Ласка призадумался, а как вообще на этот шабаш забрел, да еще участия принял в виде мать его добровольной жертвы? Честно пытался воскресить в памяти ту ночь, но более менее запомнил начало. Полнолуние, он уходил подальше от улиц полных людей и даже направление к любимым заброшкам выбрал, но… Но почему то когда дошел до нужного поворота в не самый благоприятный район повернул. Девушка так не вовремя налетела, из ее телефона сорвались наушники, а потом зазвучала приятная музыка. Она походила на что-то среднее между ударными ритмами, как бьется сердце и убаюкивающей агрессию энигмой, мелодии с монашеским уклоном. Затягивающие мотивы чуточку эротики, чуточку святости и невинности. Лукас когда поднимал упавший телефон заслушался, замер на пару минут. Чуткий слух за основным на первый взгляд неприметным биением сердца на записи услышал, как стучит сердце его матери. Единственная женщина, которую любит безответно, мать от него отказалась, как только стал оборотнем. Только после того, как девушка его позвала по имени, отдал телефон его законной хозяйке и ушел. Ему самому казалось, что уходил к заброшкам, и ворон летел рядом, когда по крышам несся. Но добравшись до места назначения понял, это не ЕГО заброшка, это здание похоже, но не оно! Более того, он завис на стене старого здания впиваясь острыми надежными когтями в стену, слушал музыку с крыши. Она как в плеере, только поют вживую и отбивают ритм на ударном инструменте. Звук завораживает не только его самого, но и ворона. Оба слушают. В какой то момент показалось, что на крыше никого нет, только птицы в клетках. Птицы щебечут, кудахут, их много, очень много и все их. Ласка, крупный хищник оборотень взобрался на крышу. Ломал клетки и рвал с яростью дикого зверя птичьи тела. Слизывал с жадностью брызнувшую на пол кровь. Под крики агонии одних и утоление позывов голода других все меркло. Ворон, тихий, добрый ласковый питомец канатоходца, любящий сладости, воровать женские украшения лютовал против себе подобных. Он убивал и лакал теплую кровь, ел теплое мясо наравне с той же жадностью, что и хозяин. Со временем эта особенность лишь крепла, чем дольше ворон живет бок о бок с оборотнем, тем более злее становится в ночи полной луны. Когда закончилась еда, стихли голоса птиц оборотень ласка устрашающих размеров, забрызганный кровью, в налипших на шкуру перьях скрылся на стене. Ворон последовал за оборотнем, Лукас услышал как бьется сердце барабанов, под стать его, словно кто-то подстроился, успокаивался под женское пение. Голос убаюкал ярость. Затем им с питомцем стало интересно, они осознанно и вполне миролюбиво обозначили свое присутствие. Затем последовал визг и все женщины разбежались! На полу имелись следы жертв принесенных матушке луне, в пентаграмме валялся брошенный чудной нож. На рукояти в свете огня мерцали яркими вспышками камни, а в воздухе расползался манящий аромат лесных трав и ягод. Вот Лукас с вороном лакают этот сладкий отвар. Огромная ласка оборотень заваливается на бок, как подкошенный, как большая плюшевая игрушка без костей. Тело отказало ранее, чем сознание. Он смутно чувствовал, как кто-то поднял его и положил в место, где умирали птицы и валялись их трупики. Женская рука мягко, по хозяйски поглаживала его морду, ложила руку на морду, на нос, как это делают кинологи, когда дают собакам запомнить свой запах. Эта женщина без лица и со смутными очертаниями говорит что он хороший мальчик. В сознание Лукаса это голос мамы, маму нельзя кусать, маме будет больно. И оборотень считая что это мать его ласкает отворачивает морду скалясь, обнажая острые клыки. Рядом другая женщина положила его ворона. Но ворона ложили рядом с хозяином подозрительно уважительно. Отдаляющийся материнский голос говорил, пока жив Лукас, они всегда будут нужны. Да и им нужны были глаза птицы уносящей души. Что это значит, осталось за гранью понимания. Проснулся уже на крыше без этих ненормальных и мама ушла, канатоходцу стало тогда тоскливо.
- Габриеэль, - поведя тревожно плечами, словно не должен этого говорить, - я не туда изначально хотел идти, девушку сбил с ног случайно. У нее на телефоне музыка странная играла, она как бы имитирует стук сердца и затягивающая, как энигма. Я не туда пришел, и на крыше была та музыка, но в живом исполнение. – задумавшись добавил, - имею ввиду ту часть записи, где барабаны имитируют биение сердца и голос певиц. Это было красиво, этот ударник уловил биение моего сердца один в один. Потом рвали, убивали с вороном птиц на крыше. Скрылись на стене и вылезли обратно после того как стало слишком интересно что они там делают. Далее говорил, эти женщины разбежались с визгами все побросав. После отвара очень захотелось спать, отрубился. Тело раньше, головы. Я слышал голос мамы, чувствовал как она ласкает, - недовольно фыркнув, - но моя мама пахнет по другому. Это другая молодая женщина, моложе мамы. Укусить ее не осмелился. И они бережно на место бойни отнесли, ворона рядом уважительно положили. – Посмотрев в окно тоскливо, будто мама не мама там сейчас, - мама говорила пока я жив, они будут нужны кому то… наверное это как то связано с тем, что ласк в городе больше нет. И от моего ворона нужно было перо, говорили что птица уносящая души мертвых позволит им видеть что-то… Но я так и не понял что и как узнали мое имя. Если честно, то и сейчас не смогу аферистку укусить, ее запах как родной. Кстати, на крыше они убрали все трупики птиц и все, что от них осталось.
Лукас рассказал все, что вспомнил, правда не знал сам что с этим приключение делать до сих пор. Часть оборотня злилась, за то что усыпили, а вторая не против найти эту недомаму чтобы спросить – зачем это вообще было творить? И да… недомать оборотень ласка до сих пор не осмелится укусить, наваждение не иначе. Головой понимать что это чужак, а навредить кажется своего покалечишь. Наваждение навеянное одним, перехватил другой. Мммм
- На плечо и к себе в комнату, - прижимая к себе, толкаясь в руку любовника шепнул протяжно долго и сладко, - один раз и спать. Рядом с тобоооой…
Резкий толчок бедрами в ласкающую руку, тело Лукаса крупно дрожало, напрягалось.