ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

- Благодарю за склонность внимать моим странностям, однако, голуби мною воспринимаются скорее как еда для змей, нежели в качестве надежных почтальонов.

Слова графа о том, что вещи на месте, его утешили, возможность привести себя в приличный вид была бесценна, и хотя перед самым сном он был в душе, вампир так же, как и простые смертные, имел привычку по пробуждении чистить зубы. Запах старой крови изо рта амбре было не назвать.

- Мне любопытно, Герарт, когда ты в последний раз бывал в лачуге свинопаса? Такие живые ассоциации должны иметь под собою основание.

Вампир посмеивался, представляя блистательного графа в вышеозначенном жилище. Но ведь были времена, когда все они жили в замке и питались кровью крестьян из ближайших деревень. на ту пору они успели побывать в каких угодно лачугах. Впрочем, всегда старались сделать так, чтобы человек вышел навстречу сам, и в любом разе не помнил об их ночном свидании.

Проводив графа из своих покоев почти церемонным поклоном (он был бы таковым, если бы Янош был одет не в полотенце), вампир занялся собой. Итак, умытое лицо, расчесанные волосы, отполированные клыки, запах мяты изо рта, благословенный гардероб. И четверть часа спустя Янош принял достаточно благопристойный вид для того, чтобы покинуть комнату и выйти познакомиться с домом. Мужчина не слыл большим модником, он предпочитал элегантную простоту изысканно украшенным нарядам. Одетый в простые бежевые замшевые брюки и хлопковую белую рубашку с жилетом в тон к брюкам, он был не чета роскошному графу, впрочем, его за это не осуждали.

- В этом доме определенно не хватает собак для Герарта, - резюмировал он, проникаясь ощущением от их нового жилища. Именно на эту невинную тему он хотел побеседовать с графом за ужином.

Дом, конечно, был куда меньше австрийского замка, потому Янош не долго искал в нём Герарта. Поужинать в обществе друг друга было в новинку, в том смысле, что их было лишь двое.

- Нам нужны собаки, - заявил он, едва завидев графа, обращённого к нему спиной. - В доме сразу стает уютней, к тому же, они будут беречь нас днём. И вообще, это привычно, это спокойно и добавляет хороших эмоций.

С самого своего появления Янош принялся придавать дому максимально уютное ощущение, даже не вид, с внешним видом здесь всё итак было прекрасно.

- Ещё, пока я шёл сюда, то заметил, что ты очень тщательно поработал над тем, как выглядит этот дом. Тут очень приятно. И очень похоже, что здесь живут люди.

Янош ни о чём на этот счёт не спрашивал, если граф захотел бы, то сам рассказал бы о доме что-нибудь особенное.
Он знал о тяге Герарта делать свою обитель похожей на людскую в плане различных бытовых мелочей, тем не менее, сохраняя в ней определённый стиль, соответствующий его полутеатральной манере выражать себя. Да, атмосфера местной кухни была сродни замковой, но на ней, Янош не сомневался, могло найтись всё, что требовалось бы людям в этом помещении. Также Янош знал и о том, что, скорее всего, в доме есть, чем угостить гостей. Откуда они у Герарта брались - отдельная тема для разговора.

"Надеюсь, мы вдвоём не станем ужинать в столовой, через которую я прошёл. Она почти подавляет своим великолепием и так велика для двоих. Но и представить Герарта с кованным кубком, полным крови, просто посреди кухни как-то не выходит".

- Весь этот год, когда ты ужинал, неужели делал это один в столовой? Она похожа на фантастический грот, куда принесли королевскую мебель. Как ты жил этот год, расскажи мне, Герарт? - внимательный взгляд остановился на правильном профиле, Янош не ждал, что граф ударится в долгие объяснения, он и вовсе мог отшутиться. Но не спросить он не мог.

Отредактировано Janosh (24.10.12 18:44:23)

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Весь год питаться консервами. Это на ком угодно скажется! Но граф не выглядел печальным образом, потому Янош подозревал, что желающих, чтобы господин вампир прильнул к их шеям, хватало, если Герарт выбирался куда-то в свет. Янош не первый год жил в Америке и прекрасно понимал, что только домом вампирское питание не ограничивается. А если завтракать приходится вот так, без ощущения чужого жгучего пульса, то это терпимо, если после будет прекрасный животрепещущий ужин.

Довольный тем, что не получил отказа, Янош только согласно кивал, выслушивая графа. Но фраза о нескольких звонках заставила насторожиться. Потому вампир со всем присущим ему любопытством, которое не смог бы побороть, не стал тянуть и сразу осторожно спросил, глядя не в глаза, а на рубиновую брошь Герарта:

- Эти звонки ещё как-то касаются нашего с Марьян возвращения в дом?

Ему очень не хотелось думать, что граф до сих пор кому-то чем-то обязан в связи с предпринятой перевозкой гробов из города в город. И дело было не столько в средствах, сколько в услугах. А ещё сознание резала мысль о том, что в подвале в закрытом гробу покоится тело Марьян. И как с ним быть, Янош ума не мог приложить. За все пять веков его жизни он никогда не хоронил вампиров.

- Приятного, Ваше Сиятельство, - отозвался он, отсалютовав бокалом. Пить подогретую кровь, перелитую из медицинских пакетов, было не то, чтобы приятно, но лучше, чем никак. Согласие графа на собачку не означало того, что такими же темпами он скоро согласится взять в дом оборотня, но Янош надеялся, что конец консервного питания не за горами. Однако, если пёс-оборотень Герарта, когда сыщется, будет служить ему, и слушаться его, и давать ему свою кровь, то Янош тут был бы не при чём при любом раскладе, ему был бы нужен свой пом де санг, а значит, оборотней в доме будет даже два. Как минимум два. Неужели Жан-Клод никого не сможет порекомендовать? Не то, чтобы Янош стал просить принца делиться своими подданными, волки были ему мало интересны. Но он надеялся, что вполне в компетенции принца указать на тех, кто достаточно лоялен к вампирам, кто знаменит тем, что не горазд ударить в спину. В общем и целом, Янош надеялся, что опыт жизни в городе даёт какой-то объём знаний о населяющих его нелюдях, и что это может быть полезным, когда два вампира, переживших массу потерь, решат пригласить в свой дом двух мало знакомых им ликантропов.

Очаровательный жест Герарта оживил в памяти вампира воспоминания о множестве ночей, когда он видел, как из рукава графа выпархивает тонкий кусочек шёлка. Но платков в рукаве у самого Яноша не было припрятано, потому он позволил себе грубость - облизнул верхнюю губу и с довольной улыбкой отставил кубок в сторону. Как бы там ни было, сил у него прибавилось. И взятая в обманные займы чужая кровь наполнила его тело своей энергией, хоть и не теплом.

- Мне лучше удалиться, покуда ты будешь занят звонками? - поинтересовался Янош, обдумывая, стоит ли ему спуститься к телу Марьян сейчас или позже. Но сделать это ему хотелось без присмотра графа. Он надеялся, что сможет оградить Герарта хоть на сколько-нибудь от печали, самостоятельно позаботившись о теле, в которое уже не возвращался призрак жизни.

Отредактировано Janosh (28.10.12 00:13:59)

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Он чувствовал себя преступником. Он решался, словно бы намеревался сделать нечто подлое, но необходимое. И когда граф удалился, Янош медлил меньше минуты прежде, чем сорваться с места. Он шёл быстро, стремительный шаг был, тем не менее, беззвучен. Янош почти летел над поверхностью пола. И куда быстрее, чем ожидал, он оказался в подвале. В нескольких шагах от него стоял закрытый гроб, и сам вид смертельной постели, такой привычный обычно, сейчас заставил его остановиться столь внезапно, словно он налетел на незримую стену. Янош замер в проходе, руками вцепившись в проём. Светлые волосы по инерции качнулись вперёд и опали на плечи.

В помещении горел электрический свет, достаточно холодный и яркий, чтобы даже простой человек смог разглядеть каждую деталь предмета жутковатой мебели. Яношу не нужно было дышать, но он почувствовал, что выдохнул, коротко и резко, когда решился сделать шаг навстречу. Смотреть было больнее, чем он предполагал. Рука так и осталась стискивать крышку, вздёрнутую им в сторону и вверх. Застыв над открытым гробом, мужчина смотрел на иссохшее тело, в котором чудовищно явственно угадывались знакомые черты некогда прелестной Марьян. О, нет, Янош был совсем не готов отдать её солнцу, земле, воде, огню. Он не желал расставаться с нею, и так трудно было смириться с тем, что уже ничего не сделать, никак не вернуть жизнь в её изящное измученное тело. Понимая, что пробовали и без него, и догадываясь, почему ничто не в силах вернуть её, Янош всё равно отпрянул, по-деловому торопливо закатывая рукава своей рубашки. Зачем-то оба. Всё это время его немигающий взгляд не отрывался от тёмного лица лежащего в гробу трупа. Именно факт того, что Марьян уже труп, который не вернется к жизни ни с каким закатом, Янош отказывался принять. Он знал, что его кровь слабее, чем кровь графа, но не попробовать он не смел! Не мог! Он видел вампиров и в куда худшем состоянии, в которых возвращалась искорка, дающая им жизнь. Однако тут дело было не в голоде крови, а в том, что каждый вечер Марьян пробуждалась вместе с принцем, который посмел однажды обезуметь и вскоре после этого погибнуть. Её путь прервался, когда трон города был зачищен теми, о ком даже думать не принято в вампирской среде. Но всё же, даже зная все причины и поводы, Янош разгрыз свою руку, и не медля, пока сильная регенерация не разрушила плоды его стараний, прижал рану к раскрытому чёрному рту. Антикоагулянты в слюне помогли не на долго. Рана затянулась, перестав выпускать струйку крови в пасть равнодушного трупа. Янош возмущённо, зло, раздосадовано, отчаянно вскрикнул и повторил то же самое с другой рукой. Перемена ничего не давала, то, что делал вампир, было похоже на зачатки истерики. Сколько времени вот так провёл он над распахнутым гробом, разгрызая свои запястья без результата и смысла, Янош не замечал, обуянный отчаянием. На деле же не прошло и четверти часа, его попытки были тщетны и не так уж долги, но смириться с собственным бессилием было делом куда более длительным.

Ничего не менялось. Раны на запястьях затягивались. Марьян к потокам крови из них оставалась безучастна. Её уже не было в высохшем мёртвом теле и не могло больше быть. Понимая, что всё безрезультатно, Янош опустил крышку гроба, до последнего с мольбой и болью глядя на изменившиеся, но так остро узнаваемые черты. Нет, он был не в силах предать её какой угодно стихии. Но вечно оставаться в подвале дома мёртвое тело тоже не могло. Вместе со стуком опустившейся крышки Янош закрыл глаза, тяжело сглатывая горечь, подкатившую к горлу. Нельзя рыдать. Он должен вернуться к графу без кровавых дорожек на лице. И заперев в себе чувства на огромный траурный замок, Янош покинул подвал почти так же спешно, как некоторым временем ранее пришёл сюда.

Он остановился только в коридоре второго этажа. Решив думать о насущном, о живом и актуальном, он упорно стал перебирать в мыслях породы собак, которые только мог вспомнить. Окинув взглядом коридор, Янош понял, что не представляет, где именно сейчас находится граф. Но мешать ему не намеревался. И потому вампир вернулся туда, где проходила их трапеза. Памятуя о том, что в  доме прислуги нет, он привёл всё в порядок сам. Прохладные струи воды, протекающие сквозь пальцы, когда Янош ополаскивал кубки, не могли смыть с рук ощущение жара от недавних попыток влить в Марьян толику жизни.

- И слуги, - пробормотал он себе под нос, - были бы очень кстати. Иначе те, кто приходит убирать дом, будут видеть к концу недели груду окровавленной посуды.

Отредактировано Janosh (28.10.12 01:51:43)

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Плеск воды стих. И Янош повернулся к Герарту, с самым благочестивым и невинным видом вытирая полотенцем кубок. Собственная тайна показалась ему преступно тяжёлой, но выболтать её значило в неурочный час напомнить графу о судьбе его племянницы, а это было ещё большей тяжестью. И Янош смолчал. То, что он ходил ко гробу, не так важно, чтобы говорить об этом. То, что он не знает, что с ней делать теперь, слишком безнадёжно, чтобы признаваться в том.

- Каким делам сегодня предстоит отнять Вас у меня? Я, конечно, жду ответа, что не окажусь лишним ни в одном деле, - он обезоруживающе улыбнулся. Но его слишком явная попытка отвлечь так и грозила тем, что наведёт на мысли, что Янош обходит острые углы, а не просто очень мил.

"Ровным счётом ничего преступного или предосудительного я не сделал. Так откуда же это гнетущее чувство вины перед ним? Неужто оно зиждется на том, что я совершил самостоятельный поход в подвал и обратно? Нет. Скорее на том, что я попытался, а мне ничего не удалось. Или на том, что я смог выжить, а она, его родная кровь, нет. Так. С этим тяжким грузом мы разберёмся позже. Или меня сейчас перекосит, и уже ничего не удастся скрыть".

Янош прекратил тереть кубок и поставил его на стол. Однако после звука соприкосновения кованного кубка с каменной столешницей последовало дальнейшее шуршание ткани - Янош взялся протирать второй. Ему требовалось занять себя чем-то, чтобы та принуждённость, которую он ощущал, схлынула как можно скорее в рутине мелких дел.

- И теперь ты достаточно свободен и расположен к тому, чтобы мы подумали о новом члене семьи?

"О, что я говорю?!" - Янош насилу заставил себя не прикрыть глаза и не застонать как от зубной боли, хотя в мыслях уже видел, как сделал бы это. Но он даже не моргнул, тут же, с задержкой на долю секунды договорив:

- О новом четвероногом, - надеясь скрасить свой ляп улыбкой, бестолковый вампир про себя выругался, но лицо сохранил безмятежным. Собственная неразворотливость давала Яношу повод нарисовать в мыслях себя этаким слоном в посудной лавке. И понимая, что шпион из него никудышный, мужчина сорвался с места. Всего лишь для того, чтобы распахнуть окно и впустить в дом звуки и запахи ночного города. Открывшееся немного затопило его чувства, но через мгновение вампир уже встряхнулся, проникаясь красотой местной ночи. На ясном небе, простёршем над Сент-Луисом свои бархатные покровы, искрились мириады созвездий. И хотя огни города делали их свет отсюда, с улиц Сент-Луиса, менее эффектным, но вампирское острое зрение давало Яношу возможность увидеть, как великолепен юг даже посреди осени. На то, чтобы заметить это, хватало и одного зрячего глаза.

- Мы словно в другой вселенной, каждый город здесь отличен от другого. Дивная, пёстрая страна заблудших детей и дерзких сердец.

Отвлёк ли он Герарта от своих грубых огрехов в речи, Янош не знал, но сам он немного отрешился. И дав вихрю впечалений захватить себя, он на самом деле был впечатлён ощущениями от Сент-Луиса.

- Ты привык за год к этому городу? Он не кажется тебе таким, как мне сейчас? Словно я на чужом карнавале, в далёкой южной стране. Марди гра, заплутавшее на календаре, и нечаянно оставшееся до самой осени.

Та самая лиричность, которая была свойственна натуре вампира, забила из него ключом. Конечно, явление было временным и не таким уж частым, Янош больше бывал осторожным, чем вдохновенным, но когда с ним начиналось, он почти не следил, что за обороты и сравнения слетают с его языка, словно враз оказывался во хмелю.

Отредактировано Janosh (29.10.12 00:43:04)

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Недолго длилось его молчание. Форты упрямства сдались быстро и без боя. Лишь стоило руке прикоснуться к волосам, ладони прижаться к прямой напряжённой спине, как взгляд Яноша остановился, перестав видеть то, что снаружи, он отключился от созерцания красоты ночного мира и погрузился в бурю своих переживаний. И словно вынырнув из обжигающе холодной штормовой воды моря своих терзаний, он выпалил, ему самому казалось, что почти прокричал, на деле же голос вампира прозвучал едва уловимо, сдавленно, отрешённо:

- Я не знаю, что принято делать с телами вампиров, которые ещё есть, но жизни в них уже нет и не будет. Все они всегда так или иначе разрушаются, что и бывает причиной конца. А здесь, - он запнулся, подбирая фразы, брови сошлись к переносице, напряжённо хмурясь, Янош пробормотал чуть громче, и так безинтонационно, словно говорил о бытовых вещах, - Я, право, не знаю, можно ли её предавать земле? Нужно ли поступать так? И мне стыдно, Герарт, стыдно, что я не молчу, но говорю сейчас тебе об этом. Мы должны быть в трауре, но она отошла в другой мир так давно, что это почти нелепо, сейчас держать её тело здесь, ждать чего-то, не давать её пустой плоти покоя в каком-то достойном месте. Но, Герарт, какое место будет достойно её? - очень спокойный, тихий, почти сонный к концу монолога, голос умолк. Янош напряжённо сглотнул подступивший к горлу ком и повернулся, отеревшись ногами о край окна. Теперь за его спиной переливался электрическим светом ночной город, Янош остался лицом к лицу с графом, которому он не имел права говорить то, что сказал. Но промолчать не смог.

- Я должен был не говорить с тобой об этом. Должен был сам всё уладить. Было бы иначе, не проще, но иначе, если бы ты просто спустился однажды в подвал, а её гроба там не было бы. Но я не могу даже выбрать стихию, которой её пустое тело нужно отдать. Вампиров не принято хоронить. Но огонь или солнце - это почти кощунство. Я никогда, - Янош осёкся, напряжённо хмурясь и часто моргая, он отвёл взгляд в сторону.

"Было бы ему легче, если бы он потерял меня и Атиллу, но не своих племянников? Было бы ему проще, если бы не нужно было что-то решать с мёртвым, с окончательно мёртвым телом?"

- Как помочь тебе? - шёпотом выдавил из себя Янош. - Я хотел бы сделать тебе лучше, проще, легче. Но все мои решения не верны. Если я выбираю молчать во благо, на долго меня не хватает. И толку? Это не даёт и капли покоя ни тебе, ни мне.

Чувствуя, как кожу обжигает изнутри жгучим стыдом за собственное бестолковое поведение, за то, как он беспомощно барахтается в потоке своих же фраз, вампир позволил себе протянуть руку, совсем чуть-чуть, ведь они были близко друг от друга, и сжать пальцами запястье в пене чёрного кружева, пытаясь одним этим касанием передать то, как яростно хочет он быть поддержкой и защитой для Герарта, и насколько слепо тычется носом, пытаясь найти способ, как же луче это проделать.

Отредактировано Janosh (29.10.12 01:37:52)

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Внимая словам Герарта, Янош чувствовал, что утешен. Но изначально он больше желал утешить графа, чем успокоиться сам. Странный получался итог разговора. Но, если Герарт был с ним до конца откровенен, то утешения мужчине и не требовалось. На сколько вообще возможно в их ситуации, Герарт, похоже, был счастлив. И Янош предпочёл поверить, что это так, нежели дать червю сомнений подточить свои нервы. В конце концов, у него не было никаких оснований не верить графу. Можно сказать, что никому в мире он не доверял так, как Герарту. И об этом тоже следовало поговорить.

В горькую минуту он чудом не обжёгся о целующие его губы. Но то, о чём они говорили, о чём плакали их души, было слишком полно полыни, чтобы ощущать что-то чувственное в прикосновении губ Герарта. Поцелуи несли ощущение сопричастности, понимания, поддержки, единения, они сметали тоску и одиночество, которые пытались воцариться в сердце. И даже если вампиров настигли утраты, вызванную ими печаль можно было разделить на двоих, оставив место и для радости. Главное было не чувствовать себя виновным в собственном счастье, в том, что ты жив, когда кто-то не спасся. И Янош чувствовал, что вдвоём, вместе с Герартом у них есть надежда справиться с этой ношей.

- Это повод для счастья, Герарт. Ты прав. И, опасаясь злоупотребить твоей добротой и пониманием, я всё-таки спрошу.

Янош немного отодвинулся, чтобы вновь смотреть в лицо Герарту и ощущать между ними пространство, а не прижиматься к его телу своим. Так было проще говорить о том, что, быть может, не встретит одобрения у графа. Консервативные взгляды на мироустройство вампирской среды - не пустой звук. Однако (Янош видел это, знал это по опыту) Герарт старался не давить на ближних, предоставляя им самим выбрать благоразумный путь. И почти никогда близкие его не подводили. Янош надеялся, что и на сей раз он сам не оплошает. Даже, если граф не поддержит его сразу, они как-то найдут консенсус. И вот, что его тревожило:

- Не хочу юлить. Не перед тобой. Честно говоря, я опасаюсь Жан-Клода. Сила той линии крови, к которой он принадлежит, всегда виделась мне... конечно, я подберу не то слово сейчас, но, пожалуйста, попробуй понять... виделась мне нежелательной вблизи от нашей семьи. Но раз уж мы оказались при дворе вампира из этой линии, притом вампира благоразумного и приятного во многом, мне негоже кривить губы. И всё-таки. Мы уже поднимали тему клятвы крови. Я хотел бы, Герарт, принести её тебе, а не ему.

Основное было сказано. И Янош молча наблюдал за реакцией графа, понимая, что если столкнётся с отрицательной, то крепко подумает над тем, куда бы засунуть своё нежелание, и сделает всё так, как считает верным граф, при этом не возненавидев себя за податливость. Может быть, просьба Яноша была сродни хамству, но Жан-Клод был сейчас далеко, потому не мог быть оскорблён словами вампира.

- Я понимаю, что через твою клятву Жан-Клоду я тоже буду принадлежать ему. Вероятно, то, что я попросил, бред... - начал было Янош почти без паузы после предыдущего своего высказывания. Он опасался, что перегнёт палку и покажется Герарту излишне капризным, трудным спутником, с которым не так-то просто договориться. Однако и совершенно игнорировать свои собственные взгляды на мир он не мог. Яношу вдруг подумалось, что когда их в семье было больше, они никогда так много и так плотно не общались с графом. Герарт был занят всеми, а теперь, предоставленные лишь друг другу, они внезапно оказались настолько свободны, что могли часами внимать мыслям друг друга, которыми хотели поделиться. Это могло быть чревато тем, что Герарт устал бы от Яноша с его вечным лирическим накалом. Но одна лишь нынешняя ситуация с Марьян дала Яношу повод понять, что лучше не играть в недомолвки с Герартом. И если что-то гнетёт, лучше сказать откровенно. Возможно, что-то из тревог Яноша не устроит графа, но лучше Янош скажет и узнает об этом, чем станет изводить графа и вынуждать его вытягивать из Яноша признания в причинах его странных настроений. Всё-таки Герарту в жизни, ещё в людской жизни, хватило рядом проблемной и капризной жены, чтобы продлять ему ощущение того, что рядом замкнутая супруга, из которой надо всеми правдами и неправдами вытягивать, о чём она думает на самом деле и что её пугает, расстраивает, не удовлетворяет на сей раз. Янош понимал, как ужасно выматывает такое общение, когда один всё равно чувствует перемену в другом и вынужден вытягивать из этого другого объяснения, в чём же дело. И испугавшись собственной схожести с капризными жёнушками, Янош решил быть откровенным с Герартом всегда! "Видно, даже себе во вред. Но лучше так, чем навевать ему мысли о кисейной барышне, потрепавшей ему нервы шесть веков тому назад".

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Удивлением испытанные эмоции было не назвать. Янош был поражён настолько, чтобы выглядеть перед Герартом ошарашенным дурачком. Он смотрел в глаза старшему вампиру и не понимал, где Герарт набрался таких идей? Совершенно немыслимых идей!

- Ты трижды спас мне жизнь, Герарт. Когда судишь себя столь строго, помни об этом. И, тьма, я даже слов так сразу не подберу! То, что ты делал - причина того, что я существую по эту ночь. Только тебе я и доверяю. Мне немыслимо существовать иначе.

Пыл, вложенный в слова, был пригоден для того, чтобы от него костры разжигали. Вампир настолько верил в то, о чём говорил, что его взгляд, можно сказать, сиял праведным жаром. В пору было с такой энергией и убеждённостью в своей правоте начинать революции. Он и вовсе в полушаге был от того, чтобы сказать Герарту: "Да как ты можешь наговаривать на себя?!", но от излишней фамильярности он всё же удержался. А после волна возмущения схлынула.

- Разделить кровь с тобой. Что может быть лучше? - он надеялся, что выпитой им крови не хватит на то, чтобы покраснеть от собственных признаний. Но подкатывающий к скулам жар ощутил очень отчётливо. А потому глаза пришлось отводить, смотреть в сторону, по касательной от плеча Герарта. - По сути с самого моего вхождения во тьму моя кровь итак твоя. Я знаю, что моя мать во тьме - Лидия. Но она оставила меня на твои заботы. И если бы не ты, меня уже века как не было бы. Сам бы я, даже с даром Лидии в крови, всё равно погиб бы, не пожелай ты взять меня под крыло. Но теперь я достаточно стар, чтобы быть самому по себе, и всё же, я выбираю путь рядом с тобой. Потому, что я твой. И если наш этикет, законы нашего мира требуют для того дать клятву на крови, я буду счастлив, если ты её примешь. Если посчитаешь, что это не излишний груз для тебя.

Закончил он уже вполголоса. Ночь откровений вышла нервная и пёстрая в плане испытываемых эмоций. Янош надеялся, что не всякий вечер вдвоём будет вычерпывать из него столько душевных сил, столько признаний в сокровенном за один раз. Было физически трудно признаваться в собственных мыслях и чувствах.

- Мы всё-таки сегодня идём к Жан-Клоду? - опомнился Янош. Он так радел за то, чтобы принесли клятву крови Герарту, а ведь даже не поинтересовался, заинтересован ли в его клятве Жан-Клод. - Как знать, быть может, ему моя клятва не нужна. Такие узы можно создавать не бесконечное число раз.

Янош знал, что основной причиной безумия, случившегося с покойным мастером Тандер-Бея, было то количество клятв, которое он принял. Число магических связок так разбередило его нервы, что в какой-то вечер психика принца попрощалась с ним. И как знать, сколько клятв крови уже принял Жан-Клод? Быть может, их обоих устроит как ничто другое то, что Янош присягнёт на верность Герарту. Это было бы чрезвычайно удачно.

- Когда мы будем у него, предоставь мне самому объясниться, почему я поклялся тебе. Но если ты хочешь, я сам договорюсь с Жан-Клодом, и только после встречи с принцем, если всё будет так, как должно быть, я вновь обращусь к тебе с просьбой принести клятву крови. Так, пожалуй, будет благоразумнее всего. Я не знаю настроений и нравов Жан-Клода. Ты говоришь, он разумен и милостив. Но испытывать его терпение в первую же ночь тем, что всё уже сделано без его ведома, пожалуй, непозволительная дерзость.

Янош закончил рассуждать вслух. И был очень благодарен Герарту за то, что он, как всегда, позволил в мудрости своей ближнему самостоятельно разобраться в том, как будет верно, не навязывая своего мнения.

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Оставшись верным себе, Герарт всё же подшутил над ним. И это успокоило Яноша. Привычное всегда даёт ощущение того, что мир не сошёл с оси. Согласно кивнув на информацию о том, что им следует через час быть у Жен-Клода, Янош понял, что предложенная пешая прогулка означает, что до того места, где им нынче ночью следует искать Принца города, идти совсем не долго. Любопытно, какие заведения выбирает Жан-Клод в качестве личных резиденций?

- Пешая прогулка - это будет прекрасно. Погода за окном очень располагает к тому, чтобы пройтись. И, да, по поводу питомцев. Мы можем выбрать крайности. Они мне видятся следующими - брать животное из питомника, занимающегося выбранной загодя породой или же взять пса из приюта, где ничего хорошего в дальнейшем судьба ему не сулит. Как знать, в обоих вариантах встреча может быть судьбоносной для зверя. Какой тебе больше по душе? - серьёзный разговор остался позади. И возможность поговорить о мирных семейных делах, о питомцах, прогулках, была так по сердцу Яношу, он расцвёл улыбками и словно встряхнулся.

"Его любая собака станет слушаться. Но если она ещё и на меня не будет кидаться - превосходно! По сути мы для собак ещё одни хищники в ночи. По крайней мере, для тех, что всегда были рядом с Герартом. Его собаки обожают, а нас, тех, кто рядом  с графом, не трогают, и это уже благо".

Столь же мирные мысли на змей, которые обычно жили в комнатах Яноша, не распространялись. Но вампир держал рептилий в террариумах, не давая им вольно ползать по дому, и никто не жаловался. Да и что вампиру была атака змеи? К любым ядам ночные братья были равнодушны. Однако просыпаться с сюрпризом из змеиной короны на голове никто не желал. Потому Янош привык к тому, что если у него водились змеи, их свобода была ограничена пространством специальных террариумов или его собственными руками.

- На сколько будет правильно взять с собой оружие на прогулку? - Янош предпочитал держать при себе пистолет, это было не типично для вампиров в целом, но для этого конкретного ношение огнестрельного оружия при себе стало нормой с тех пор, как вошло в европейский обиход.

Снаружи было достаточно тепло, чтобы ничего более на себя не надевать и при этом не привлекать своей холодостойкостью внимание людей, тоже находящихся на улицах ночью. Хотя Янош не обманывался по части того, что за людей их не примут в любом разе. И дело было даже не столько в выбираемых экстравагантных для нынешней моды предметах гардероба, сколько в том, что читалось в их лицах, слышалось в их речи, ощущалось в пластике их движений. "Стараясь быть гостеприимными и приятными с людьми, мы сами давно отказались от стремления уподобляться тем, кем уже не являемся". Янош вспомнил рассказ Герарта о том, как он, ещё будучи довольно молодым по вампирским меркам, посетил австрийский бал, на котором его приняли за собственного внука или даже правнука. А обознавшийся старец, седой, как лунь, оказался потомком друга юности Герарта. И это изменение в человеке на фоне собственной неизменности так потрясло графа, что он предпочёл оставить попытки сойти за одного из людей и закрыться от мира в пределах своего замка и прилегающих к нему земель, положенных по родовому титулу. Подобных потрясений сам Янош не переживал. Став вампиром, он не встречал никого, кто был бы ему хоть косвенно близок в его бытность человеком. Более того, с тех пор, как он шагнул во мрак нового существования, он никогда не возвращался на те земли, где когда-то был рождён.

ЧЕТВЕРТЫЕ-ПЯТЫЕ ИГРОВЫЕ СУТКИ
[30 сентября; понедельник; ночь]

Хохот графа ввёл Яноша в недоумение. У вампира не хватило широты фантазии, чтобы представить своего сиятельного спутника в таком бредовом головном уборе. Да и по правде сказать, подобные вещицы он и не видел никогда. Но дело было не в подробностях, а в том, как заискрился Герарт от смеха. Вот уж это было чарующим зрелищем. Пожалуй, родись Герарт в другие века, из него при людской жизни вышел бы чудесный актёр. "Хотя, скорее, то обаяние, которое я вижу, он приобрёл уже после обращения в вампира. И даже зная, что будучи смертным мужчиной в свои давние двадцать лет он не обладал и половиной нынешней уверенности в своём блеске, мне не удаётся поверить в такого Герарта, каким он всё же был когда-то, до нашей встречи".

- И что же, нам придётся гулять с псом в парке? Там, где мы жили прежде, не было такой плотной городской застройки. Наверное, городские псы не подозревают, что они теряют без привольных лугов под боком.

В принципе, перспектива ухаживать за собакой не ужасала Яноша, так как ему подобное было не впервой. И то, что собаки - существа живые, у которых происходят все нужные живому организму процессы, его не приводило в трепет. В общем, корона с головы не падала при мысли, что за любимым пёсиком графа надо будет гулять с поводком и пакетами, ведь розами звери не сыплются, даже, если их хозяин - блистательный титулованный вампир.

- Если с нами не будут фотографироваться азиатские туристы, притча во языцех, то обойдётся, - чуть помедлив, вампир решил уточнить кое-какой волнующий его момент, пока ещё они не направились на встречу с Принцем: - Я догадываюсь, но всё же, скажи, пожалуйста, Герарт, мне стоит забыть о пистолете на время нашего сегодняшнего выхода в свет?

Не то, чтобы вампир не полагался на свои силы, но с оружием было лучше, надёжней, чуть спокойней. А выстрел в голову урезонивал многих ретивых монстров. И год назад, в ночь, когда его заковали в гроб, Янош был не при пистолете, что считал промахом, который мог бы дать ему шанс избежать пленения, притом не только для себя. Но развивать эту тему было мучительно, да и не время, ибо что было, то было.

- Ещё... признаться, сам удивляюсь, откуда берутся вопросы, но они всё не иссякнут. Не сочти меня грубияном, но принято ли при дворе вампиров линии крови Прекрасной Смерти что-то, о чём я не знаю? Их этикет имеет свои особенности?