Если кто-то считает неприятностью на ночь глядя встретить черную кошку на пути в клуб, для Лукаса это понятие растяжимое. После выступления собирался сгонять куда-нибудь в город, чтобы найти вампира шлюху. Из приятных внешне, понятливых, что клиент оборотень должен вернуться на работу живым и вменяемым. Согласную промолчать о загуле циркача и желательно мужчину похожего на Сорси хоть немного, характер индивидуума  вопрос второй, на первое место выходит внешность. Канатоходец нашел девушку  коллегу, для которых ворон станет хорошим другом до утра, от коллег только и требовалось, что птицу вернуть в комнату под утро.  Лукас сумел убедить своего бухгалтера закрыть глаза на траты, что неизбежно будут. Так получилось, что жмотом не был и если уж собрался выбрать компанию, так не жадничать. И что в итоге? Какие придурки еще до выхода в город устроили цирк с конями. Коней в их дружном коллективе нет, зато есть те, так что за вышеупомянутых животных выступала толпа идиотов. Зато есть те, кто если пустит «коней» в помещение цирка, назад уже не выпустят.  Теперь вопрос, почему не ушел по своим делам? А вот тут засада, какая то зараза стуканула о том, что он, артист из тех оборотней, что добровольно становятся донорами. В случае непосредственно его персоны, не первый год идущего в тени вампира могло прилететь за пристрастия души и тела. Загул по городу сорвался, парни из охраны тупо не выпустили, сказав, что ему сейчас лучше приключения искать непосредственно в цирке. Ласка послушался, даже работать над новым номером отправился, над костюмом. Терпеливо ждал, когда подберут образ соответствующий тематике, с еще большим терпением ждал пока гримеры колдуют над его татуировкой. Его раскрашивали, подсвечивали, стирали и вновь рисовали с час. Пока не выбрали вариант, при котором будет все хорошо видно, переливалось. Где-то в конце изнурительной скуки и лапанья, Лукас увидел своего ворона. Птица сидела у какой-то девушки на протянутой руке и играла с очередным кулончиком, как кот, только клювом ловил. В общем-то милая забава, пока девушка не потеряла контроль над ситуацией, поднялся визг и ворон улетел вглубь цирка с добычей. Если бы это был кто-то из их труппы,  то проблем как таковых и не было бы. Попросту хозяйка украшения нашла бы хозяина птицы в комнате, но это была чья-то пища. И вот тут-то пришлось пуститься вслед за пернатым воришкой. Ему еще не хватало конфликтов с цирковыми вампирами из-за дурных на голову девиц. Пробежка по коридорам в поисках куда улетел ворон и спрашивать видел ли кто его питомца истинное приключения для ловца пернатой пищи. Лукас играл в догонялки с питомцем под смешки коллег, пока ситуация не стала еще более комичной. Какой-то заляпанный красной краской мужчина стал новой добычей разыгравшегося беглеца. Воистину забавная ситуация, ворон преследует вампира, а кого еще могли так порадовать, канатоходец крадется за своим питомцем ну очень уж увлеченного новой игрой. Ловил момент чтобы поймать Старика. Шуршание перьев над головой. Ворон залетает в гримерку, Лукас еще перед тем как прокрасться внутрь оглянулся, прислушался, один там мужчина или нет. Мало ли… и этот фанатку вампиризма притащил на ужин… Но нет, не притащил, всего лишь пошел за полотенцем решив отмыться.  На этом самом моменте по хорошему так следовало уйти, подождать, пока питомец улетит в коридор пойманным на попытке воровства. Верласка же сунулся  в гримерку и поймал таки чем-то завороженного Старика, только выйти не успел за дверь. Вампир вышел и вместо того, чтобы послать незваных гостей на… за дверь, сделал неожиданный ход. Раздеваться начал, да так, как если бы его тут нет и вовсе. Лукас честно подумывал слинять во время стриптиза, но залип. Ага, как мальчишка залип на красивую внешность дитя ночи.  Мужчина казался профессиональным стриптизером, из тех, за приват с которым берут от десятка тысяч баксов, канатоходец не видел таких профи лично. Зато слышал, что если тебе нужна подработка и ты не являешься больше человеком, могут натаскать чтобы вот так же шоу устраивать. Жаль только музыка звучала только в голове стриптизера… шоу наполовину получалось, пусть и не самую худшую. В любой другой ситуации может и пожаловался на такую несправедливость, но не сейчас. Лукас зацепился за что-то знакомое, он на интуитивном уровне сделал беззвучный шаг к мужчине.  Чувствовал, словно где-то поблизости есть его пропажа, но разумная сторона, что еще трезво оценивала происходящее кричала – уходи, он не тот. Хорошее определение, он не тот, кого ты хочешь и тоскуешь без внимания, но… было ведь и что-то схожее.  И это будило скрытый голод, требующий удовлетворения.
- А? – Рассеяно моргнув отозвался канатоходец, прижимая к себе притихшего черного ворона, только и делающего клювом щелкающего. – Вы уверены, что это уместно?
Лукас опускал взгляд ниже, он не настолько силен, чтобы тягаться в гляделки с тем, кто сейчас перед ним стоит обнаженным. К тому же при все том, что был яблочком Сорси до сих пор так и не додумался выяснить, что же не рекомендуется делать в подобных ситуациях. Ведь в цирке к нему вампиры младше и слабее его вампира попросту прекратили цепляться с заманчивыми предложениями поиграть тет-а-тет. И замечаний насчет дурных манер не отвешивали. Однако как бы не опускал взгляд, а на мужчину с нескрываемым интересом смотрит, попросту разрываясь между хочется и колется.
- И кажется, мне надо переодеться, - бросая настороженный взгляд на дверь, нет, Лукас не боится данного вампира,  а вот разборки с чужой пищей напрягают только так, - во что-то повседневное, пока ваша добыча не решила, что дорогу перехожу.
Посадив угольно черную птицу на плечо, вновь с интересом украдкой посмотрел на мужчину. Острые птичьи коготки впились в обнаженную кожу, больно уколов. Еще эти блестки скрывающие черные контуры рисунка нанесенного на тело. Благо та часть крыльев, что носил под черными брюками так и оставалась черной, а вот бока отдавали серебром, которое еще не начинало осыпаться на пол. Вроде как по негласному этикету мешать чужой трапезе дурной тон.

Отредактировано Lucas Anselme Dufour (16.04.23 05:04:08)

- Но… , - Лукас хотел было уже более четче обозначить причины замешательства, начиная от того, знает довольно таки хорошо,  что значит быть добычей вампира и как крепко привязываешься к тому, кто становится частью повседневной жизни. Со всеми вытекающими из этого последствиями, которые сейчас выползали со всех щелей ядовитыми соболезнующими взглядами коллег. В их труппе только слепой не знает кто-где встает, кто кого кормит и оберегает днем, забывая о прогулках в дневное время суток. Заканчивая банальным незнанием  вампирского этикета, а его то Лукас и не знает как раз на свое счастье, меньше глупостей сотворит намеренно. И даже казалось бы слова подобрал правильные чтобы все разъяснить, но данное дитя ночи верное своей природе уже все расставляет по своим местам и словам попросту не дает шанса быть озвученными.
— И меня не волнует во что ты одет.
-… а меня волнует, что за испорченные брюки придется платить, - мгновенно отвечает канатоходец, привыкший беречь костюмы, реквизит и не нарываться на штрафные санкции администрации цирка за порчу последнего. Коготки угольно черной птицы размерами превышающего волнистого попугайчика впились в обнаженную кожу хозяина. Боль уколола терпимо и привычно, из открывшихся ранок  скатываются теплые влажные рубиновые капельки. В то время как сам ворон улетел играться в коридорах цирка или куда там его занесет еще?  Невесомое прикосновение вампира к губе провоцирует мгновенную реакцию – облизать место прикосновения кончиком языка.
— мне больше интересно, как глубоко этот рот сможет меня принять.
Касание столь же невесомое и томительное на подбородке потянуться вслед , склоняя голову к плечу, и это также интимно щекотно.
— до сюда? Или до сюда?
Переход ниже пускает по позвоночнику сверху вниз восхитительные ощущения, все то, что он хотел купить за деньги, само появилось в пределах досягаемости.  Только вот на измене могут свои цирковые подловить. Лукас склонил таки голову к плечу открываясь, давая больше доступа, еще не ведет настолько сильно, но уже ощутимо.  Лукас развешивает уши как наивный щенок, прислушиваясь чтобы не потерять ни единого слова адресованного ему. Тело оно на инстинктах открывается ласке, что может задавить раз и навсегда или же вознести к матушке луне.  Когда ускользают и дают себя чувствовать,  ласка думает это игра в дразнилки заканчивается, и тут же ошибается, серьезно ошибается. Рефлекс, чудная, а сейчас еще и извращенная скотина, он спасает от падения на пол и толкает в глубины чего-то более темного. Глухой хлопок ладонями о столешницу, рука в волосах позволяющих тянуть в свое удовольствие. Выбивает дух, резко, ломает что-то внутри и вот сам того не замечая расслабляется. Оборотень тревожно сглатывает, потому что не знает, чего ждать, но он же уверенно  расставляет руки и ноги шире.  Принимая более удобную для себя положения тела в пространстве  которого и так маловато. Его раздразнили, пообещали дать чувственное наслаждение и сейчас он его ждет. Лукас не отводит в сторону взгляд, смотри  покорно в зеркало и кого он там видит? Голодного, раздраженного отсутствием внимания щенка. За спиной которого стоит матерый доминантный зверь. Капли крови пролитые его Стариком мутнеют, теперь они весьма походят на россыпь красной краски оставленной на одежде вампира. На вздымающихся боках переливаются серебром перья ангела. Серебро это не причиняет вреда как такового, это всего лишь блестки и клей хорошего качества, в то время как серебро под  кожей в начале месяца причиняло. То серебро приняло оттенок крыльев падшего ангела, черный контур. Невинность, оковы и удерживающие под контролем похоть, весьма символично получается.
— Ты хочешь этого, - ловит чуткий слух оборотня, это не увещевания заткнуть гордость за пояс, это знание, будь ты мохнатым или кровопийцей, есть то, что роднит обоих, когда вышел на охоту. Запах и зрение.
— Просто прими это, всего себя со своими желаниями. Ведь если ты будешь хорошим мальчиком, то останешься голодным, — вторая рука беззастенчиво смазывала труд гримеров, скользят по спине вниз, — а если послушным…
Жадный взгляд верласки цепляется в зеркале за действо, все то, что так старались сотворить гримеры ,уничтожалось одним махом. Серебряные крылья осыпались, на под сверкающей невесомой пылью. Окрашивали брюки, оставляли след на вампире. Обнажались черные крылья! Резкий выдох стон, спина… вся татуировка чувствительна. Что значит хороший и голодный мальчик в исполнение данного вампира? Выпьет пару капель и пошлет отмываться? Что значит послушный? Синоним быть плохим спуская желания с тормозов?
- Если буду послушным мальчиком, - шепчет Лукас, чуть чуть склоняя голову к плечу, - вы дадите то, что так хочу?
Ластился, Лукас ластится как большой кот ко второй руке чтобы продолжали гладить. Неспешно, требовательно,  подрагивая при каждом соприкосновение с которым же учащалось дыхание.
- А потом достанете мяса с кровью или уложите спать в уютное гнездышко из подушек?
Скрывать пристрастия к мясу с кровью так же глупо, как и желания.  Вжимаясь спиной в руку обнаженного мужчины. – Очень люблю мясо и подушки

Во взгляде оборотня проскользнуло недоверие, причем искреннее, его что? Наказали игривым шлепком по заду, как строптивое животное во время дрессуры?! Серьезно? Его кто-то вздумал дрессировать? В игровой манере? Как этих, чудаковатых людей, что обряжают своих сексуальных партнеров в лошадей и выгуливают в глуши? Судя по всему да. Лукас прислушивался к ощущениям, одно дело, когда смотришь на такое из укрытия ловя запах возбуждения незнакомцев, другое как сейчас. Это… своеобразно, верласка заинтригован и тянется попробовать еще раз что-тоновое. А это новое жалит, на этот раз чувствительно и боль чуточку да дает о себе знать. Тело на чистейших инстинктах отклоняется вперед, ускользая от возможного нового удара, и оно же возвращается на место. С губ  срывается тихий стон, вампир попал по перышку частично. Серебряный  яд под кожей и так то не редкость приятно зудит, пробуждая как в замкнутом круге боль и удовольствие, мешается воедино. Лукас знает, давно понял, что его не убивает, делает не только сильнее, но и становится источником удовольствия. При условии конечно же, если сам сунется крыльями под ласкающую ладонь, только вот как же это отличается, когда позволяешь себя трогать и когда делают что хотят.
— Ты больше не заговоришь без разрешения.
В знак того, что услышал сказанное, и более того – принял, Лукас покорно смотрел в зеркало, не произнося ни  единого слова, замер напряженно. Запрокидывал назад голову сглатывая, подрагивая всем телом.  Ласка при всем этом не понимает, разрешат ли ему вообще заговорить.
— Ты смеешь думать о мясе и подушках, когда у тебя так стоит? Что ж, в мои сети попала либо весьма охочая до ебли сука или же просто умелая шлюха. Сейчас меня устраивает любой из вариантов.
А ведь рявкнуть, что не шлюха еще как хотелось, да еще прибавить пару ласковых эпитетов в адрес мужчины. Что же касалось характеристики  – охочая до ебли сука, ну так с кем не бывает после воздержания?  Сорвался, все живые нелюдииии… Живые и требовательные когда дело  касается плотских утех. Оборотень двинул бедрами стремясь продлить удовольствие. И тот факт, что хочет потом не только утолить голод, при котором в одиночку, в одну морду быка с рогами и копытами съешь. Но и уснешь не на холодном полу стоит позаботиться тоже, Лукас в отличии от людей привык в такие моменты пребывать в безопасном месте.  К сожалению данного блюда в  их закрытом от окружающих мирке не подают, зато всегда найдется порционный щедрый НЗ. И спать могут перетащить в свою комнату, если в коридоре порезвишься за ее пределами.
— Если ты будешь послушным мальчиком, то, возможно, я сделаю тебя моим послушным мальчиком.
Резкий выдох, крупная дрожь волна за волной прокатывает по позвоночнику от макушки вниз, разливается по всему телу. Разворот, его удерживают как пушинку, вынуждая вставать на колени. И Лукас опускает, единым слитным движением, запрокидывает голову вверх, чтобы видеть.  Почем то это важно, не отрывать взгляд от этого разыгравшегося дитя ночи,  закрывать глаза от удовольствия когда касаются лица. Чувственные прикосновение к коже, едва уловимый стон. С ним играют со знанием дела. Позволяют погружаться в удовольствие, даруют возможность цепляться за сказанные слова.
— А теперь займи свой рот настоящим делом.
Дважды повторять не пришлось, там, где затихают слова, говорит красноречиво тело. Обхватив член вампира рукой, Лукас на пробу лизнул головку, как большую конфету пробуя на вкус. Дегустация прошла успешно, опыт показывал, если все резко взять, неизбежен дискомфорт для обеих сторон. Оборотень брал чужое мужское естество постепенно, раз за разом принимая глубже в рот.  На языке ощущалась ощутимая тяжесть, член с каждым скользящим движением входил глубже. И чем это «глубже» становилось, тем более разрывалось расстояние между можно и нельзя, ласка сам заводился чаще дыша. Взгляд темнел от возбуждения и рвотный рефлекс отступал на задний план. Брюки с бельем нещадно давили там, где этого  надо меньше всего. Меньше всего сейчас хочется прерываться на подобные манипуляции, куда охотнее  замирает, когда член входит в горло. От этого перехватывает дыхание и первый же рефлекс «выпустить» инородный объект чтобы не мешал дышать. А его, воздуха ой как хочется глотнуть, ведет, ведет сильно, ласка дрожит от неудовлетворенности. Приглушенно стонет, сжимая член вампира, ну а когда у последнего возникает желание показать, как это правильно делать с конкретно  его точки зрения расслабляет,  по возможности.  Жадность мужчины велика, непомерно велика, она подавляет ведя за собой на поводу. Это немного больно поначалу, саднит, но его не щадят проверяют на прочность. И в какой то момент этот дискомфорт переплетается с удовольствием, Лукаса серьезно повело.
— Не глотай.
Лукас подчиняется приказу охотно смотря  снизу вверх, растрепанный и неудовлетворенный, напряженный, на взводе. Смотрит снизу вверх, ожидая, пока не дадут внутренней сильно сжатой пружине выстрелить. Ощущение тяжести на языке сменяется легкостью с запахом  отчетливо обозначающее чужое удовольствие, в то время как ему самому этого не дали еще. Лишь пообещали, поощрительно погладили по голове.
— Теперь встань и покажи своему отражению, что ты прячешь за губами, открой рот пошире, чтобы полюбоваться, затем проглоти, разденься и как следует попроси меня сделать тоже самое с твоей задницей
Не проглотив и ни выпуская сперму изо рта оборотень единым слитным движением понимается на ноги. Неспешно поворачивается к зеркалу лицом, открывая рот смотрит на свое отражение. Мм м… возбуждающее зрелище он сам и мужчина стоящий за спиной. Лукас неспешно глотает выплеснувшееся возбуждение вампира. Чувственно облизывается, словно выпил изысканного вина, тонкую белую струйку, стекшую с уголка губ, ловит на кончик пальца и тут же слизывает. Я  хочу больше, чем ты дал, читается в  голодном красноречивом взгляде верласки. Дай! Сейчас же! Плевать, если кто-то увидит, дай! Что через зеркало, что напрямую взгляд голодного оборотня не меняется. Медленно, с животной грацией поворачивается к мужчине.  Плавным невесомым, бесшумным шагом Лукас приблизился к кошмару наяву всех девственниц Сен-Луиса, оттирается игриво плечом о плечо вампира, спину, вновь плечо. Прижимается к груди, взявшись руку вампира в свою руку прикладывает ее к своей шее, вене, сам прижимаясь к жесткой груди. Мол хотел щлюху, могу и такую роль сыграть. Вена шее призывно бьется. Лукас  отстранился, отпустил руку вампира, не отрывая взгляда от зеркала , провел по своей шее рукой, вел ниже к груди. Над уровнем сердца остановился. Выпустив острые аккуратные когти хищника вспорол  кожу неглубоко. Повернувшись, игриво улыбаясь, смочил пальцы в еще теплой крови, мазнул по своим губам чувственно, затем по губам вампира. Ему запретили говорить, но не запрещали по иному выражать все что думает, хочет, дразнить. Отойдя обратно к гримерному столику, провел перепачканными пальцами в крови дорожку вниз, прочерчивая влажную дорожку.  Подцепив пуговицу брюк, неспешно расстегнул. Вжикнула молния брюк призывно. Брюки неспешно отправились на пол, следом за ними и нижнее белье. Демонстрируя гибкость тела  ласка склонился к полу за одеждой чтобы тут же опустить их на соседний удобный стул.  Что там было дальше в приказе? Попросить? Ну так попросит, хотя на уровне словесном это было бы куда проще. Лукас сел на освещенный столик, раздвинул ноги пошире демонстрируя свое собственное возбуждение. Бросив просящий взгляд на вампира провел по своему члену пальцами, спустился ниже проводя влажную дорожку, ввел в себя пальцы тут крупно задрожав. Неосторожный стон сорвался с приоткрытых губ, тело охотно принимало ненавязчивую ласку, оно желало большего. Лукасу нравятся укусы, желает прикосновений и совершенно не задумывается, что рано или поздно эти игры на острие ножа кончатся плохо для него самого. Возьми совершенно искренне и пьяно просит взгляд.

Уроки, опять  уроки! Это тяжко, так не вовремя, но и нельзя сказать, что так уж и впервой. Игровая форма передачи информации от одного, более опытного партнера в чем либо к тому, кто обладает меньшим опытом хорошо знакома Лукасу. Это тот самый метод, сделавший его таковым, кем является сейчас. Когда был ребенком родители учили единственному наследию прадедов, то немногое, что их семья еще сохраняет. Деньги и имущество уходят, а навыки переданные старшим поколением младшему остаются. Затем были многие учителя уже в осознанном возрасте лет так до двадцати… Замечательный такой временной период, когда сам себе назначаешь кумиров, Богов, а затем свергаешь получая желаемое. И когда казалось бы уже основа для многого заложена вновь перекраивают канву внутреннего мира. Только вот сам Лукас этого мужчину себе в учителя не выбирал, сам учитель взял его в мучительный плен. Плен неудовлетворенности, да еще ставит ультиматум так игриво, так умело играя на струнах слабости. Ликантроп готов в такой ситуации сгоряча пообещать достать луну с неба, лишь бы ему дали наконец выплеснуть все напряжение скопившееся в теле. Пальцем мало, очень мало и это при том, что сам же на них насаживается с приглушенным стоном.
— Урок номер два: никогда не дразни вампира кровью. Особенно если доподлинно не знаешь, какой крови он сам. Я разрешаю тебе сказать это, давай, пообещай, что ты больше никогда не станешь дразнить вампира кровью, Лукас.
- Я не буду дразнить вампиров своей кровью, - срывается с приоткрытых губ верласки, а в глазах зажегся злой мстительный огонек, - я возьму чужую, если станет скучно.
Ему ставят запрет на игры с собственной крови? Не беда, найдет на улице чужую… Благо зарабатывает прилично и тратит мало, если что заглянет в кабинет на ночь глядя парочки тайных клубов чья деятельность посвящена вампирам и ликантропам. В некоторых вон сам предлагали за возможность вычесывать бока и брюхо оборотням хоть луну с небес. Только вот сам ласка еще не велся на такие забавы, но есть и те, кто оценил сервис уже. Опасался, как бы не закончить жизнь, как его уже отправившийся к праотцам художник. Тут ведь как получается – сейчас ты кумир в глазах фанатика, а потом трофей в тайной комнате. С твоего чучела бережно протирают пыль, целуют в нос и чешут за ушком. Одного не еще не выяснил, как этот вампир вообще будет что-то узнавать о перемещениях и кто ему стучит из молодняка. Зато вкушал его мелкий мстительный садизм с головы до пят сейчас, ища возможности мстительно укусить за руку, за то что дразнит. Заставляют вздрагивать всем телом, изгибаться в спине прося наконец таки довести начатое до завершения. Лукас ведь делал что говорили, приказывали, а далее и вовсе вырывали по кускам заставляя оборотня ласку скулить в просьбе между сдерживаемыми стонами.
— Ммм, а тут ты не менее жаден, чем твой рот.
Жаден, очень жаден, а еще испорчен и избалован кем-то до этого вампира. Лукас замолчал, ведь более вроде как и нельзя говорить, пока что. Просил жестами, взглядами. Придвигался ближе к краю мурлыча бархатно, как большой отлаженный мотор. Терся щекой доверчиво о плечо мужчины, как послушный домашний зверь. Впрочем, почему как? Если кто и может позволить себе содержать без угрозы для жизни экзотику под боком в виде «питомца ликантропа», так это вампир. Человек за данное удовольствие рано или поздно дорого поплатится.
— Ты ведь умеешь кончать только от того, что тебя берут сзади? Впрочем, это неважно. Со мной у тебя нет шансов выйти из этой комнаты неудовлетворенным. Убери свою руку.
Лукас убрал руку, тут же вцепившись в столешницу. Запуская когти в деревянную поверхность, этот скрип вспоротой древесины трудно с чем-то другим перепутать.  На вопрос же ответил кивком, а потом же и вовсе всерьез завис между желанием впиться в глотку любовника и жалобно скулить прося прекратить его мучить. Это только на первый взгляд кажется безобидным – раздразнить и не давать кончить, когда подходишь к заветной грани. На самом деле это очень мучительно, когда внутри все горит, требуя свое, а тебе медлят, наказывают похотью. Распаленная плоть именно что требовала, дай, дай, дай…  а получало мучительно медленное  проникновение – жди, может и получишь. Это весьма походило на наказание за что-то. Только вот не провинился же ничем, не помнил такого, да Лукас даже этого вампира то не видел ранее! За что ты издеваешься? Читается во взгляде, в то время как сам пытается приспособиться к этой пытке, но это трудно, нестерпимо. Будучи почти на пределе, закусывая губу до крови, оборотень честно сдерживался от того, чтобы на самом деле укусить садиста пришедшего в ночь. Однако как ни старался Лукас, а это наказание вынести не мог. В противовес неспешному сексу подгонял неосознанно сам себя легчайшими уколами боли.  Чувствовал, как с уголка губ срывается тонкая алая струйка и даже получал от этого некое животное удовольствие. Запах крови в сочетание с невинной лаской пьянил. Лукас проваливался в ту самую безумную пропасть, где боль, удовольствие и жажда обладания переплетаются воедино. Застилает взор, утягивая все глубже и глубже на дно, побуждает гнаться за большим. И слышишь лишь собственное хочу, чувствуешь, что дают. Падать дальше некуда, человеческое восприятие отступило, а животное дорвавшееся до желаемого извивалось и принимало все то, что дают. Собственно говоря не сразу то и осознал что сказали, слова смыла животная похоть. Они скользили где-то между клыками садиста пробившими кожу и попыткой выяснить, насколько доступно данному телу изогнуться. А изогнуться то мог прилично, до натянутой боли во всех мышцах, вскрику сорваному с губ. Да, это больно, но это же и хорошоооо, приятно, дорвался, дорвался Лукас. Его доводиди до почти, вот-вот чуть чуть, безжалостно вырывали из желанной неги и вновь заставляли проходить все заново. Между стонами, вскриками и писком, рычать то ласки не особо то настроены, Лукас закусывал губу подгоняя сам себя вперёд, когда настойчиво оттаскивали назад. И чем сильнее оттягивали назад, не давая кончить, тем сильнее впивались когти оборотня в столешницу. Там уже не  тонкие бороздки, полноценное повреждение, на пол щепки сыпется. А потом наконец отпустило, пришло умиротворение, долгожданное, намного дольше, чем эта чувственная и болезненная игра. Лукас  получил намного больше, чем ожидал…  Его отпустило напряжение, не отпускавшее куда более одного дня. Иллюзия, что ты больше не один и нужен, желанен.  Измена, никогда она еще не была так сладка, подобна лекарству. Вампир забирал вместе с кровью еще и все, что так раздражало. Укачиваемый негой ликантроп обнял доверчиво своего мучителя, наказывавшего только ему известно за что. Его отпускало… только сердце билось безумной птицей в клетке из надежных прутьев костей. Да накатывающая слабость постепенно. Хорошо знакомая, убаюкивающая, соблазняющая окунуться глубже. Лукас не чувствует страха перед вампиром, запрокидывает назад голову, поджимая к голове округлые мягкие уши, ласочьи уши, по летнему насыщенно коричневые. Мурлычет от удовольствия, как большой кот, бархатно, бархатно, с нескрываемым оттенком нежности. Остальное по-прежнему оставалось человеческим, но был не против свернуться клубочком в тихом месте.