Неглубокий первый снег стал экзотическим даром для испанского захолустья на закате осени. Он накрывал пожухлые травы и выстывшую землю белой паутинкой, которая не могла скрыть неряшливости испуганной холодами природы. В прошлые годы здесь было порядком теплее в тот же сезон. Но время лихорадки чрезвычайно любопытным образом совпало с тем, что здесь в пору было называть морозами.Создавалось впечатление, что температурная аномалия и бичевавшая людей зараза договорились, так как минусовая температура и испанский ноябрь редко встречались.
Новомодные автомобили Кристоф почитал за самые вонючие вещи на свете, потому для путешествий по провинции выбрал верховую езду. Да, колдун был претенциозен, но если есть возможность прокатиться на иберийском жеребце, мало кто станет выбирать скакуна поскромнее. Эпидемия добралась и до благородных животных, порода практически полностью вымерла за последние тридцать лет, так что колдуну досталась редкость. Конь Кристофа был выкуплен у картезианских монахов, превосходный альтер реаль тёмно-гнедой масти, спасённый от заразы послушный красавец, с которым, увы, предстояло расстаться, так как вернуться с жеребцом в дом Колберта колдун не мог себе позволить. Он предпочитал продать, вернуть коня в монастырь, вручить первому встречному конюху, который покажется ему приличным знатоком своего дела, но не наблюдать, как животное взбесится рядом с вампиром и попадёт под его горячую руку. Кое в чём Кристоф был весьма милосерден.
Просторы, что открывались его взгляду, выглядели несколько более уныло, чем он ожидал. Хотя от Испании в этому грешном году вообще мало что стоило ожидать. Недавно скончавшийся генерал Нарваес своей смертью крепко подставил соотечественников, в стране бушевал настоящий мятеж, королева Изабелла оставила подданных, сбежав трусливой кошкой во Францию. А то, что теперь творил Серрано, пока внушало мало спокойствия за судьбу страны. Эпидемия по сути была ещё одним штрихом в картине общего хаоса. Отдыхать в стране, находившейся в столь плачевном состоянии, было по меньшей мере странно, но Кристоф вообще не вписывался в рамки того, что люди считали нормальным. По крайней мере, здесь было теплее, чем в Норвегии, которую в одиночку решил посетить Колберт, и чем в Дании, куда сейчас должен был плыть Бьёрн. Да и факт того, что он в принципе предоставлен сам себе, пока его мастер желает испить одиночества, скрасил бы Кристофу любой путь.
Смотреть было особо не на что, и щурясь под белёсым светом солнца, едва проглядывающего в разрыве дряблых снежных туч, мужчина чувствовал, что понемногу его начитает одолевать дремота. Но посреди грязно-белого, серо-бурого и болотисто-зелёного пейзажа он случайно, боковым зрением увидел тело, слишком маленькое для бродячего нищего, что и привлекло внимание колдуна. Эпидемия немало раскидала таких тел по дорогам Испании. Но примечательным был не только размер, а ещё и ощущение. Отмеченный тёмным талантом, колдун не почувствовал в теле отметины Смерти, значит, кто бы там ни лежал, он всё ещё был жив. Колдун присобрал в кулак поводья, и послушный ибериец встал на месте.
- Не бойся, Вьенто. Тут пока живы.
Она лежала в пяти метрах от дороги, с которой, похоже, в последние мгновения своего пешего бреда пыталась сойти поближе к единственному здесь крупному дереву. Хотела укрыться от снега или просто приткнуться к чему-то надёжному. То, что это девушка, не было очевидно вот так сразу. Перемазанное тряпьё на тощем теле, чудом не свалившаяся с головы засаленная кепка, прятавшая длинные волосы, всё вместе блюло её тайну. Держа под уздцы жеребца, Кристоф, спешившийся миг назад, видел перед собой прежде всего подростка голодранца, измученного, обморочного, но ещё живого.
- Ну, вот, мой бесценный, а ты говорил, что я без компании тут от тоски облезу, - пробормотал Кристоф с умиротворённой улыбкой, неуместной при подобных обстоятельствах. И, конечно, обращался он не к скакуну, а поминал вслух Бьёрна, иронизировавшего над маршрутом, который выбрал колдун.
Учитывая, что Кристоф знал, куда следует, и как много времени потребуется, чтобы добраться до полуразрушенного дома, облюбованного чудаковатым колдуном, он принял решение дать жеребцу отдохнуть, потому поперёк седла взвалил обмякшее тельце, оно было раза в два легче, чем сам мужчина. Придерживая под уздцы гнедого и за ногу обморочного, Кристоф пошёл по закованной в иней дороге.
- Тишь ночная бьёт тревогу, за порог не ходи, ночью бродит по дорогам тот, чьё имя Самди, - тихо запел улыбающийся вудуист. Тонкие подошвы ботфорт так и норовил прогрызть холод, исходивший от стылой дороги.
День истаял. На осеннюю глушь надвинулись сумерки, и их быстро слизнула жадная темень. Промежуток, который звался вечером, здесь почти не существовал. За окном уже царствовал густой беззвёздный мрак, а в доме горел камин и свечи, в таких количествах одновременно зажжённые они тянули на роскошь. Местами дом обветшал настолько, что комнаты оказались непригодны для жилья и даже небезопасны. Но страшная заброшенная усадьба, в которую не полезет никто из суеверного ужаса или от осознания, что грабить там уже нечего, это было то, что подходило Кристофу в этом его приключении в самый раз. Он не поленился и поставил на двери и окна защиту от стороннего вторжения. А из изобилия брошенных по дорогам тел сплёл себе верного сторожа, от внимания которого надёжно охранил своего скакуна. Камни в цепи на конской шее были не пустым фанфаронством со стороны хозяина, они были охранным амулетом от умкову, закрывая коня для твари и тварь для коня – взаимное белое пятно. Само исчадие вуду-магии обычно дремало в земле у особняка, выкапываясь только тогда, когда чуяло чужаков. Вот только на обморочных её внимание не распространялось, много чести. И потому несколько часов назад огромная тварь, больше всего напоминающая паука-переростка, слепленного из людских останков, даже не шелохнулась под слоем дёрна, пока Кристоф рассёдлывал Вьенто, а после нёс на руках щуплого бродяжку в дом.
Уже в доме Кристоф, взявший на поруки внезапного компаньона, обнаружил, что бродяжка девица. Чуть-чуть придерживая девушку в состоянии сна, чтобы не проснулась в неподходящий момент, он раздел худышку и обмыл её тело. Ран не было, и это само по себе уже было хорошо. А торчащие под бледной кожей рёбра ещё не были залогом скоро конца. В её возрасте, а на особо взрослую она не тянула, многие и без эпидемий и скитаний не блещут пышными формами.
Закутанная в простыни и переодетая в неподходящую по размеру белоснежную рубашку колдуна, бродяжка, умытая и согретая, всё ещё спала. Кровать, на которую она была уложена, богатой не была. Узкая, жёсткая койка, она по крайней мере была согрета камнями из камина, сунутыми под не ахти какой толстый матрас. Нечаянный опекун сидел подле неё на вычурно выглядящем стуле, оставшемся от прежних хозяев, трупы которых удачно пошли на многолапого уличного сторожа умкову. Во всём доме сейчас прогревались две комнаты: эта, где Кристоф вместо вчерашнего кабинета устроил лазарет для бродяжки, и его собственная спальня через стену. Окна комнат выходили на противоположную от дороги сторону, в общем, колдун сделал всё, чтобы марадёры к нему на огонёк не заглядывали. Трижды сделал.
В камине над огнём медленно кипело что-то, напоминающее испанское рагу, но варево не пахло копчёностями, а вот грибами и курицей – да. Птица, кстати, тоже оказалась счастливым наследством от почивших хозяев особняка, присвоенного колдуном. Растопка горела довольно давно, чтобы в двадцатиметровой комнате стало достаточно тепло. Кристоф оставил верхнюю одежду на соседнем стуле, и в одной рубашке, брюках и ботфортах, закинув ноги на пустующий стол, читал в свете свечей бумаги. Документация, к которой он не имел никакого отношения. Чужие письма, жаль, не любовные, а так, ни о чём. Но время они кое-как скрашивали. Дыхание бродяжки, сопящей на кровати, находившейся в метре от Кристофа, за последний час стало ровней и глубже. Может, уже действовали влитые колдуном травяные настои, может, хватило только тепла и крыши. Периодически мужчина поглядывал на спящую девочку, но тот миг, когда она проснулась, всё-таки проглядел.
