Медийное лицо - это не только красивая фраза и пара запоминающихся фотографий на обложке известного журнала, но и в некотором роде ответственность и необходимость вращаться в соответствующих кругах, посещать всевозможные мероприятия и поддерживать контакт с нужными и полезными людьми... а так же заводить новые знакомства. Только вот все это мракобесие не представляло для Принца Сент-Луиса значительной ценности. Его не манило, ровно как и не пугало общество влиятельных персон в человеческом мире, чьи карманы до отвала были наполнены хрустящими купюрами и пластиковыми карточками всех видов банков. В нем не вспыхивало чувство благоговейного восторга или пробирающего до костей трепета при виде дорогих аксессуаров, автомобилей, костюмов, часов и прочих атрибутов роскошной жизни. И ни одна клеточка его тела не замирала при виде современных красавиц, чьи лица и фигуры выдавали неестественность и в некотором роде надменность, которая просто сочилась из их идеально нарисованных глаз. Это сквозило буквально во всем - в повороте головы, взглядах, поджатых накрашенных губах, манере общения и даже осанке. Каждая мельчайшая деталь их туалетов словно был кричала на всю округу: "Я лучше!". И многим это приходилось по нраву. Впрочем, инкуб ни в коей мере не стремился предаваться осуждению этих величественных особ, ведь и в мужском мире таких индивидов водилось предостаточно. Когда вся жизнь и ее смысл упирались в придуманные кем-то давным-давно бумажки - свобода выбора на этом заканчивалась. А Жан-Клод такую свободу ценил слишком высоко, дабы просто так пропускать сквозь пальцы.

Он монотонно крутил рубиновое вино на донышке бокала, поддерживая при этом совершенно непритязательную беседу с одним крупным поставщиком элитного алкоголя. Собственно, именно его компания сегодня предоставляла на пробу свою продукцию. И, глядя на янтарный коньяк многолетней выдержки, некоторые виды крепкого алкоголя и многочисленные сорта различных по цвету вин, Жан-Клод на мгновение пожалел о том, что бессмертная его жизнь лишена таких изысков. Но только лишь на мгновение.

Он то и дело поглядывал на большие настенные часы, выполненные в черных и золотых тонах, порой подлавливая темно-синим взглядом толстую массивную стрелку, что лениво переползала с деления на деление, отсчитывая минуты. Но даже от пронзительного взора инкуба она не смущалась, не подбирала юбки и не начинала двигаться расторопнее. Как бы Принц не старался, время было неумолимо расчетливо и размерено. А ведь весь ажиотаж в его голове происходил только благодаря одной единственной особе, встреча с которой каждый раз по тем или иным причинам откладывалась. Словно бы сама вселенная была против этой странной и слишком уж экстравагантной связи. Но когда это вселенная его останавливала? Не в первый раз мужчина был готов идти против всего мира, против системы и всех тех, кто в ней так рьяно варился.

Сегодня он не раз ловил на себе удивленные и оценивающие взгляды. Многие из тех, кто не раз видел его прежде, не находили в этом новом облике того самого привычного Жан-Клода. А ведь ему стоило всего лишь подстричь волосы, и люди перестали узнавать его. Радикально коротко для его личных предпочтений, но что-то в его темной душе как-то призывно сказало "Надо!". И он не посмел ослушаться. Мужчина едва заметно улыбнулся, удачно попав в такт очередной шутки собеседника, но мысль его выхватила из воспоминаний лицо искусного стилиста, к которому несколько часов назад он приехал по предварительной записи. Очевидно, вампиры, а особенно столь популярные, в ту парикмахерскую захаживали не часто, но инкуб ни единой мышцей своего лица не выказал каких-то опасений по поводу своего предстоящего внешнего облика. Это было занятно... наблюдать за тем, как худощавый парнишка кружится вокруг достаточно удобного кресла, на который инкубу учтиво предложили сесть. Он управлялся с ножницами и расческой так умело, словно бы над холстом трудился самый воодушевленный из всех художник, творящий безумную картину, повинуясь одной лишь воле вдохновения. А Жан-Клод смиренно наблюдал. Кто бы знал сколько десятков лет назад в последний раз он позволял кому-либо из людей стричь свои волосы. Старые и устоявшиеся привычки, крепко прицепившиеся к определенной длине и форме прически, теперь были беспощадно срезаны. Вместе с тугими черными вьющимися локонами.

И, пребывая в не такой уж и многочисленной толпе влиятельных и важных персон города, вампир то и дело ловил себя на мысли, что пальцы его так и тянутся к голове. Так и норовят коснуться затылка с такими непривычными и короткими волосками, так и спешат взлохматить удлиненные мягкие пряди на макушке, столь идеально и профессионально уложенные стилистом. Это, признаться, особенно веселило его сегодняшним вечером. Настроение было отменным, и он уже давно желал поделиться им с кем-то еще. С кем-то стоящим.

* * *

Он вырвался из тисков дорогого парфюма и изысканных блюд, дегустацию которых он так же благосклонно и практически равнодушно пропустил, и уже через считанные минуты оказался на заднем сидении черного Мерседеса. Водитель был до безобразия пунктуален. А еще и просто знал, что Принц города очень спешит. И когда автомобиль вновь остановился около главного входа в очаровательное здание, в котором находился тот самый заветный зал, по подсчетам инкуба у Евы как раз должна была закончиться репетиция. Он не спешил, протяжным движением вылез из машины, размеренным шагом миновал коридоры и, наконец, добрался до массивных двойных дверей, которые, к слову, были уже настежь раскрыты. В проходе его встретила группа выходящих и оживленных молодых людей, что-то бурно обсуждающих и одевающихся практически на ходу. И вампир отступил чуть в сторону, давая им место для маневра. Он не хотел отвлекать своего рыжеволосого хореографа, копну огненных волос которой он уже успел не только заметить, но и разглядеть. Около Евы еще кружились люди, и Жан-Клод, с неким лукавым любопытством наблюдающий за этой картиной, прижался плечом к дверному косяку, сцепив длинные пальцы кистей рук перед собой. Она должна была спокойно закончить свою работу, а у него появлялась уникальная возможность вдоволь насладиться этим, казалось бы, совершенно обыденным зрелищем. Но именно оно так красноречиво раскрывало характер девушки, за которой он приехал. Именно это зрелище делало ее такой живой в глазах обитателя ночной пустоши. Его силуэт практически сливался с разбавленной тусклым светом темнотой наружного коридора. И в этом ему всячески помогали не только черные остриженные волосы, но и вся сегодняшняя одежда в целом, сотканная из вещей нескольких оттенков черного.

Она и правда была душой компании. Некой живительной силой, которая не просто объединяла этих танцовщиц и танцовщиков вокруг себя, а, сама того не подозревая, делала их дружными, единодушными и единомыслящими. Между ними словно образовывалась тесная связь, позволяющая на сцене им творить удивительные вещи, прислушиваться к партнерам и улавливать самые мимолетные смены настроений. Коллектив Эвелисы казался удивительно сплоченным. И не было нужды наблюдать за развитием этих отношений годами, чтобы узреть сию притягивающую очерствевшие умы связь. Ее подопечные тянулись к ней, и сие открывшееся перед Жан-Клодом откровение вызвало на его устах неожиданно теплую улыбку. 

Ева была чрезвычайно женственной, однако не казалась чрезмерной или вычурной, кичившейся своими достижениями, как в профессиональном, так и в плане внешности. Плавная походка, аккуратные и участливые взгляды, мягкие движения рук и полное погружение в рабочий процесс. Полное погружение в атмосферу заинтересованности каждым из своих подопечных... вне зависимости от возраста, пола и характера. Вокруг этого рыжеволосого хореографа действительно создавался некий теплый и уютный мир, и окружающих неизбежно затягивало в это мягкое и пушистое одеяло, полное любви и понимания. Чисто человеческой любви к каждому в отдельности, простого и добросердечного отношения, не отравленного предрассудками или слухами. Возможно, Принц, того не подозревая, и сам стал заложником сего тлеющего на задворках своей темной души желания обладать этим самым огоньком, этой самой искоркой, что Эвелиса дарила окружающим... Приобщиться своим коченеющим от нескончаемо пробегающих мимо столетий и десятилетий нутром к пышущей жаром той самой настоящей жизни, что уже так давно покинула Мастера Сент-Луиса.

Казалось бы... нужно стать самой настоящей звездой с черных небес, чтобы понравится шестисотлетнему вампиру, но все оказалось в разы проще и прозаичнее. Жан-Клод никогда не гнался за показательной исключительностью - он всегда находил ее сам. Глубоко сокрытую, возможно даже под слоем грязи и тюремной пыли, под рваной одеждой или же за внимательными глазами цвета молодой весенней травы. Он хватал ее за хвост в суровом взгляде льдисто-голубых глаз или же под завесой волнистых мягких волос цвета плавленного золота. Примеров было более, чем достаточно, чтобы не усомниться в талантах инкуба, но они не делали его глухим к собственным желаниям. Как бы сильно и как бы долго он не учился контролировать свои эмоции - его мужское естество всегда просило чего-то большего, нежели бездумных и мимолетных соитий. Это лишь в юности, когда жизнь кажется такой короткой и неуловимой, самонадеянный юноша жаждет получить все. Всех и каждую. Стремится успеть, испытать все горести и радости, что с широкой улыбкой Чеширского кота предоставляет на серебряном блюде мир. Но когда минует столетие... когда минует двести, а потом триста и четыреста лет... вся эта погоня за собственным неумением четко выражать желания становится похожей на детскую и уже давным-давно опостылевшую игру. Возможно... Жан-Клод ничуть не исключал сего момента и не раз задумывался над этим, не будь у него ardeur... насколько бесчувственным и холодным бы он стал по отношению к этому миру? Интересовали бы его женщины в принципе? Или же дремучее забвение стало бы его верной подругой в нескончаемой веренице прожитых дней, тянущейся бесконечно долго. Бесконечно долго даже для него самого.

Но этот дар, который инкуб некогда считал своим самым страшным проклятьем, на самом деле делал его не столько живым, сколько горячим... способным ощущать всю ту прелесть уже давным-давно утраченной юности. И, как выяснилось, ему по прежнему могла вскружить голову мимо пролетевшая рыжеволосая нимфа, которая в тот роковой вечер даже не заметила видного вампира среди всей той копошащейся в фойе театра Фокс толпе.

Может быть, все дело было во внезапном осознании вампира, привыкшего к бесконечному вниманию к своей персоне, что не так на самом-то деле он и заметен среди сотен других. Но на свои собственные мысли Жан-Клод лишь удовлетворенно хмыкнул. Нет, все же нет... Он никогда не отличался слишком раздутым чувством собственной важности. Но что же тогда? Его неоднократно желали спросить об этом, да и сам он не раз задавал себе сей каверзный вопрос. Однако ответ все время хитро ускользал. А, может, просто и не требовался, ведь то чувство, что испытывал вампир, было сродни ardeur. Оно просто было, и его наличие никоим образом от мужчины не зависело.

И вот она опять, занимающимися такими важными в ее жизни делами, не замечала его тайного здесь присутствия. И его это почему-то забавляло. Только вот веселые нотки настроения неожиданно резко сменялись на более насыщенные мелодии, стоило взгляду останавливаться на тонком белом платье девушки. Не нужно было наряжаться в меха или эксклюзивные шелка... не нужно было вещать бриллианты и делать сложные прически. Чтобы завладеть мужским вниманием достаточно было лишь оголить спину и перекинуть копну рыжих волнистых волос на одно острое плечико. Он смотрел на нее неотрывно, как свирепый ночной хищник, вдруг во тьме увидавший солнечный зайчик. И смотрел неотрывно, пока ее изумрудные глаза не нашли во мраке его силуэт. И когда их взгляды встретились - в этой реальности что-то явно вспыхнуло. Какой-то незримый, но всеми шестью чувствами ощутимы взрыв, от которого человеческое сердце ускорило свой ритм, разгоняя собственное звучание по залу. И после отразилось от стен и потолка, чтобы захлестнуть своим трепетанием внимание вампира.

А ее внимание поглотила новая стрижка, и Жан-Клод со всей присущей ему вампирской внимательностью наблюдал за каждой ее реакцией - движениями век и даже легкими изгибами бровей, которые, наверняка, она пускала на самотек. Ему было важно ее мнение, ведь именно эта женщина заставила его вновь примкнуть к человеческому обществу и запрыгнуть в ураган людского жизненного темпа.

- Изумительная стрижка.

- Восхитительное платье, - они словно бы играли в игру, кто скажет более изощренный комплимент, но начали с малого. Казалось, он читал каждую эмоцию, проступившую на ее лице, и каждая эта эмоция приходилась ему по вкусу. Он словно бы видел перед собой сказочный десерт неописуемого вкуса и точно знал каждый его ингредиент.

– Простите, я... - она внезапно отступила, как волна, оголившая еще мгновение назад наслаждающееся в объятиях моря побережье. – Кажется, Вы застали меня врасплох... - но вампир не дал ей возможности сильнее растянуть расстояние между ними. Он сделал шаг вперед, выходя из тени коридора практически таким же движением, что и Ева несколько мгновений назад, только с некоторым запозданием.

- Мне было приятно наблюдать за Вами. И... я польщен Вашим выбором наряда, - он не лукавил, а говорил совершенно серьезно. Легкая ткань белого платья с невероятным усердием подчеркивала все особенности фигуры девушки и не оставляла инкубу ни единого шанса к самоконтролю. Хотя, казалось бы, само звание "инкуб" должно было кричать о совершенно противоположной расстановке вещей. Но одного лишь словесного приветствия было недостаточно. Они так давно не виделись, так давно не были наедине. Кажется, в последний раз им позволили уединиться, когда он навещал ее в больнице более двух недель назад. Две. Недели. Назад. И потому Принц позволил себе эту притягательную слабость... - он склонился к ней, словно бы для совершенно невинного поцелуя в щеку, но в каких-то миллиметрах от бархатной кожи на мгновение остановился.

- Tu m’as tellement manqué - тихо проговорил он неожиданно глубоким голосом, а после... опустил голову чуть ниже и коснулся губами ее шеи. И все происходило так медленно, как в пресловутой замедленной съемке, но инкуб словно бы и не собирался разрывать столь хрупкий контакт.

Она не оставила ему ни единого шанса. Ни единой мысли или хотя бы мимолетного правильного и разумного желания остановиться. Отстраниться, отдалиться, как он делал уже бесчисленное количество раз, то и дело в благоразумном сознании выстраивая некую своеобразную стену между самим собой и той, кого он так сильно желал. Так было правильно, так было нужно... но вовсе не для искушенного вампира, а для прижавшейся сейчас к нему такой искренней и честной девушки. Возможно, сейчас сама того не осознавая, она выдернула весь вампирский самоконтроль с корнем. Безжалостно, резко и так стремительно, что Принц города не посмел сопротивляться. Просто не мог... не хотел. Один единственный сладкий вздох, сорвавшийся с притягательных губ, которые раз от раза ловили на себе темно-синий мужской взгляд, и все прежние благие намерения потеряли всяческую ценность. Он столько раз пытался уберечь ее! От этого темного и ночного мира, ото всех тех чудовищ, что там обитали, и самым страшным средь них, несомненно, был он сам. Пытался уберечь ее от себя самого... но теперь все никак не мог взять в толк - зачем?

И ее голос... окрасивший его имя яркими красками столь давно покинутой Франции, этими невероятными родными интонациями в манере произносить звуки несколько иначе, чем привыкли слышать в Соединенных Штатах. И звучание мелодичного голоса буквально выдернуло Принца из реальности. Выдернуло их обоих, когда она вдруг неожиданно и резко оказалась в плену его рук, в тесной и жаркой клетке его объятий. Все те дорогие одежды, которыми Ева любовалась еще какие-то мгновения назад, оказались нещадно смятыми под ее собственным податливым телом, как и ее тонкое платье. Мужская ладонь скользнула вверх, по обнаженной спине, жадно собирая все тепло бархатистой кожи, и когда достигла тонкой женской шеи - длинные пальцы устремились к затылку под огненно-рыжие мягкие волосы. Жан-Клод уже обнимал Еву прежде, но тогда все было несколько иначе. Теперь же все ощущения и чувства накалились до предела выносимого, не оставляя им ни единой возможности к сопротивлению. Они, словно одуревшие от изничтожающей пустынной жары долгие дни и месяцы, вдруг наткнулись на оазис с прохладной и удивительно чистой водой. И позабыв про все нормы приличия, про какие-то неписанные законы и прочую суету бренного мира, бросились к этой живительной влаге в остервенелом желании окунуться в нее с головой.

Вампир слышал, как отчаянно бьется ее сердце, разгоняя по венам горячую кровь, которые сейчас вдруг оказались так близко к его губам. Он вдыхал пьянящий запах ее кожи, приправленный каплей нежнейшего парфюма, и мысли покорно уступали место поднимающемуся из глубин сознания ardeur. Он пришел тут же, учуяв тонкие нотки зарождающегося возбуждения... и Жан-Клоду пришлось остановиться. В него словно плеснули ледяной водой в надежде загасить беснующееся пламя и остудить этот нарастающий жар, но это было не так просто. И с великим трудом он заставил себя перестать покрывать горячими поцелуями ее бархатистую кожу шеи, медленно поднять голову и устремить свой потемневший до ночного неба взор на ее яркие изумруды. И в этом его взгляде таилось все: от самых возвышенных и совершенно искренних чувств, воспетых в мириадах песен, романов и стихов, до того опасного темного знания и дьявольских обещаний опуститься на самый последний круг ада порочных, но таких манящих наслаждений... следовать которым не позволяет ни одна религия, оберегающая невинные души. Но как же хорошо, что Жан-Клод был так далек от божественных начал. Его глаза опустились ниже, к чуть приоткрытым чувственным губам. Какие-то считанные дюймы между ними отделяли их от поцелуя. Это расстояние дразнило и кривлялось, тем самым натягивая струну напряжения лишь сильнее. И стоило ослабить хватку - как все... желание захлестнет их обоих, и он уже не сможет выпустить ее из своих рук.

Время замерло, а реальность остановилась, подрагивая, дергаясь и провоцируя все желанное уже наконец случиться, чтобы после такой выдержанной и мучительной паузы рвануться вперед, сметая все на своем пути. Но Принц дразнил ее, эту глупую реальность. Дразнил самого себя, еще остатками здравого смысла понимая, что репетиционный зал - это не лучшее место. Это совсем не лучшее место для... И тут характерный звук заставил этот огромный пузырь напряжения и таинственного возбуждения неожиданно лопнуть, возвращая своих заложников в суровую действительность. Возвращая их в реальный мир, в котором они сейчас стояли так тесно прижавшись друг к другу под удивленный, но все равно осуждающий взгляд уборщицы, что пришла прибрать сие помещение после нескольких часов активных репетиций.

Вампир повернул голову, и под его взором даже самый осуждающий взгляд терял какую-либо значимость. Женщина осеклась, как в своих действиях, так и в мыслях, и скорее поспешила заниматься своими делами. Жан-Клод едва заметно усмехнулся, и с этой же задорной ухмылкой повернулся к Еве, освобождая ее из кольца своих сильных рук.

- Кажется, мы здесь немного лишние, - заговорщицки шепнул он и предложил ей согнутую в локте руку. Им стоило уйти отсюда, стоило перевести дух и удержать это сладкое безумие в узде... хотя бы до более подходящего момента. Но, кажется, для него теперь уже любой момент казался подходящим.

Чувствуя себя Ноттингемским рыцарем, скрывшим в объятиях свою даму от страшного чудовища с эмалированным ведром, Жан-Клод усмехнулся собственным мыслям и тому невинному смущению, что охватило Еву в момент их приближения к этому самому "монстру". Все-таки она была необыкновенной. Каждое ее движение, каждый взгляд, поворот головы были особенными, словно бы шестисотлетний вампир, знающий, казалось бы, все на свете, никогда не видел такого прежде. И дело было вовсе не в слепой влюбленности, умело маскирующей все недостатки и идеализирующей даже самые посредственные мелочи... ведь Жан-Клод просто-напросто не умел поддаваться нерациональным чувствам, мешающим мыслить трезво, здраво и адекватно. Но в чем-то же тогда? Неужели, чтобы ощутить нечто подобное - ему пришлось ждать более шестисот лет? Что же в таком случае делать простым смертным?

На улице он открыл для своей спутницы дверь, пропуская ее в теплые объятия салона элитного автомобиля, а затем и сам присоединился к ней, с отстраненной грацией опустившись на кожаный диван с противоположной стороны. Он без лишних усилий умел безупречно и идеально правильно залезть в машину, словно бы она изнутри и снаружи была увешана камерами, следящими за каждым движением Принца. И эта его странная холодность в движениях была, скорее, побочным и отточенным явлением, заставляющим людей смотреть на него одновременно с некоторой опаской и нескрываемым восхищением. Все-таки мало кто осознавал в действительности, что для всех остальных, за исключением близкого круга людей и нелюдей, он был совсем другим. В вампирском сообществе страх стоит на вершине треугольника правления, и инкуб никогда не забывал об этом. Более того, он успешно применял это на практике. Пусть в его Поцелуе и были вампиры-единомышленники, поддерживающие его взгляды, расслабляться и делать ставки а одно лишь доверие не стоило.

Темный салон машины своими чернильными тенями лишь более фактурно преобразил его и так практически скульптурное лицо, скрыв за границей приглушенного света, попадающего в салон с улицы, верхнюю его часть, оставив воображению лишь находящиеся в зоне видимости скулу, линию челюсти, подбородок и губы. Он чуть повернул голову, взглядом выхватывая из таких же чернильных теней женский лик с мягкими и по женски правильными чертами. Блики искусственных ламп уличных фонарей и блестящих баннеров играли в ее вьющихся волосах, предавая им различные оттенки, начиная от неоново-синих и заканчивая какими-то вкраплениями безумной фуксии...

Но разум вдруг счел нужным испортить этот флер необыкновенности и некоего электричества, что плясало между ними, накаляя вокруг воздух... и вместо сидящей в переливах цветов девушки он вдруг как наяву увидел слипшиеся от крови волосы, запрокинутую голову и приоткрытые в практически последнем вздохе губы. Разумеется, это была другая машина, другой салон, но все равно невероятно похожий на тот, что чуть не стал местом ее последнего пристанища. Синие глаза на мгновение расширились, внезапно испугавшись реалистичности видения. 

- Где мы сегодня ужинаем? - ее голос вернул мужчину в действительность, расплавив видения своим мелодичным звучанием. И губами вампира завладела загадочная полуулыбка. Эмоции он умел подбирать тщательно и очень быстро менять одни на другие, на более подходящие, на те, что стремились к своей логической кульминации, поэтому вряд ли Эвелиса заметила хоть какие-то странности в его поведении.

- Это небольшой ресторанчик на другой стороне реки. Думаю, Вам понравится. Там подают невероятные десерты с черникой, - Жан-Клод улыбнулся еще более загадочно, словно в этой его улыбке Эвелиса должна была узреть что-то важное или как минимум о чем-то догадаться. Они проехали еще каких-то метров триста, как в кармане пиджака настойчиво завибрировал мобильник, разнося гул своей вибрации по всему салону. Вампиру звонили много и часто, но лишь он сам выбирал, какие звонки сегодняшней ночью заслуживают его внимания, а какие - нет. Он выудил телефон из кармана и опустил взгляд на высветившихся на экране цифрах. Искусственная подсветка выдернула из однотонных теней сосредоточенное лицо инкуба в обрамлении коротких прядей черных волнистых волос. Этот номер, определенно, заслуживал его внимания.

- Прошу прощения, - он деликатно извинился перед своей рыжеволосой спутницей, теперь вынужденной какое-то время пребывать в одиночестве, и прислонил раскрытую "раскладушку" к уху. Новости оказались не слишком радужными, однако и чрезвычайно трагичными их было не назвать, но на лице вампира не проскользнуло никаких лишних эмоций, даже когда выяснилось, что без его вмешательства проблема не решится. Без его личного вмешательства. А когда разговор завершился вполне логичной и предсказуемой фразой, так явно свидетельствующей о том, что Жан-Клоду придется разобраться с ситуацией, инкуб убрал мобильный во внутренний карман дизайнерского пиджака. Какое-то незначительное время он молчал, глядя прямо перед собой, словно бы решая какую-то неведомую головоломку или прикидывая в уме какие-то нетривиальные варианты. А потом он вдруг повернулся к Эвелисе так, что тень более не скрывала части его лица.

- Ma flamme, как Вы относитесь к лошадям? - вопрос мог показаться неожиданным, потому вампир поспешил мягко пояснить свои мотивы. - У меня есть небольшое хобби, и несколько часов назад в Сент-Луис наконец-то привезли невероятного скакуна. Серый пятнистый Орловский рысак прямиком из России... Но один из жеребцов в конюшне слишком бурно отреагировал на нового члена семьи. И устроил погром, - инкуб пожал плечами, будто бы ему и правда не было понятно поведение своего уникального Фриза, который признавал лишь его одного и слушался только его одного... ну и одного из конюхов, которого по какой-то причине счел достойным своего послушания. Но на деле характер жеребца предполагал какого-то такого исхода. Особенно учитывая тот факт, что Орловский рысак был тоже самцом. - И если Вы не имеете ничего против внезапной смены планов и экстравагантного ужина на природе, я бы мог показать Вам нечто по истине интересное.

Энтузиазм, с которым Ева приняла его предложение отправиться не в элитный ресторан, а куда-то на природу в темное время суток, вызвал на губах Принца теплую улыбку. Такая открытая и искренняя реакция девушки показала ему достаточно для того, чтобы не сомневаться более ни в чем. Впрочем, вампир и не сомневался. Сомнения не могут привести к цели, не помогут получить желаемое... Но так ли в действительности он хотел только лишь получить ее? Стоило лишь только узреть, как она смотрит на него, как ее уста изгибаются в смущенной улыбке... и каждый раз, когда Жан-Клод ловил на себе ее открытый взгляд, он словно бы сам о себе узнавал что-то новое, что-то такое, что никогда не видел в глазах других прежде.

– Я очень рада возможности узнать о Вас еще что-то новое. Не какую-то страшную тайну, а именно что-то простое и любопытное. Интересы всегда заставляют взглянуть на кого-то иначе.

- Вам предстоит еще много чего любопытного узнать обо мне, - в его глазах отразилось лукавое обещание, что это действительно произойдет, готова к этому Эвелиса или нет. - Но Вы уже смотрите на меня иначе, совсем не так, как это делают другие... - возможно, вампиру не стоило говорить так откровенно - так решили бы психологи, слишком хорошо разбирающиеся в структуре отношений, но... неумение выражать свои чувства, как страх показаться слабым, - есть ничто иное, как самая обычная неуверенность и самое пресловутое отсутствие мужества. Он чуть подался вперед и сообщил водителю новый пункт их назначения, и тот лишь согласился кивком головы.

- Конечно, если потом Вы вернете меня в город, домой...

На самом деле эта фраза не заставила его нахмуриться или склонить голову набок в недоумении. Жан-Клод не подумал ни о какой опасности, коей мог являться для нее сам... не подумал и о недоверии или любых подобных негативных эмоциях. Все было до банального просто - вампир всего-навсего решил, что с утра у достаточно амбициозной и активной танцовщицы вполне могут быть неотложные дела... Все-таки первым делом в его голову прокрались отнюдь не негативные мысли, связанные с его сущностью и слухами, которые, наверняка, добрались до ушей девушки, а самые простые, ничего не значащие и никак не угрожающие их таким хрупким отношениям. Судя о всему Ева действительно влияла на своего Змея Искусителя до пугающего благотворно. Чего нельзя было сказать о самом Жан-Клоде...

Но в своих суждениях в этот раз инкубу не дано было оказаться правым. Ева не думала о работе, ведь первостепенно все ее мысли занимал тот самый страшный инцидент, едва не лишившей ее жизни... и его последствия. И как же вампир не подумал об этом? Вот здесь и начинались отличия юной особы, не прожившей на этом свете еще и тридцати лет, и отбывшего наказание в несколько жизней мужчины, родившегося в столь раннюю эпоху, что современному уму даже сложно представить. Он пережил на своем жизненном пути столько всего, что опасность жизни или пребывание на смертном одре уже совсем не так влияли на его психику. А с учетом всех тех убийств, что ему пришлось совершить - не влияли вовсе.

– Но порой, достаточно какой-то одной мелочи, которая напомнила бы и...

И он увидел в ее глазах вопрос, не заданный и не находивший все это время отклика. Он увидел в ее глазах и страх... страх того, что все это может повториться вновь, страх всех этих призраков прошлых событий, преследовавших девушку, не желающую такой жизни, не желавшую таких потрясений. Но так же от его взгляда не ускользнули ее поглядывания на водителя. И его присутствие здесь, в этой машине, явно мешало их откровенному разговору.

- Не волнуйтесь, я буду рядом с Вами, - сказал он на французском и заботливо сжал пальцы Эвелисы в своей ладони. Его взгляд переместился с красивого лица на затылок водителя, а затем и на растворяющуюся под колесами машины дорогу. - В скором времени нам наконец-то удастся поговорить наедине. И я отвечу на все те вопросы, которые по разным причинам Вы все еще не успели мне задать, - он вновь посмотрел на девушку и улыбнулся. Жан-Клод ведь прекрасно понимал, что у юной Эвелисы, должно быть, вопросов наберется на целую вечность. - А теперь позвольте мне поинтересоваться, к какому шоу Вы так усердно готовите своих ребят? - мужчина счел целесообразным остаток пути поговорить о чем-то отвлеченном, что доставило бы Эвелисе больше радости и дало бы больше возможностей к общению, не опасаясь, что сокровенные тайны услышит сторонний человек.

Жан-Клод в действительности ловил каждую эмоцию, проступающую на столь юном лице девушки. Подумать только, а ведь она еще даже не подозревает, что впредь ни одна новая морщинка не коснется ее шелковистой кожи. Не подернется серебром ни один рыжий волос. Не отразятся на безупречной фигуре и минувшие дни, года... столетия. Вампир наградил ее метафизическими метками, на веки вечные сумевшие связать их жизни, и обратного пути не было. Ни у Эвелисы, ни у Жан-Клода. И то было лишь вопросом времени - когда инкуб доведет начатое до конца. А расставить точки над i рано или поздно придется. Рано или поздно придется поведать Эвелисе тайну ее чудесного спасения, в котором сам Жан-Клод представлялся не таким уж и героем. Но ощущая, как ее тонкие пальцы играются с его не теплой ладонью, вампир и помыслить не смел о подобных разговорах. Да, так было бы честно, так было бы правильно, но... искушение было слишком велико. Даже для Принца города.

– Вам придется заехать на премьеру и увидеть все самому. И не потому, что я надеюсь, что Ваша персона поможет мне собрать больше зрителей. Передать сюжет такой постановки словами – совершенно бессмысленно...

- Но она и правда может помочь, - усмехнулся мужчина, говоря о себе в третьем лице, да ещё и соглашаясь с определением "персона". Эвелис была, разумеется, права. СМИ буквально ходили по пятам за Принцем города, дышали ему в затылок, и если бы не поразительно эффективная вампирская магия - его лицо мелькало бы в каждом втором журнале жёлтой прессы. - Но, я благодарно готов счесть это своим персональным приглашением на Вашу премьеру. Вы ведь не будете возражать, если я приведу с собой компанию... друзей, - на последнем слове он осекся и едва заметно замешкался. Вампиров. Правильно было бы сказать вампиров, ведь в столь древнем и кровожадном сообществе редко встречалось такое понятие, как друг. Но в угоду обстоятельств и общей атмосфере, что подобно сладкой патоке перетекала между устроившимися на заднем сидении автомобиля мужчиной и женщиной, Жан-Клод выбрал более по-человечески понятное слово. К тому же, в этот список входили существа из самого близкого окружения Принца, которые уже давным-давно стали для него куда ближе простого понятия "друг". Инкуб так и представил экстравагантного Сорси в его привычном образе, преподносящего Еве букет цветов после представления. А он ведь наверняка бы ей понравился. Как и она ему. Пожалуй... Эвелис в фантазиях Жан-Клода слишком идеально вписывалась в его темный и ужасный мир.

- Провал... - повторил вампир, смакуя произнесённое слово, пробуя его на вкус. И этот вкус ему не показался удовлетворительным, - это слово совершенно Вам не подходит. Я бы предпочел ему нечто более экстравагантное и совершенно противоположного значения, - и инкуб прекрасно знал, о чем говорил. Он повидал на своем шестисотом веку людей. Людей искусства: художников, музыкантов, танцоров, поэтов и великих скульпторов. В каждом из них была та самая искорка, отличающая их ото всей прочей массы. И, несомненно, привлекающая внимание не только людей, но и бессмертных. В ком-то она горела ярче, в ком-то едва теплилась, но в глазах Эвелисы Жан-Клод видел целый пожар. Без преувеличений и прикрас. Пожар, который невольно столкнулся со всепоглощающей тьмой. И эта тьма сейчас сгустилась в его полуночно синих глазах, что захватили в плен своего внимания неожиданно приблизившееся оголенное плечо со свежей ссадиной.

Ева что-то ещё говорила, но всегда внимательный и учтивый Жан-Клод вдруг перестал ее слышать. Не желал слушать и отвлекаться от созерцания такой невинной и в то же время крайне жестокой провокации. Он чувствовал ее запах... так близко, что хотелось погрузиться в него не только лишь одними обонятельными рецепторами. Он слышал пульсацию крови в ее тонких венах, и в его груди она отзывалась теплыми музыкальными переливами слишком агрессивным феромонов... Он был так близко, и одновременно так далеко от танцовщицы мыслями, что, возможно, Эвелисе удалось засечь тот момент, когда его рука в ее ладонях напряглась.

Положение спас водитель. Только он и отношение Эвелис к постороннему человеку в машине заставили вампира насилу отвести взгляд и озадаченно моргнуть, скидывая пелену наваждения. Внутри бушевало пламя, билось в истерике о крепкие вампирские ребра и жаждало продолжения увиденного. Подобно ребенку, которому вот только что показали наисладчайший леденец, ardeur взбунтовался. Вампирское естество встало на дыбы и принялось выдыхать из мощных ноздрей клубы дыма. Поведение Жан-Клода его внутренним демонам не понравилось. Ой как не понравилось. Они все никак не могли взять в толк, что же мешает ему сейчас быть собой? Плясать под их дьявольскую дудочку и предаваться кровавым пляскам вместе с ними, с теми, кто уже давно казался роднее всех прочих?.. Но все-таки, возможно, только лишь казался? А в действительности сейчас Жан-Клод действительно был тем, кого однажды, много веков назад забрала Тьма.

- Мы почти приехали, - тихо сообщил инкуб, и низкий голос пролился на оголенную кожу горячим тягучим медом, отключающим все инстинкты самосохранения. За окном выросли высокие решетчатые ворота с толстыми прутьями, выполненные с причудливыми завихрениями, а за ними виднелась окультуренная дорога, уходящая вглубь темного леса, подсвеченная тут и там расставленными фонарями, по форме напоминающими уличные осветители восемнадцатого века.

Ворота отворились так же бесшумно, как к месту назначения подъехал автомобиль s-класса, пропуская гостей в недра загадочного поместья. Не слишком широкая брусчатая дорога уходила далеко вперед, мигая огоньками и заманивая путников в сердце таинственного леса, где непременно должно находиться что-то удивительное, невероятное, волшебное. И по факту так оно и было.

Этот участок Принц выкупил у одного крайне богатого и пронырливого человека, который никак не хотел расставаться с пустующей и необлагороженной землей. Но у вампира всегда находились нужные доводы для свершения сделок в свою пользу. Это жизнь, это бизнес, который в современном мире больше походил на непрекращающуюся войну. А на войне, как говорится, все средства хороши.

Машина остановилась около небольшого скопления коттеджей, выполненных в достаточно дорогом стиле, но припарковался водитель у обособленно стоящего дома, где уже горел свет. Впрочем, свет горел много где, и совсем рядом слышалось лошадиное ржание и человеческие голоса.

- Не волнуйтесь, - вдруг заговорщицки заговорил Жан-Клод и медленно наклонился к уху Эвелисы, словно бы предупреждая все ее возможные страхи и опасения, - самое страшное, что может здесь случиться... все это время ехало рядом с Вами на заднем сидении автомобиля, - и с этими словами он все-таки позволил себе вольность и коснулся губами оголенного плеча девушки. А после вынырнул из салона автомобиля, не давая никому из них возможности опомниться. Через считанные мгновения мужчина уже открыл для своей спутницы дверь и галантно подал ей руку, заводя вторую себе за спину.