Родственные визиты Эйрик наносить не любил.  Нет, родня не отказывала от дома, за исключением совсем уж склочных носителей крови Рейнхартов. Дело было в другом… Положение гостя обязывало многим. С родственников плату за выступление взять весьма проблематично, разве что сами на бедность подкинут, да и то не у каждого еще и возьмешь – мало ли как предложат. Будучи в гостях у особо благородных родственников еще и побочных заработков не поищешь – сразу начнется возмущение, нотации, обвинения в неуважении… Проходили, накушались… Родственников, которым это было безразлично, Рик знал наперечет. С остальными старался пересекаться пореже, ибо встречи эти ничего кроме дурного настроения и тощего кошеля не сулили.
На зиму в этот раз Рик осел в Дэвике. Непризнанный бастард его дядьки был парнем компанейским, трудился охранником при одном вполне респектабельном купце и был рад компании кузена. Этот славный малый сумел даже пропихнуть барда на зиму в учителя к детям торговца, так что Рейну даже удалось немало сэкономить от подобного зимнего соседства.
Когда дороги пришли в состояние, пригодное по меркам барда для путешествий, Рик выдвинулся в сторону Светлого леса, надеясь немало подзаработать на свадьбах, имевших обыкновение начинаться как потеплеет. Дорога давалась легко, даже не приходилось обходить лесом  лихих ребят с нехитрым заработком, которые время от времени начинали свой некультурный досуг вблизи излюбленных купцами и  мелкими торговцами маршрутов.
Рейн даже успел отпеть на двух свадьбах и одних поминках, когда его догнали свежие новости из Озерного края.
То, что в портовом городе кто-то мог утонуть, было делом далеко не исключительным. Такое могло случиться в любой местности, даже если рядом не было водоема. Нередко после особенно бурной гулянки кто-то умудрялся утонуть даже в луже.
То, что в портовом городе кто-то утонул не сам, Рика тоже не могло удивить. В каждой местности были свои способы избавиться от неугодных и свалить все на случай. В Темном лесу чаще грешили на дикое зверье, в порту - на море. Впрочем, в Озерном крае и без моря воды хватало.
А вот дальнейшие россказни вызвали у Рейна немалое удивление. Одни утверждали, что орудует банда, убивающая исключительно богатеев, так как все утопленники были ограблены. Другие грешили на ведьм, пытавшихся призвать покойников себе на службу, но не сумевших по воле Единого. Кто-то шептался о целом ковене, готовящем кому-то погибель. Правда, договориться о том, кому именно, у сплетников не выходило.
Признаться, все эти слухи Рика немало заинтересовали. Все же хорошая история не обязана быть правдоподобной, чтобы попасть в песню. А ведь на волне подобных побасенок можно было неплохо подзаработать на воспевании сюжета той или иной сплетни. Однако для хорошей песни не хватало правдоподобных деталей, и потому бард вновь выдвинулся в сторону Озерного края.
Чем ближе к озерам, тем страшнее были слухи. Поговаривали, что странных утопленников находили и раньше, но не так часто. Тогда грешили на ограбление или оскверненную могилу. Но вот этой весной на грабителей все списать было уже проблемно. Более того, часть утопленников была местной, чего в последние годы не то чтобы не случалось, но не в таком количестве. Да и про сами тела слухи ходили весьма странные. Некоторые утопленники почти не гнили, что ставило обывателей в тупик.
Признаться, Рик не знал, что и думать. Если бы подобную историю рассказал ему кто-то один, он мог бы решить, что собеседник пьян, а то и вовсе не в своем уме. Однако слухи ходили повсеместно. Со временем стали попадаться и очевидцы, спешащие на постой к родственникам, живущим подальше от большой воды. От одного из таких очевидцев Эйрик и узнал, что эпицентром этого безумия является Хайтон. И тут-то барду стало не до песен…
В Хайтоне жила одна из его сестер. Учитывая плодовитость Рейнхартов, Рик подозревал, что кроме нее в том же городе могло найтись несколько дальних родственников, но важнее всего была Мирна, живущая под именем Миранды Шервуд – супруги пекаря. Зимой он писал ей из Дэвика и потому точно знал, что та в тягости и как раз весной должна была родить мужу третьего ребенка. Собирать слухи по тавернам и постоялым дворам резко расхотелось. В Хайтоне нужно было оказаться как можно скорее, пусть даже и для того, чтобы Мирна высмеяла его беспокойство. Пожалуй, при таком раскладе Эйрик и сам рад бы был оказаться осмеянным…
Дорога давалась нелегко. Своей лошади у барда по этой поре не было. Не то чтобы ее совсем не было возможности раздобыть, но брать в спешке первую попавшуюся или отдаваться на милость родственников не хотелось. Такого спутника стоило выбирать вдумчиво… Поэтому Эйрику приходилось прибиваться к караванам и напрашиваться в попутные телеги.
Обычно подобный способ передвижения был вполне доступен и удобен, но нынче в Хайтон народ собирался неохотно. Все больше как-то спешил из него. Иногда два-три дня приходилось брести пешком и провожать взглядом тех, кто старался убраться подальше от тех мест, куда несло самого барда.
Наконец-то Эйрику повезло. Удалось прибиться к купеческому обозу, который следовал как раз в Хайтон, что радости самим обозникам не доставляло. Настроение среди попутчиков витало весьма смурное. Сам купец часто хмурился, теребил рукава и плащ, порывался курить и сетовал на желание напиться. Барда он взял с собой вполне охотно, надеясь хоть как-то отвлечь себя и работников от дурных предчувствий.
Разумеется, Рик для них пел, травил байки у костра на привале, пересказывал те небылицы, которые должны были оказаться в новинку уроженцам Светлого леса, только вот веселья из этого не выходило. Впрочем, отвлечься от мрачных дум это все же ненадолго помогало. Самому барду в том числе.
- Будь моя воля, плюнул бы на все, да сбыл бы товары в Дэвике, - сетовал купец на очередном привале. – Но тут такая неустойка выйдет, что и без штанов остаться можно, если не чего похуже…
Сидящие рядом обозники закивали весьма одобрительно. Все же все встречные так и норовили обозвать их безумцами и посоветовать бежать от Хайтона, как от проказы.
- Всей надежды, что удастся распродаться поскорее и выдвинуться в путь, - продолжал мужчина. – Видят духи, даже с неполным загрузом уеду. Втридорога доберу по пути, но ждать не останусь.
- Думаете, совсем не брешут? – вступил в разговор кашевар. – Помните, года так два тому история была про жадных русалок, которые топили корабли, если им не платили дань? Так ведь потом оказалось, что не русалки то были, а натуральные пиратки. Целый корабль этих бестий, вот и вся история.
- Может, что и привирают, - пожал плечами купец. – Только нам-то от этого сплошные убытки могут выйти. А ну как не окупимся?
- Помилуйте духи! – с чувством воскликнул кашевар, представив подобную перспективу.
- Если из-за слухов некоторые торговцы передумают отправляться в Хайтон, может и прибыльно выйти, - авторитетно заявил крепкий еще старичок, исполнявший роль помощника при своем нанимателе. – Нервно конечно, но за спокойствие потом и чарку поднять не грех. Но задерживаться, пожалуй, будет действительно не с руки. Тут спорить не стану.
- На том и порешим, - кивнул купец. – Эй, бард! Не передумал еще охотиться за своей историей? Вон уже сколько баек пересказали. Одна другой краше.
- Так ведь историй много не бывает, - с напускной беззаботностью ответил Эйрик. – Кто знает, когда еще подвернется возможность стать очевидцем чего-нибудь стоящего?
- Никогда не понимал вашу братию, - усмехнулся купец. – Воистину, странные вы ребята. Впрочем, как говорят? Когда все бегут от волка, бард бежит за ним, чтобы пересчитать зубы, так?
- Зато потом можно написать целый эпос о том, как беззубый волк пытался кого-то зализать насмерть, дабы уморить щекоткой, - пожал плечами Рик под смешок кашевара.
- Если надумаешь все же убираться до нашего отъезда, поищи в «Жирном гусе», - предложил купец. – Видят духи, возьмем с собой. Славный ты все же парень, хоть и дурной.
- Посмотрим, что там еще на самом деле в этом Хайтоне, - усмехнулся парень. – Может, и убираться никуда не придется.
- И то верно, - согласился купец.  – Спой о чем-нибудь, а? Все одно колесо еще не подправили.
Спеть? Проще попросить, чем сделать. Обозникам неплохо заходили и кабацкие песенки, но вот глава обоза считал себя человеком вполне изысканным и просил чаще всего что-то возвышенное. Среди возвышенного найти что-то веселое было проблематично, поэтому приходилось скорее выбирать менее заунывное.
А ветер в даль несет обрывки фраз
И пепел перепутанных желаний,
Но не несет с собой воспоминаний,
Ведь тень их навсегда застыла в нас.

А ветер пишет скошенной травой,
Что наше лето снова на исходе.
Закат для лета, осень на восходе
И груз воспоминаний чуть живой.

А ветер тянет мысли вдоль воды,
Оставив дымку легкой полудремы.
Как будто снова все мы незнакомы
И не понять, чти на песке следы.

А ветер гонит сновидений пух
И дарит нам безоблачные ночи,
Когда луна, как пифия пророчит,
Но ничего не изрекает вслух.

А ветер просит за собой лететь,
Закрыть глаза, расправить крылья птицы
И унестись в предзвездные границы,
Чтобы без слов, одной душою спеть.

А ветер тайны нам устал шептать.
Да мы их слышать, верно, не желаем.
В своем незнанье свечкой тонкой таем,
Чтобы самим однажды ветром стать.

А ветер внемлет сонной ворожбе
Тех, кто читает скрытые посланья
И копит сказки и воспоминанья,
Чтобы самим писать их на траве.

А ветер улыбается в ответ
И растворяет в полутьме невзгоды,
В смешные сказки обращая годы,
И тьму уносит, подарив рассвет.
Обозники привычно слушали больше цистру, чем слова, глядя на расплывшееся в довольной улыбке купеческое лицо. Вкусы своего нанимателя они уже знали, поэтому относились к его выбору терпеливо, если не снисходительно. Единственное, после третьего-четвертого высокопарного произведения начинали явственно скучать.
- Все же не зря я тебя подобрал, бард, - голос купца звучал несколько растрогано. – Ладно, развлекайтесь. Пойду, потороплю этих обленившихся ремонтников, - подытожил мужчина, покровительственно похлопав Рика по плечу.
- А давай-ка о зело влюбчивой жинке мельника, - предложил помощник купца, подождав, когда наниматель отойдет подальше.
Ближайшие обозники одобрительно загудели. Бард согласно кивнул и пристроил цистру поудобнее, начиная наигрывать немудренный мотив весьма похабной песенки, любимой во многих трактирах.
Была у мельника жена
Прекрасна и нежна.
И как женился он на ней
Был счастлив много дней.

Ведь улыбалась она так,
Что мимо не пройти никак.

Выходит по воду она
И тот же час и из окна,
И из дверей, и из дворов
Любой уставиться готов.

Как улыбнется, ей же, ей,
Уже не отвести очей.

Как в поле выведет гусей
Любой готов идти за ней.
Порой ходили всей толпой,
Как тот телок на водопой.

Она пленительно вздохнет,
А дальше уж любой поймет.

Кузнец – вот знатный был ходок
До тех, кто слаб на передок,
Но с ней пошел на сеновал
И больше он уже не встал.

А ей все мало, вот печаль,
Ушла в поля других встречать.

Трактирщик сильный был как вол,
Мог кулаком разрушить стол,
Но с нею под кустом прилег,
Часок блудил, а после слег.

А ей все было нипочем,
Ушла, не вспомнив уж о нем.

Охотники всегда гурьбой
На промысел ходили свой.
В лесу с ней были сразу пять
И разучились в раз стрелять.

А ей еще охота. Вновь
Идет она крутить любовь.

Собрав всех пахарей за раз
Она пустилась в дикий пляс
И так напрыгалась по ним,
Что им уже не встать самим.

А ей все нипочем опять,
И вновь она идет гулять.

И даже старосту села
Она так укатать смогла,
Что он забыл как есть и спать,
И мог лишь громко матюкать.

А ей-то что? Все нипочем!
Ведь жизнь в округе бьет ключом.

А как же мельник выживал?
Да он с ней сам не ночевал.
Он утешать зато готов
Тех, чьих сманили мужиков.

Он и женился потому,
Что так нужна она ему.
Эйрик пел, мужики подпевали и одобрительно улюлюкали, но веселье было все же надтреснувшее, будто бы даже с гнильцой. После починки колеса Хайтон должен был оказать буквально на расстоянии одного дневного перехода.