Самайн

- Смотри внимательно, в следующем году будешь делать все сам, - строго выговаривал сыну Лоури Талврин, хотя глаза и смеялись. – Я и Дарону запрещу помогать, имей ввиду.
- А вот и справляюсь! – топнул ногой мальчишка лет шести. – Вот хоть сейчас!
- Приступай, - усмехнулся антиквар, отходя от стола, на котором лежало сейчас немало ритуальных принадлежностей. – А ну как уже вырос, а мы и не заметили.
Келин насупился, но забрался на стул и стал внимательно рассматривать все имевшееся в распоряжении богатство, к которому ему не особо-то и давали прикасаться обычно. Дарон – потому что ему все это нужно было для учебы, отец – потому что сейчас не время.
- Фрукты и траву надо на крыльцо и там где можно под окна, - начал перечислять мальчик.
- Все фрукты? Может тогда и бананов принести? – пока еще сдерживал смех отец.
- Ну… Нет, эти тут ведь не растут, а надо такое, чтоб местное, - нахмурился Кел. – И морковку с тыквой надо.
- Они тоже фрукты?
- Они тоже на крыльцо!
Зачастую, если в их доме появлялись продукты исключительной свежести, то они были или для Дара и Билла, или для гостей, или для праздника. Поэтому тут Келин не особо боялся ошибиться. Но вот дальше…задача предстояла куда как занимательней, ибо специально обычаям колеса года его никто не учил. А ошибиться не хотелось. Все же мальчик сам себя считал вполне уже взрослым. Для того, чтобы поставить в подсвечники какие-то там свечки так точно.
- На закате…красные? – немного неуверенно уточнил Кел, поднимая глаза на отца.
- На западе, - поправил его Лоури. – А что же красные? Надеешься приманить любовь? Не рановато-то?
- Нееее… Обнимашки-целовашки – это фу! – скривился мальчик, чем все же вызвал смех у отца. – Красный, вроде бы, еще про силу и что-то про семью и мозги.
- Про мудрость предков, Келин, - мужчина опять начал бороться с желанием расхохотаться. – Допустим, на запад действительно можно красные. А что же поставим на юг?
Мальчишка вновь нахмурился, перебирая варианты в памяти. Хотелось, конечно, какие-то красивые – те же зеленые или фиолетовые, но Дарон бы назвал его дурнем, если бы он такое сказал. Братец Дар вообще любил сказать что-нибудь эдакое, а потом читать нудные нотации и поучать еще несколько дней к ряду.
- Эм…коричневые? – все же назвал он и продолжил после кивка отца. – Они вроде как про богатство и чтоб все дома хорошо было. А на востоке белые – они чистые, а утро новое!
- Кел, главное никому больше так объяснить не пытайся, - опять отсмеялся Лоури Талврин. – По сути, верно. Коричневые – стабильность и благоденствие. Белые – благословения и новые начала. Остается север, не так ли?
- Так… - ссутулился Кел.
- И?
- И туда надо нехорошие…
- Нехорошие – это какие?
- Ну…черные?
Дарон часто говорил, что черные свечи часто используют для дурных дел. Келин это запомнил и потому ничего хорошего от них не ждал. И не понимал, зачем они нужны на праздник.
- Келин… Черные – не значит плохие, - покачал головой отец. – Черные свечи могут обозначать еще и память о прошлом. И не только это. Нужно будет поискать для тебя что-то…доступное на этот счет.
- Эй! Я не маленький! – возмутился мальчик.
- Конечно, большой, - согласился антиквар. – Просто без картинок будет ведь скучно, не так ли?
С этим Кел охотно согласился. Книги с картинками он любил. Без них же быстро становилось скучно. А в случае с книгами отца и вовсе непонятно. Так что хорошую книжку можно было и подождать.
- А еще на окно нужно яблоки и изрезать их картинками, только я не помню зачем, - припомнил Кел, деловито втыкая свечи в подсвечники. – И ты мне все равно нож не дашь.
- Не дам, - кивнул Лоури. – Надо же мне что-то в подготовке к празднику оставить и для себя. Иначе плох бы я был, если бы на Самайн сам ни к чему руки не приложил. Нам ведь еще многое нужно успеть…
Келин кивнул. О том, что на каждый праздник дел немало он помнил. На Самайн следовало украсить дом, приготовить еду и непременно все время надо было вспоминать тех, кого нет рядом или нет уже вообще. Но это до заката. После от него и до излома ночи  следовало праздновать и благодарить природу за урожай. А после полуночи, если не будет спаться, то ждать рассвета, дабы с ним ушло все гадкое, что только могло явиться. Например, сестрица Эйра. С нее сталось бы до утра скрестись в окна и завывать под ними, подговорив кого-то из оборотней прийти «на подпевку». А еще тоненько проситься, чтобы ее пустили. Но отец в этом году сказал, что можно не пускать. Чем именно та его разозлила, Келин не знал, но был рад подобному исходу. Все же Эйра, даже когда не была страшной, очень не смешно шутила и все время грозилась показать что-то интересное. Поэтому провести Самайн без нее звучало как безумно хорошая идея, заставлявшая ждать вечера со все большим нетерпением…

Женщина, крадущая сны

Сэр Грегори Маубентрой подпирал плечом стену и с невеселой усмешкой смотрел на сутулого мужчину, расположившегося в кресле у камина. Огонь плясал в очаге, заставляя извиваться тени вокруг и делая усталое лицо собеседника едва ли не инфернальным.
- Дикон, ты уверен? – в голосе прозвучала не издевка, но явное недоверие. – Да она и на минуту не поверит.
- Так сделай так, чтобы поверила, - огрызнулся сидящий. – Мне некого больше послать. Из тех, кому я могу доверять, ты хотя бы вхож в ее окружение.
- Из тех, кто входит в твое окружение, я меньше всего похож на предателя, Ричард, - в этот раз голос Грега прозвучал устало. – Во всяком случае, хотелось бы в это верить.
- Значит, нам всего лишь нужно найти повод, который поставит твою верность под сомнение в глазах ее сторонников, - вполне уверенно отозвался названный Ричардом.
- Всего лишь?
- Ты приударишь за Энн.
Воцарившаяся тишина вскоре прервалась нервным смешком, переходящим в невеселый хохот…
Что ж… Подобного следовало ожидать. Сын Роджера Маубентроя при особе Ричарда Глостера состоял уже давно. С отрочества. Его приставили к принцу в качестве свиты при посещении поместья графа Уорика. Энн Невилл, родственница графа, понравилась Дикону еще тогда. И эта же прелестная Энн косвенно была одной из причин нынешних бед. Видит бог, Грегори предпочел бы лишний раз не связываться с любовным многоугольником вокруг Дикона, но друг и сюзерен просто не оставлял выхода…если сам Грег хотел оставаться другом и преданным сторонником.
В детстве…все было проще. Был Ричард – славный парень, хоть и принц. Был сам Грегори – сын верного, хоть и мелкоземельного лорда. Был Фрэнсис Ловелл – тот еще задавака, но «свой» и от того находящийся в круге общения. Была Изабель Невилл, мнящая себя взрослой леди, забривавшая лоб под эннен и отменно вопившая, если накидать ей жуков на юбку или засунуть в корзину для рукоделия жабу. А еще где-то поблизости крутилась ее младшая сестра Энн, которую Дикон находил от чего-то очаровательной и не давал донимать даже Фрэнсису.
Вот только детство закончилось. И жизнь слишком многое расставила по иным местам. Разве что Дикон все также находил очаровательной Энн. Хотя, признаться, сам Грегори откровенно не понимал, что тот нашел в этой немощной особе. Сам он предпочитал женщин…поярче. И поживей, чего уж там. Что в разговоре, что в постели. В страстность натуры возлюбленной друга мужчине не верилось. Бледная немощь, с какой стороны ни посмотри.
С чего же все началось? Пожалуй, со слухов об обстоятельствах тайной женитьбы короля на леди Грей. История была до одури дикой, да и скандал вышел знатный. Болтали, мол, толи тот  выловил ее в лесу и склонил к сожительству, то ли она сама его гоняла вокруг дуба, пока тот не согласился. Словом, судачили об этом все, кому не лень.
А ведь стоило насторожиться уже тогда! Все же не зря в народе шептались, что леди Риверс, мать той самой особы, была ведьмой не из последних. А раз так, то и история не могла закончиться лишь скандалом с обманутой невестой короля.
А ведь действительно после этого все и завертелось. Попытки графа Уорика породниться с принцами, его бунт, последовавшие за этим беспорядки…
Йорки, Ланкастеры… Вечные подозрения… Сам Грегори, как приближенный Ричарда, практически не имел выбора. Белая Роза. Йорки и только они. Все же какой бы нелюдимой сволочью не был его собственный отец, но уж о вассальной преданности тот вещал с завидным постоянством. Да и сам Грег считал Дикона другом. Насколько другом может быть принц и сюзерен.
Когда после битвы при Тьюксбери братья Йорки вернули себе страну, волна всеобщего ликования заставила дышать свободнее. Зря. Странные слухи. Изодранные или обескровленные тела сторонников. Подозрительные смерти и неудачи на пустом месте… Кто-то очень не любил Йорков. Ланкастеров, впрочем, тоже не щадил. И этого кого-то стоило найти до того, как тот добьется желаемого…
И, да, пик всего этого мракобесия пришелся как раз на то время, когда Ричард, окрыленный успехами, вновь вспомнил о своей прелестной Энн, которую видел не иначе как собственной супругой. А уж когда та забеременела, то и вовсе наступила пора опасаться едва ли не каждой тени.
Отравленные книги, проклятые украшения, странные типы и не менее странные события. Череда «случайностей» разного толка не давала спокойно спать ночами. Да Грег и сам чуть ли не неделями толком не спал! Во сны лезла всякая бесовщина. То потрошащие розовые бутоны вороны, то неясные тени, режущие шеи друзей и сливающие кровь в кубки, то просто темнота и хохот. Далекий, холодный…женский…
Казалось, ни одна беда не находила в себе сил, дабы миновать пороги тех, кто был ближе всего к короне. И это заставляло многих сомневаться в том, а стоит ли поддерживать хоть одну из Роз. Ибо доставалось сторонникам что Белой, что Алой…
Первой на кого стали грешить, была та самая леди Риверс. Жакетта была женщиной властной и сведущей в колдовстве, но…не сходилось. Та желала власти через возведение на трон своих потомков методами вполне матримониальными, пусть и приправленными колдовством. Приворотные зелья, дамы, чьих лиц и не вспомнить. Это было вполне в духе старой карги. Но вот откровенные покушения на убийство… Все же – нет. Та была достаточно осторожна, чтобы подпасть в случае чего под постриг, но не на виселицу.
Была череда прочих лиц. Графы, виконты, шуты, врачеватели… Все было не то. Не сходилось. Не хватало то сил, то влияния, то ресурсов, то элементарно ума.
Последней на данный момент кандидатурой на рассмотрении оказалась Маргарет Бьюфорт, леди Стенли. И к ней вело слишком уж много нитей… И болезнь Энн, и арест Кларенса, и засилье «волков» по деревням… Везде мелькала ее низенькая сухощавая фигурка. И именно к этой леди Ричард Йоркский упорно посылал своего друга, ибо тот в детстве был дружен с родственником нынешнего лорда Стенли.
- Дикон, я попытаюсь, но…
- Что угодно, Грег.
- Позаботься о Кэтрин и дочке, если эта мегера найдет на меня управу.
- Обещаю.
И надо же было поверить этому обещанию... Однако в ближайшие дни все шло даже слишком хорошо. Леди Маубентрой с дочерью отправились в поместье под крыло к свекрови, не так давно схоронившей своего законного домашнего тирана, Грегори же стал все чаще мелькать в окружении Энн Невилл. Разговор здесь, слушок там…
- Вы можете сколь угодно мне не верить, леди Стенли, - усмехнулся Грег, отпивая из кубка. – Но ему бы подошел кто угодно, но не девица Невилл. Чудо, что ребенок вообще родился.
- Такую заподозрить в измене с лучшим другом супруга тоже сложно, - тонкие губы на бледном лице женщины искривились в намеке на ухмылку. – Вы выбрали не тот метод, сэр Маубентрой. Но определенно нашли благодарного собеседника.
- Пока наши интересы совпадают, - усмехнулся в ответ мужчина.
- Пока совпадают, - согласилась Маргарет Бьюфорт. – Полагаю, мы вполне могли бы обсудить этот вопрос вечером пятницы.
Грегори не был святым. Во многих отношениях. Они с Ричардом вполне могли бы посоревноваться в количестве бастардов и начищенных рыцарских морд во время хмельных пирушек. Но вот предательство, пусть даже и мнимое, настолько тяготило душу, что хотелось лезть на стены. Да еще и эти сны… Женщина или дьяволица – один господь и разберет, смеялась все ближе и злее. И все…более знакомо, хоть мужчина никак не мог вспомнить, кого именно голос так напоминает…
Казалось, тень этого мнимого греха давила настолько, что пробиралась уже не только в сны. Ночами сэр Маубентрой чувствовал могильный холод, ему мерещились голоса в тенях и чужие взгляды в пустых комнатах. Порой он ловил себя на мысли, что за ним следят птицы. А в короткой полудреме видел то мертвую Энн, то Кэтрин на ее месте, то бледную фигуру в облаке вуалей, улыбающуюся тонким оскалом леди Стенли…
О! Это все определенно было дурным знаком. Как было дурным знаком и то, что беседы с Маргарет Бьюфорт вспоминались будто бы урывками, когда Грег пытался старательно описать Ричарду их договоренности. А еще мужчина, хоть убей, не мог вспомнить, кто из его любовниц повадился кусаться…
И, да, очередной кубок в обществе дамы с вуалями оказался отравой, которая обрекла Грегори на второе рождение…и полновесное предательство всех тех, кто был ему дорог. Нестерпимая жажда и обезумившие глаза жены и дочери… Череда поручений, одно черней другого, и наказаний за неповиновение. Ложь сюзерену… Теперь уже сюзерену ли? И, да, несмертельный яд в бокале Дикона накануне Босфорта, который все же привел к смерти…бывшего друга. Во многих смыслах бывшего. Грегори не простил себя за то, что совершил под влиянием своего мастера. Но не мог он простить и Ричарда, с чьей подачи оказался в подобном положении.
- И все же...зачем? – голос Грегори глухо отдавался под каменными сводами залы, вполне способной быть названной бальной, не будь она расположена под землей и заполнена гробами. – Вам ведь не были нужны ни Ричард, ни корона…
Нет, мужчина догадывался, что изначальной целью его мастера было что угодно, только не трон, хоть та и вполне убедительно разыграла роль женщины, идущей на отчаянные меры ради «любви». Вот только, признаться, об истинных мотивах даже думать было тошно.
- Но разве не сладка та боль, что привела к восшествию Тюдоров? – обычно холодный голос леди Стенли едва ли сочился патокой. – Поломанные жизни, искалеченные судьбы, страх за каждый будущий вздох… Это определенно того стоило.
Пожалуй, такого ответа и следовало ожидать. Маргарет Бьюфорт мало походила на придворную интриганку, чей предел мечтаний – изведение соперницы. Нет… Эта особа, которая, к слову, и Маргарет-то не была, заняв место умершей от родовой горячки женщины, являлась сущим дьяволом во плоти. Она, казалось, попросту желала сеять ужас в сердцах людей и пожинать его плоды. Как можно дольше. И потому Грегори с горечью осознавал, что ему предстояло теперь занять роль очередного ночного ужаса под рукой этой бледной леди, восхвалить чьи стати он не сумел бы, даже если бы по-прежнему мог как в бытность человеком напиться до беспамятства…
- И все же…почему именно я?
- Дерзишь? – губы женщины скривились в недоброй усмешке. – Но, так уж и быть, сегодня я отвечу.
Это порождение кровавого ужаса ночи плавно подошло к «ныне покойному» лорду Маубентрою. Болезненно тонкая и обманчиво слабая рука коснулась щеки мужчины, отчего тот едва не отшатнулся, чем только позабавил вампиршу.
- Помимо того, что Глостер сам мне тебя подарил? – голос «Маргарет» звучал почти напевно, что, пожалуй, пугало еще больше. – Тебе было, что терять. А, чем сильнее избытый страх и глубже отчаяние, тем ярче становление, не так ли, мой птенчик?
Грегори все же дернулся и женщина громко рассмеялась. Ее всегда неизменно радовало, когда ее «птенцы» раболепствовали или приходили в ужас. Преклоняться и восхвалять ту, что уничтожила его жизнь как человека, Грег попросту не мог. Не бояться, пока что, тоже. Но…это было делом времени. В конце концов, месть была блюдом, которое должно было в значительной мере остыть перед подачей…
Месть… Это то, что заставляло хоть как-то мириться с ситуацией. Месть мертвому Ричарду, о котором в народ можно было пускать слухи один другого гаже, дабы наблюдать, как потомки бывших последователей угодливо поверят в злобного горбуна, чуть ли не всю родню собственноручно и изведшего. Да даже смерть Дикона теперь для Грегори воспринималась местью. Но  и она была далеко не так сладка, как гибель «Маргарет Бьюфорт», почившей от его же руки, хотя до осуществления этого возмездия ему потребовалось чуть более века «смиренного служения»…