Полную луну воспевали художники и поэты - они сравнивали её с драгоценным жемчугом, с принцессой на бархате чёрного неба, они верили в её власть над жизнями. Что ж, как минимум в последнем они не ошибались. Правда, восторгаясь перламутровой красавицей, они напрочь забывали о том, что власть - не всегда благо. Уж кому как ни оборотням было лучше всех знать об этом.
Сложно любить небесное тело, которое заставляет твою душу и тело выворачиваться наизнанку, ломает сознание и калечит сложившуюся жизнь. Может быть, поэтому Ричард больше другого времени любил новолуние - тогда его проклятие, казалось, пропадало вместе с ненавистным камнем небесного ожерелья. Растущий месяц напоминал о том, что новая пытка уже близка, убывающий - что ему позволена небольшая передышка.
Сейчас, пока сила луны была не так ощутима, контактировать со зверем было проще и сложнее одновременно. Хотя присутствие чужеродной части внутри ощущалось постоянно, в полнолуние мех волка будто бы прорастал сквозь кожу, не оставляя шансов на сохранение человеческого облика, а в остальное время зверь дремал в отдалённом уголке сознания. В отсутствие сильных эмоций он мог спокойно не просыпаться на протяжении всего месяца, но в то же время при должном старании самого Ричарда соглашался откликнуться на зов.
Если бы несколько лет назад кто-то сказал ему, что мужчина захочет подружиться со своим проклятием, Зееман рассмеялся бы шутнику в лицо. А за смехом последовал бы ощутимый хук в челюсть, потому что любые рассуждения о второй ипостаси приводили Ричарда в бешенство. Только-только ставший оборотнем, красивый молодой юноша - и его мощный зверь со шкурой корично-медового цвета. Сомнительное везение, особенно если учесть тот факт, что в стае выгоднее было быть слабым и невзрачным, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Возможно, в других условиях молодой вервольф проще отнёсся бы к вынужденным превращениям, но только не тогда, когда смена ипостаси зависит от прихоти самки, которая получает удовольствие, превращая спину партнёра в кровавое месиво, заставляет всё тело вопить о пощаде и при этом не позволяет ранам заживать до конца.
Однако не принимать зверя внутри себя было ещё хуже - тогда в краткие моменты свободы он становился полностью неуправляемым, оттесняя на задний план человека, но при этом не давая ему впасть в забвение. Делить с волком азарт охоты, радость, которую несло за собой убийство, и вкус тёплого мяса во рту было и вовсе невыносимо. Заставляя себя перекидываться и при этом удерживать власть над зверем, Ричард надеялся со временем подчинить себе вторую ипостась. Когда он бежал по ночному лесу, стараясь двигаться всё быстрее и быстрее, будто это позволило бы вывернуться из волчьей шкуры и вновь стать собой, существовал только свежий ветер, бьющий в морду, ощущение деревьев, застывших вокруг, и холодная земля под лапами.
Иногда волку Ричарда встречались настоящие волки и даже медведи, обитатели леса на окраине, который он выбрал в качестве базы для своих "забегов". Словно какой-то внутренний инстинкт заставлял их держаться подальше от оборотня, который пах и ощущался иначе, чем другие животные. Смесь запахов волка и человека, с тонкой ноткой вибрирующей силы, пугала и не позволяла приблизиться. Но ещё ни разу он не встречал других оборотней - стая охотилась вблизи лупанария, полагая, что древняя сила земли защитит и поможет, если им будет угрожать опасность.
Сегодняшний день оказался неприятным исключением - даже на расстоянии, не приближаясь к одной из привычных полян, волк почуял родственный запах. При этом сила воли Ричарда оказалась слабее, чем интерес зверя, который, не теряя ни минуты, двинулся в направлении сородича. Он крался на полусогнутых лапах, не доверяя незнакомцу, и если бы не цвет шкуры, ему удалось бы слиться с выпавшим в последние дни снегом.
Волк, нарушивший его одиночество, застыл на краю поляны в неестественной позе - как будто силился убежать, но не мог. Сквозь шкуру незнакомца явственно проступали рёбра, да и сам зверь не производил впечатления опасного противника, сказывалась его худоба и неказистость. Волчонок... - мелькнула в сознании мысль, родственная человеческой, и Ричард сделал ещё один осторожный шаг, приближаясь. Чуткий нос уловил лёгкий, с привкусом снега аромат старой крови - неподалёку от молодого оборотня валялась тушка зайца, уже начавшая остывать, - и металлический запах крови сородича, который вызвал противоречивые чувства - волку хотелось броситься на раненого и в то же время зализать чужую рану, чтобы помочь. Но он не спешил приблизиться, заметив в снегу рядом с волчонком блеск металла, лишь остановился неподалёку.

Волк медленно начал обходить незнакомого сородича, принюхиваясь и приглядываясь. Ему уже приходилось встречаться с людскими приспособлениями, однако знакомство никогда не было настолько близким. Круг за кругом радиус, по которому двигался зверь, сокращался, и вот уже легко можно было увидеть зубья капкана, впившиеся в лапу волчонка, рваные края раны и подтёки крови, застывающие на металле благодаря холодному воздуху. Волк знал, что чем дольше  чужеродный предмет находится в контакте с телом, тем хуже, со временем плоть оборотня, подчиняясь законам регенерации, присвоит даже металлическое приспособление, и тогда удалить его будет намного сложнее. Откуда пришло это знание, зверь не задумывался, тихий внутренний голос был уже привычной его частью.
Ричарду приходилось постоянно одёргивать волка, настолько сильным был будоражащий запах крови. И пусть зверь наверняка был уверен, что тело принадлежит ему, а человек в нём — всего лишь кратковременный гость, он слушался влияния изнутри, осторожно приближаясь к капкану и изучая его. Судя по тому, как воспалилась лапа волчонка, охотничий инвентарь был рассчитан не на обычную лесную дичь, а именно на оборотней. Это само по себе было плохим знаком, ведь встретить в лесу охотника за головами «нелюдей» Ричарду абсолютно не хотелось. Однако эта проблема была не основной на текущий момент, на первый план выдвинулась необходимость помочь, освободить молодого волка из ловушки.
Почуяв запах более сильного оборотня, волчонок припал к земле в позе подчинения. Волку это понравилось — он прекрасно осознавал свою силу и был доволен тем, что даже зверь, не принадлежащий к его стае, признаёт превосходство сильного. Одновременно это заставило его принять волчонка в качестве своего подопечного, а значит, следовало избавить того от досадной помехи, удерживавшей на месте. Сам волк без раздумий отгрыз бы себе лапу, если это требовалось бы, чтобы освободиться, ведь опыт подсказывал — вырастить новую можно за несколько часов, в зависимости от площади поражения. Уйти с опасного места — ведь в любой момент мог вернуться владелец капкана — было просто необходимо.
Капкан крепится к дереву цепью, чтобы нельзя было убежать. Цепь наверняка лежит под снегом, — тихий голос вновь возник в голове волка, поэтому он приблизился к волчонку, рассматривая снег вокруг. Молодой зверь дёргался, стараясь вырваться, и цепь, ранее надёжно спрятанная под покровом снега, теперь была хорошо заметна в слабом свете луны.
Мощные челюсти привыкли рвать нежную плоть жертв, но, как оказалось, неплохо справились бы с не очень толстой цепочкой. Однако как только волк сомкнул зубы на металле, их словно обожгло огнём, и он отскочил в сторону, мотая головой. Голос изнутри подсказал, что цепь покрыта ненавистным для зверя серебром, но концентрации недостаточно, чтобы причинить серьёзный вред, надо только перебороть себя. Волк подошёл снова, ожесточённо терзая металл, пытаясь разорвать звенья там, где они крепились друг с другом, а следовательно была слабина. После нескольких сильных рывков цепь не выдержала, лопнув с жалобным звоном, и капкан потерял свою связь с деревом, к которому был прикован ранее. Волк отбежал к краю поляны, обернувшись и глядя на волчонка. Надо уходить. Здесь опасно оставаться.

Снег усиливался, и зверь понимал, что это очень удачно, ведь поляна была покрыта следами, оставленными как самим волком, так и молодым волчонком, который неуверенно застыл на месте, хотя цепь больше не удерживала его. Оборотень ждал, и наконец его ожидания оправдались – незнакомец медленно поковылял к опушке, подволакивая лапу, намертво зажатую капканом. Волку не приходилось испытывать на себе весь тот спектр ощущений, что могли подарить металлические зубья, сжавшиеся на плоти и разрывающие её до кости, но человек внутри него знал, что в этом мало приятного. Следом за волчонком тянулась глубокая борозда, которую оставлял в снегу капкан, и алая цепочка капель крови, которую на белом покрывале земли не заметил бы только слепой.
Волк взмахнул головой, стряхивая нападавшие на его коричневую шкуру снежинки, и сделал ещё шаг в направлении чащи. Внезапно раздавшийся в ночном воздухе громкий хлопок прибавил волчонку прыти, а внутренний голос оборотня стал слышен более чётко. В нём было предостережение, волнение и страх. Волк не знал, как помочь, ведь если бы охотник вышел на поляну, след на снегу непременно довольно быстро привёл бы его к двум оборотням, которые не могли двигаться быстрее. Человек же пытался вырваться наружу, с каждой секундой становясь всё сильнее, выталкивая зверя из тела.
Обратное превращение всегда проще. Разумом я понимаю, что оба тела – и человеческое, и волчье – принадлежат мне, но каждый раз перекидывание в зверя – борьба с самим собой, попытка удержать привычный облик, а возвращение в человека – победа, которая вырывается не клыками и когтями, но разумом и волей. Почему-то волк не старается задержаться, может, потому что у него есть та уверенность в себе, которой так не хватает мне? Может, он всегда знает, что сможет вернуться?..
Ступни и ладони сразу ощутили, что снег не такой уж тёплый, как это казалось волку. Белое пушистое покрывало не было ни лёгким, ни приятным на ощупь, но альтернативы не оставалось – волчьи лапы не предназначались для чего-то, кроме бега, а капкан на лапе волчонка явно мешал тому, чтобы как можно быстрее убраться с опасного открытого места. Откинув за спину падающие на лицо волосы, Ричард поднялся и приблизился к жертве неизвестного охотника. Пальцы аккуратно ощупали металл – в человеческой форме прикасаться к стали с серебряным покрытием было неприятно, но к лёгким ожогам легко можно было привыкнуть, - и поудобнее перехватили зазубренные металлические дуги. Конечно, сверхъестественная сила оборотня превышала те показатели, на которые могли рассчитывать изготовители капканов для обычных волков и медведей, так что можно было попробовать просто разорвать металл, однако сложнее оказалось бы при этом не травмировать и без того плохо выглядящую лапу волчонка ещё сильнее.
В юности Ричард увлекался техникой, даже пытался самостоятельно ремонтировать велосипеды, но об устройстве капкана имел довольно смутные представления. Единственное, что приходило в голову, - должен же охотник как-то доставать погибшую или обессилевшую за время нахождения в капкане добычу? Значит, где-то наверняка есть точка, нажатие на которую раскроет намертво сведённые зубья. Пальцы парня переместились на внутреннюю сторону капкана, ощупывая её миллиметр за миллиметром в поисках потайного рычага. Потом он и сам не мог бы сказать, какой точно участок металла задел, когда устройство вдруг негромко щёлкнуло и раскрылось. Ричард взял с земли пригоршню снега, стирая с пальцев попавшую на них кровь, и отступил на шаг, разглядывая результат. Конечно, могло быть и лучше, но с другой стороны, теперь волчонок по крайней мере мог, хоть и не в полную силу, наступить на повреждённую лапу.
- Идти можешь? У меня неподалёку машина стоит, там есть аптечка, – он вопросительно поглядел на молодого волка, не настаивая и давая возможность выбрать. В конце концов, вполне возможно, что у незнакомца рядом есть логово или он просто не захочет следовать за невесть откуда взявшимся оборотнем.

Ричард терпеливо ждал, пока волчонок примет решение, - в общем, его устроил бы любой исход, но в глубине души он почему-то ощущал собственную ответственность за дальнейшую судьбу сородича. На месте незнакомца Зееман представил себя, и богатое воображение в красках показало ему, что стало бы с молодым волком, останься он один посреди зимнего леса. Дикие звери прекрасно чувствовали как силу оборотней, так и их слабость. И если на взрослого самца они никогда не кинулись бы, понимая, насколько неравны их силы, то молодой, да ещё и раненный вервольф был удачной добычей.
Самым сложным в ожидании было не оборачиваться, чтобы посмотреть, сидит ли волчонок на месте или ушёл за пределы поляны. Мысленно начав считать, Ричард дошёл до пятидесяти, когда его ладони коснулся влажный язык зверя. Сдержавшись, чтобы не потрепать оборотня по голове, как будто это домашняя собака, мужчина неспешно, делая скидку на травмированную лапу сородича, направился к своей машине, которую припарковал неподалёку от автомобильной дороги. Летом на этом месте буйно зеленели кусты орешника, сейчас же чёрный бок внедорожника наверняка могли заметить среди голых ветвей. Правда, местность была довольно безлюдной, и это был один из основных факторов, повлиявших на выбор места для превращений. Хотя с этого дня определённо следовало приступить к поискам нового участка леса – попадаться в канкан на чьих-то охотничьих угодьях Ричарду определённо не хотелось.
Рядом с автомобилем никого не было, и Зееман поблагодарил за это Бога, - значит, охотник начинал свой обход с другой части леса, что позволяло надеяться на то, что они не встретятся ни в скором времени, ни в будущем. Также немало порадовал и тот факт, что машину не угнали за те несколько часов, пока оборотень бегал по лесу, - закрыть её он не мог, ведь в шкуре вервольфа не было предусмотрено карманов. Включив отопление – пока что джип больше походил на большую ледышку, чем на результат технического прогресса, - и достав с сиденья джинсы и футболку, Ричард быстро оделся – волна сверхъестественной энергии вокруг тела постепенно сходила на нет, и организм тонкими уколами холода намекал нерадивому хозяину, что на дворе всё ещё зима, а он ничуть не похож на йети, для чего ему потребовалось бы обрасти густым слоем шерсти и в человеческом облике.
За задним сиденьем обнаружилась искомая аптечка, в которой лежал, по иронии судьбы, настоящий «набор молодого охотника», включающий медикаменты на все случаи жизни. Обернувшись, мужчина с удивлением отметил, что волка больше не видит, его место заняла скорее худощавая, нежели стройная девчонка. Если бы Ричард верил в инопланетян, он вполне уверенно сказал бы, что именно они, спустившись на своей тарелке, забрали оборотня, оставив вместо него неказистого человека, настолько разительно девочка отличалась от волчонка. Обычно Зееман ощущал силу сородичей, даже если они находились в человеческом облике, сейчас же он никогда не поверил бы, что перед ним стоит оборотень. Так же, как исчезла шерсть, куда-то вглубь девочки ушла и её волчья сущность, не позволяя рассмотреть или прочувствовать её. Словно воздух из проколотого шарика, метафизическая сила исчезла, оставив после себя человека – испуганного, дрожащего, слабого.
Стараясь не делать резких движений, чтобы не напугать незнакомку ещё сильнее, Ричард достал из багажника плед, который собирался выложить уже несколько раз, но всё время забывал.
- Ездили с братьями на пикник, ещё в сентябре, – зачем-то объяснил он девочке, как будто наличие пледа было чем-то необычным. – Возьми, а то простудишься.
Почему-то в этот момент из головы вылетело всё, что Зееман знал об оборотнях, - иначе он никогда не сморозил бы подобную глупость, ведь даже молодым членам стаи было известно, что иммунитет вервольфов намного сильнее человеческого, что исключало шанс подхватить почти любую из болезней.

Ричарду оставалось только улыбнуться и развести руками, когда девочка подловила его на оговорке:
– Конечно, ты разве не знала, что одежда – идеальное средство от всех болезней? Лучше, наверное, только чай с мёдом, но его очень сложно случайно захватить с собой, – по правде говоря, он и сам удивился, что такая простая мысль не приходила ему раньше в голову. Закинуть в машину термос с чаем, а после возвращения в человеческую форму сидеть в темноте, не включая свет, и медленно наслаждаться сладким теплом... Впрочем, приходилось обходиться тем, что есть, не забредая особо в дебри вероятностей. В аптечке обнаружился бинт и перекись водорода, которые помогли бы обработать рану за неимением лучшего.
Жестом пригласив девочку присесть на заднее сидение, Ричард опустился на корточки, разглядывая рану. Снаружи не очень сильная, в глубине она была очень неудачной, – за то время, пока плоть соприкасалась с серебряным покрытием, на ней остались ожоги, которые мешали организму оборотня полноценно регенерировать. Идеальным вариантом было бы срезать «лишнее», но после того, как девочка превратилась в человека, такая версия казалась ещё более бесперспективной, чем отгрызание лапы в облике зверя. Насчёт себя Зееман был уверен, тренированное тело с лёгкостью бы залечило подобные раны, но вот юная вервольф, да ещё и с настолько глубоко загнанной силой... Ричарду абсолютно не хотелось практиковаться в остановке сильных кровотечений в полевых условиях, поэтому он слегка намочил ватный тампон перекисью и осторожно провёл по краю пореза.
Пожалуй, ощущения от такого «лечения» были более чем неприятными, однако надо было хотя бы удалить оставшееся на мышце серебро, чтобы оно не продолжало вредить организму оборотня. Чтобы отвлечь «пациентку», он заговорил:
– Трое братьев и сестра... Младшие... Но разница не очень большая, так что они не считают меня занудным стариком, который уже учится в университете, а я их – малышнёй, которой самое место в детском саду... – Ричард усмехнулся, вспоминая, как впервые приехал домой на свежекупленном внедорожнике. Восторгу семьи не было предела, сразу же придумалось тысяча и одно дело, для которых можно было бы использовать это достижение современного прогресса. Но в реальности они лишь пару раз выехали на природу, решив, что в полноценное путешествие отправятся летом, когда будут каникулы. – А я Ричард... – тут он споткнулся, автоматически чуть не назвав фамилию – сказывалась практика в школе, где для ребят он был учителем и называть его просто по имени они не могли. А сам Ричард долго привыкал к «мистеру Зееману», не отзываясь на такое обращение, будто оно относилось к кому-то другому.
Решив не испытывать терпение девочки и её болевой порог, мужчина на минуту отвлекся от раны, чтобы включить печку. Конечно, внутреннее тепло никуда не девалось даже в человеческой форме, но промерзшая насквозь машина была как минимум неуютной. Тихий шум наполнил салон, вместе с тёплым воздухом распространяясь по небольшому пространству. Сразу стало спокойнее, будто холодный зимний лес отступил, а крадущийся где-то в темноте охотник превратился в туриста-экстремала, которого случайно занесло в дебри январской ночью.

Пытаясь сгладить неловкость, возникшую из-за его молчания, Ричард с радостью ухватился за предложенную Нео тему:
– Да, на тему «Сто способов заболеть или сделать вид, что жить тебе осталось считанные часы, и провести их надо где угодно, только не в школе» я мог бы защитить целую диссертацию, – странно, но разговаривать с малознакомой девочкой-оборотнем было почему-то очень легко. Так иногда доверяешься случайному попутчику, знакомство с которым займёт от силы несколько часов, а потом вы расстаётесь и больше никогда не встречаетесь. В такие моменты можно рассказать всё… или почти всё. – Помню, Дэниэл, наш самый младший, перепробовал все возможные варианты – была зима, так что и на улицу без одежды выскакивал, и мороженое ел… Но, как водится, чем сильнее хочешь заболеть – тем крепче здоровье. Пришлось ему градусник к батарее прикладывать… правда, на этом его уже мама поймала… Досталось, конечно, неделю дома сидел.
Взгляд мужчины, устремлённый в небо, будто на нём показывали кадры из его – тогда ещё счастливого и безоблачного – детства, зацепился за серп луны, медленно сползающий к горизонту. Несмотря на то, что зимняя ночь длинна, и ей когда-то на смену приходит утро, даже если приходится она на такой откровенно неудачный день. Лес вокруг хранил молчание, и Ричард в очередной раз понадеялся, что трагическая часть его с молодой волчицей встречи закончилась, а дальше будут только удачные моменты. Заметив её неловкость, связанную с нежеланием пачкать сидения, он лишь махнул рукой:
– Ерунда, что я только в ней не возил уже…
И кого… – ехидно подсказала память. Что и говорить, несколько раз вервольфу приходилось буквально на своих плечах вытаскивать сородичей из квартиры Райны – подруга Ульфрика любила разнообразие, не ограничивая круг своих интересов одним Ричардом. Молодые, потерявшие сознание волки весили очень мало, а кровь, сочащаяся из ран на их телах, и слизь от вынужденного превращения слишком быстро впитывалась в мягкие сидения. Тогда ему было всё равно, а потом старшие соплеменники дали адрес автосервиса – своего, принадлежащему такому же оборотню, который мог без лишних расспросов и машину помыть, и сиденья вычистить. По совету опытного волка Зееман и обзавёлся плотными чехлами – сверху мягкая и удобная обивка, а под ней – плотный брезент, через который даже не всякая кислота проникнет.
Он встряхнул головой, отгоняя воспоминания, которые, как обычно, ходили парами – всё, что было связано со стаей, вызывало у Ричарда и чувство дома, тёплого бока рядом, и горечь потери человеческой сущности на пути, где не было возврата. Нереально сложно было жить только сегодняшним днём, не скатываясь в тёмное прошлое и размытые «а если бы» будущего, которое никогда не наступит. И всё же настоящими был снег под ногами, тепло обогревателя и хрупкость волчонка, вытащенного из капкана.
– Большая семья хороша до тех пор, пока не приходится драться за ванную, – усмехнулся мужчина, вспоминая, как изменился распорядок дня всех его домочадцев, когда Беверли начала из девочки превращаться в девушку, а следовательно часами просиживать перед зеркалом, «наводя красоту». – К тому же вовсе не обязательно, чтобы люди, которые заботятся друг о друге, были связаны кровными узами… Когда у тебя есть друзья – это тоже хорошо.
Особенно когда у тебя и твоих друзей одно хобби на всех – покрываться шерстью в полнолуние, – ехидный внутренний голос определённо разыгрался не на шутку. Казалось, он пытается компенсировать идиллию момента, прогнать спокойствие и умиротворение оттуда, где его и быть не должно.
– Кстати о друзьях… – Ричард долго колебался, но потом решил, что от простого предложения особого вреда не будет, в конце концов, девочка всегда может решить сама, воспользоваться ли им. Он порылся в бардачке, нашёл у дальней стенки потрёпанную визитку, телефон на которой уже помнил наизусть, и протянул её Нео. – Доктор Лилиан – одна из… таких, как мы. Но она врач, и неплохо справляется с самыми разными ранами. Если у тебя возникнут проблемы – лучше обратиться к ней, потому что из меня медик не особо опытный.
Мужчина бросил беглый взгляд на рану – вроде бы и воспаление не слишком сильное, но кто знает, как организм молодого волка отреагирует на заражение серебром. Пропитав чистый тампон перекисью и отжав его, чтобы осталось как можно меньше жидкости, он снова провёл по краю раны, пытаясь увидеть, начался ли процесс регенерации. Конечно, ничего не разглядел, края раны и не думали в мгновение ока смыкаться, будто девочка никогда не попадала в капкан. Решив, что лучше хоть так, чем вообще оставить разрез открытым, Ричард наложил на ногу Нео не очень тугую повязку из нескольких слоёв бинта и отошёл на пару шагов, любуясь на творение своих рук.
– Да уж… Имена с королём у нас и вправду похожи, но такой судьбы себе я не пожелал бы, – это ж какая ответственность, страной управлять. Тут не только сердце потребуется, но ещё и множество качеств… Уж лучше просто жить, как обычный человек…
Зееман старался, чтобы его голос звучал весело, чтобы в нём не проскальзывала тоска по такой недоступной «простой» жизни. Чтобы не терзаться лишними сомнениями, он уже решил для себя – раз теперь у него новая жизнь, то и прожить её надо так, чтобы не пришлось стыдиться за бессмысленные годы. И в текущем дне можно было смело ставить галочку «Доброе дело – выполнено».