглядов не сбегают, принцесса, - прорычал он едва слышно, а возможно, и не различимо вовсе среди всех тех выстрелов, что вампирша раз за разом совершала куда-то за широкую спину федерала. Но этот федерал до пугающего точно знал, кому адресованы эти отливающие серебром пули. Он развернулся, не стремясь услышать ответа или увидеть реакцию на свои слова... не до этого было. Разворот вышел плавным и грациозным движением зверя, которому нужно было лишь обернуться, дабы картинка выстроилась перед глазами. Изувеченное серебром тело Гостя, что потерял бдительность и небывалый прежде контроль, все еще стояло на ногах. Было так невероятно тупо влезать в и без того брызжущие раскаленным маслом отношения, но все же... никто не смеет забирать то, что принадлежит Волку.
Копошащиеся оборотни, сужающие круг, рык, шепот, крики, выстрелы, злоба... все это было очень легко прекратить. Одно единственно верной решение врезалось в голову Хъюго стальным шурупом, плотно засевшим там до исполнения приговора. У девчонки хватило сил одержать верх над внушением, хватило духа отвести пушку от того, кто в действительности мог убить всех в этом зале. Слова Барона въелись в сознание, и маршал только теперь ясно осознал, что Гость Сент-Луиса вознамерился использовать его, как оружие массового поражения. Опасное, мощное, практически несокрушимое, и под внушением наверняка сумевшее бы натворить дел, от которых отмыть его не смог бы даже Эр-Джей. Это злило. И этой злости, этой ярости и того нереального синего взгляда ему хватило, чтобы оттолкнуться от земли всей мощью своих оборотнических ног. Они трансформировались быстро, стремительно, разрывая на голенях крепкие джинсы, коверкая обувь, словно сделана она была из простой бумаги. Плечи расправились, пальцы на них удлинились, выросли когти. И всей этой полуживотной мощью он обрушился на виновника сего торжества, добравшись до него в один лишь мощный затяжной прыжок. Правая рука достала до лица вампира раньше всего остального тела. Когти вцепились в висок, погружаясь в плоть, и дернули наискосок по всему лицу, попутно зацепляя глазницу и протыкая все ее содержимое... попутно разрывая нос в лоскуты, коверкая губы и вдавливая в глотку спрятанные за ними белые зубы верхней челюсти. А за нижнюю он просто зацепился, пропихивая когтистые пальцы внутрь рта, чтобы найди достойный зацеп и в конечном итоге вместе с языком со всей оборотнической дури вырвать нижнюю челюсть вампира.
А после тело вервольфа, весом куда более двухсот фунтов, инерцией своего падения повалило Барона спиной на пол. Хъюго оказался сверху. Он всегда оказывался сверху... и уже отбросив выдернутую челюсть в сторону, мужчина был одержим желанием уничтожить даже упоминание об этом госте. Возможно, после это желание сыграет с маршалом нехорошую шутку, но сейчас... Когтистые пальцы впились в ребра в середине груди и в тот же миг рванули в разные стороны, отделяя кости от плоти, выворачивая грудину наизнанку, внутри которой все еще билось гнилое сердце.